Читать книгу Когда велит совесть. Культурные истоки Судебной реформы 1864 года в России - Татьяна Борисова - Страница 20

В «Судебных сценах» представлены все ключевые сословия: дворяне, купцы и крестьяне. Священнослужители присутствуют неявно, только при упоминании церковного покаяния, назначаемого по закону. Надев судейские мундиры, члены суда не теряют своих типических характеристик, которые были нужны Аксакову, чтобы показать социально-экономическое измерение проблемы справедливого правосудия. И здесь в изображении суда Аксаков интересно расставил сословные акценты. Все присутствующие на сцене судьи, кроме одного, – дворяне. Стараниями председателя суда – богатого помещика и любителя светских мероприятий – комната украшена зеркалами. В них, а не в Зерцало закона на столе, с удовольствием глядятся сам председатель суда и его знакомый, «приятнейший человек», полковник и помещик Жомов. Он является в суд уладить свои дела и восклицает:

Да здесь просто барская гостиная, а не Палата!.. Какая тут Палата. Вы меня извините: я человек военный, у меня что в мыслях, то и на языке, ха, ха! Я вам по правде признаюсь, господа, я ведь полагал, что здесь такой же, с позволения сказать, хе, хе, хе! такой же коровий хлев, как и в нашем Уездном Суде, хе, хе, хе! ей богу235.

Далее в репликах Жомова продолжает развиваться тема «настоящего дворянского суда достойных судей»:

Да ведь мне только и утешения, что на благородных людей напал! Ну, думаю, пошло дело в Палату, слава тебе, Господи, не много уж там возьмут мои злодеи-то!.. Тут ведь, думаю, столбовые дворяне сидят, не на ваш подлый аршин меряют. Ведь вот господа, вы теперь и сами видите: дело-то ведь выеденного яйца не стоит, а вон в какую гору раздули! (Жомова обвиняли в трех преступлениях. – Т. Б.)236

Затем он поясняет, что все дело инициировал против него становой пристав, который требовал 500 рублей, чтобы дело закрыть. Поддерживая негодование благородного подсудимого, судьи интересуются, как обстоят дела с обвинением против Жомова его гувернантки, которую он жестоко высек, как и своего крестьянина Антошку.

Жомов не скрывает, что как человек военный был увлечен гувернанткой: ведь все военные – «ходоки». На что судьи со смехом отвечают, что им такие увлечения знакомы. Только судья от купечества Вахрамеев, прикрывшись газетой, не смеется и даже плюет с негодованием, когда дворяне обсуждают привычные подвиги по женской части в деревнях.

Но самую яркую речь о дворянской правде Жомов произносит по поводу жестокого сечения своего крестьянина Антошки:

Жомов: Нет, вы мне скажите, властен я, что ли, над своим мужиком или нет? а?.. Барин ли я или нет? а? Помилуйте, что это такое! Как, я 20 лет служил царю и отечеству верой и правдой, а тут уж и холопа тронуть не смей! Да это, это я и не знаю что! Это света преставление просто! Вы меня извините, господа, а уж я этого и стерпеть не в силах! Умирать стану, а говорить буду! Может быть, нынче уж так меж дворянами повелось; может, и вы так рассуждаете?..

Председатель: Нет, нет, мы сами дворяне, как дворянство не уважать!

Жомов: Конечно, помилуйте! Опора престола!.. Как же тут становому в помещичьи дела рыло свое совать? Ведь это бунт! Ведь это значит священнейшие обязанности колебать?.. я ведь за вас же, господа, ратую!.. Мне что… меня, может, за мою правду-то вы и в Сибирь сошлете… хе, хе, хе! может, еще и в каторгу…237.

Шутка про каторгу вызывает бурный смех всех дворянских судей. Только заседатель от купеческого сословия, который патриархально крестится всякий раз перед тем, как поставить свою подпись на приговоре, не разделяет шумного веселья. Аксаков настойчиво подчеркивает напряжение, существующее между дворянами – председателем уголовной палаты и двумя заседателями от дворянства – и заседателем от купечества Иваном Фомичом Вахрамеевым. Подчеркивая отличие этого персонажа от других, Аксаков выделяет его даже внешне, снабжая окладистой бородой в описании действующих лиц.

Купец Вахрамеев, в отличие от дворянских судей, не болтает с другими, подписывая бумаги. В присутственном месте он читает газету и временами тихо уходит по своим делам. Аксаков показывает, что своим сидением в палате купец рассчитывает повысить свой социальный статус, о чем напоминает председателю: «Хоть бы медальку-то по крайности повесили»238. Но его тут же одергивают коллеги-дворяне, подтрунивая: «Вы зато из чести служите, ха, ха, ха!» Председатель же подсказывает Вахрамееву, каким путем быстрее добиться желаемого239: «Ты пожертвуй эдак покрупнее да повиднее… ну, да 3000 рублей примерно, хоть на устройство присутственных мест… будет тебе медаль!»

В конце пьесы зритель узнает, что Вахрамеев закупает на свои средства калачи для ждущих приговора арестантов. Его благодеяния к крестьянам-арестантам вызывают подозрительное отношение дворянских судей, которые не забывают указать ему на его место. А один из них, ранее уличавший купца в том, что тот слишком размашисто подписывается под приговорами, прямо осаживает Вахрамеева:

Да где ж это вы подписываете? Ну, куда это вы заехали? Совсем под Председателя! Вот ваше место240.