Читать книгу Когда велит совесть. Культурные истоки Судебной реформы 1864 года в России - Татьяна Борисова - Страница 13

Когда работа над составлением Свода была закончена, Сперанский представил царю записку «О специальных училищах». В ней он изложил план создания Училища правоведения. В отличие от юридических факультетов университетов, где юриспруденция преподавалась как теоретическая наука, правоведы должны были получать образование, ориентированное именно на судопроизводство. В соответствии с уже известным нам планом-запиской Сперанского выпускники Училища должны были постепенно, без коренных изменений системы правосудия организовать правильное гражданское управление и заменить им устаревшее военное. Он подчеркивал:

способные и благовоспитанные делопроизводители нужнее, нежели где-нибудь: ибо у нас нет и долго еще не будет ни ученых судей, ни ученых адвокатов. …Судьи у нас, в нижних и средних местах избираются из дворян, большею частию военных, а в высших определяются из чинов, также военных и гражданских. И нет причины изменять сей порядок, если бы изменить его и было возможно135.

Поскольку знаниями всех нужных законов судьи не обладают, то их решения готовят канцелярские служители. И если они это делают плохо, то судьи «прикрывают только собою… пристрастие или невежество». Отметим, как Сперанский в духе петровского Зерцала возлагал всю ответственность за ошибки правосудия на делопроизводителей, не применивших к делу правильный закон. При хороших делопроизводителях

судья, избранный доверием сословия, с здравым смыслом и чистою совестию, хотя и без технического знания вообще может быть полезнее, нежели судья просто ученый.

Так, по мысли Сперанского, достойные делопроизводители должны были стать своего рода технократами, опираясь на умения и навыки которых, «неученые», но совестливые и облеченные доверием дворян и властей судьи смогли бы достойно вершить правосудие. Отбор в Училище правоведения могли пройти только выходцы из потомственных дворян, чтобы вместе с равными себе, а не с разночинцами из университета, получить правильное «воспитание». «Благовоспитанные правоведы», как подчеркивал Сперанский, должны были обязательно служить по судебной части.

История Училища правоведения довольно хорошо изучена, но есть один важный вопрос, который требует внимания. Он заключается в парадоксе, который стал очевиден благодаря исследованию Ричарда Уортмана о вкладе Училища правоведения в развитие «правовой осознанности» в России в середине XIX века136. Уортман констатировал, что, безоговорочно признавая роль правоведов в утверждении «правовых начал», современники указывали, что знания выпускников Училища в области практической юриспруденции были слабыми и они испытывали большие трудности с исполнением служебных обязанностей по ведомству юстиции137. Возникает вполне правомерный вопрос: как же тогда они утверждали «правовые начала»?

Чтобы ответить на этот вопрос, обратим внимание на особый статус правоведов. Написанный Сперанским Устав училища 1833 года объявлял, что

Училище сие состоит под особенным покровительством Его Императорского Величества и именуется Императорским138.

Устав училища был формальным документом, однако указанный в нем особый статус учебного заведения и, соответственно, особая миссия правоведов стали магистральной линией их «воспитания». Так, придворный протоиерей Василий Бажанов при освящении храма Училища 23 ноября 1835 года говорил, что юные правоведы отвечают перед Богом и царем в своих стараниях стать «служителями правосудия», «служителями правды». Правда объявлялась при этом главенствующей. В служении ей, учил священник, воспитанники должны отказаться от «зыбких умозрений» «иноземного влияния». Им надлежало сначала учиться, опираясь на «основательные познания отечественных законов», а потом трудиться «с очищенными и возвышенными понятиями о важности своего долга»139.

На практике отказ от упомянутых «зыбких умозрений» заключался в том, что в отличие от университетского курса юридического образования теоретические предметы в Училище преподавались в урезанном виде, а упор делался на изучение законодательства. Устав Училища 1838 года сделал набор юридических дисциплин еще более специальным и ориентированным на отечественные законы: государственное право, гражданское право, межевые законы, уголовное право, судебная медицина и местные или провинциальные законы, законы финансовые и полицейские с предварительным изложением политической экономии и сравнительного законоведения. Сравнение с расписанием университетских кафедр показывает, что в университетах при этом читались большие теоретические курсы. Так, например, в Петербургском университете преподавали курс всеобщей теории права и методологии юридико-политических наук, а в Московском – «Начала общенародного правоведения»140.

В целом сами выпускники признавали, что их образование было основано на зубрежке, при этом «…никто из нас не читал юридических сочинений… никогда не было у нас разговоров или споров о выслушанном»141. Самый главный урок, который должны были усвоить воспитанники, заключался в том, что их миссия – восполнить потребность государства «в честных, развитых, неподкупных судебных деятелях, и Училище правоведения давало их щедрою, открытою рукою»142.

Наиболее критический отзыв о качестве образования в Училище дал единственный известный правовед-ученый, вышедший из его стен, – К. П. Победоносцев. Его текст сохранился в архиве Училища:

…многие предметы преподавались только по имени, не оставляли в головах воспитанников прочных ясных и полных сведений, а передавали только памяти несколько отрывочных слов или фактов, ничем не связанных и ни к чему не служащих143.

Примечательно, что отсутствие в учебном процессе системности не помешало Победоносцеву возвеличивать основной урок Училища правоведения, усвоенный выпускниками, – их особую миссию служить правде. Об этом он говорил в своей пламенной речи в 1860 году на празднике правоведов, спустя четверть века после создания Училища:

Разве говорили нам здесь: наслаждайтесь жизнью и таитесь, когда увидите зло и беззаконие? Ведайте бумагу и не тревожьтесь о живом человеке. Идите, доставайте себе чины и почести, поднимайтесь в верх, забирайте силу власти и ведите друг друга к власти и почести? Нет, Бог свидетель! Здесь этому не учил нас никто, и к кому из нас, может, пристала такая мысль, тот сам подобрал ее в пыли на больших дорогах жизни. Нам говорили: есть правда, и кто верно хранит ее в себе, тот честный человек и верный сын своей родины… Правда не вдохновением и даром входит в человека, она дается крепкой верой и любовью, она дается трудом, ничего не пренебрегающим, и борьбой с ложью, с ложью в целом мире и прежде всего в себе самом. Товарищи! Вспомните этот завет правды… и пусть помолодеет в нас истина144.

Обратим внимание на то, что основой экспертизы правоведов, так же как в проповеди протоиерея Бажанова, объявлялась правда. Анализ коллекции юбилейных материалов Училища правоведения показывает, что в юбилейных речах самого первого празднования в 1860 году и позже речь почти не шла о праве, суде и законе. Выступавший с заключительной речью наиболее успешный выпускник, видный сановник князь Д. А. Оболенский два раза подчеркнул, что миссия правоведов была и есть – «нравственное преобразование отечества»145.