Читать книгу Уильям Шекспир. Сборник - Уильям Шекспир, William Szekspir, the Simon Studio - Страница 3

С мечом в руке, средь этих слуг негодных!

Поворотись, Бенволио, взгляни

На смерть свою.

Я водворяю мир,

Не более. Вложи свой меч в ножны,

Иль помоги разнять мне эту сволочь.

Ты вынул меч – и говоришь о мире!

Я ненавижу это слово так же,

Как ад, как всех Монтекки и тебя.

Трус, защищайся!

(Дерутся.)

Эй! алебард, дубин и бердышей!

Бей их! Долой Монтекки, Капулетти!

Что тут за шум? Подайте длинный меч мой!

Костыль, костыль! Зачем тебе твой меч?

Меч, говорю! Идет старик Монтекки,

Своим клинком размахивает он,

С угрозой мне.

Негодный Капулетти!

(Жене.)

Пусти меня!

Не ступишь ты ни шагу;

Не допущу, чтоб лез ты на врага.

Мятежники, спокойствия враги,

Свои мечи позорящие кровью

Сограждан! Эй! – не слышат?.. Люди, звери,

Гасящие огонь своей вражды

Губительной пурпурными струями

Из жил своих! Под страхом пытки, бросьте

Оружье из окровавленных рук,

И слушайте разгневанного князя.

Три раза уж междоусобной распрей,

Из пустяков, ты, старый Капулетти,

И ты, Монтекки, нарушали мир

На улицах Вероны, заставляя

Ее граждан, степенный сняв наряд,

За бердыши старинные схватиться,

Чтоб во вражде закоренелой вашей

Участие принять, когда же снова

Осмелитесь нарушить тишину

На улицах, то вы своею жизнью

Ответите за возмущенный мир.

На этот раз все остальные пусть

Уходят прочь; ты, старый Капулетти,

Иди со мной, а ты, Монтекки, в наше

Судилище явись к нам, пополудни,

Чтоб выслушать дальнейший наш приказ.

Все – прочь отсель, под страхом смертной казни!

Кто поднял вновь старинную вражду?

Ты был ли здесь, когда возникла ссора?

Нет; вашего врага и ваши слуги

Уж собрались, когда я подошел;

Я их хотел разнять, но в тот момент

Запальчивый Тибальдо появился,

С мечом в руке; он оскорблял меня,

Над головой своей мечом махая

По воздуху, который лишь свистел

В ответ ему, как будто бы с презреньем.

Меж тем как мы обменивались с ним

Ударами; все более стекалось

Народа с двух враждующих сторон,

Чтобы принять участье в общей свалке,

Покуда их не рознял герцог наш.

Не видел ли сегодня ты Ромео?

Как рада я, что не было его

При этой драке! Где же он?

Синьора,

За час пред тем, как в золотом окне

Востока лик свой солнце показало,

Взволнованный, я вышел побродить

И в фиговой той роще, что на запад

От города лежит, я увидал

В столь ранний час бродившего Ромео.

Направился к нему я, но, меня

Заметивши, он скрылся в чаще леса.

Я понял, по себе судя, что он

Находится в том состояньи духа,

В котором мы желаем тем сильней

Уйти от всех, чем более нас ищут;

И, занятый самим собой, не стал

Мешать ему, своим отдавшись думам.

Я рад был сам избегнуть встречи с тем,

Кто от меня бежал, желая скрыться.

Уж много раз его видали в роще,

В часы утра; холодную росу

Слезами там усиливал Ромео

И новых туч он к тучам прибавлял

Туманами своих глубоких вздохов.

Но только лишь востока дальний край

Осветится всерадующим солнцем,

Едва оно тенистые покровы

Приподнимать начнет с одра Авроры,

Мой грустный сын спешит уйти домой, –

И в комнате своей один запрется;

Он свет дневной оттуда гонит вон,

Все окна там он плотно закрывает

И создает искусственную ночь.

До мрачного отчаянья Ромео

Уныние такое доведет,

Коль кто его советом не спасет,

Не устранит его тоски причину.

Вы знаете ее, мой милый дядя?

Не знаю и узнать я не могу

От самого Ромео.

Вы пытались

Настойчиво расспрашивать его?

Расспрашивал и сам, и чрез друзей,

Но в чувствах здесь он сам себе советник;

Хороший ли – не стану говорить,

Но только он так скрытен, недоступен,

Как почка, где сидит уже червяк,

Когда она еще не развернула

На воздухе прекрасных лепестков

И красоты не посвятила солнцу.

Когда бы нам узнать лишь – отчего

Тоскует он, спасли бы мы его.

А, вот он сам. Уйдите; постараюсь

Узнать его печаль, но не ручаюсь.

О если б ты добился – чем она

В нем вызвана! Идем, идем, жена.

Кузен мой, с добрым утром!

Разве рано?

Лишь девять.

Ах, печальные часы

Так тянутся! То не отец ли мой

Поспешно так отсюда удалился?

Да, то был он. Что за печаль так длит

Твои часы?

Отсутствие того,

Что придает им быстрое теченье.

Влюблен?

Не то…

Лишен любви?

Лишен

Взаимности.

Подобная любовь,

Прекрасная по виду, быть должна

Так тяжела, мучительна на деле.

Увы, любовь, хотя она слепа,

Без глаз найдет, какими ей путями

Дойти до нас и властвовать над нами.

Где будем мы обедать? – Горе мне!

Что тут была за драка? Впрочем, нет,

Не говори: я слышал все; с враждою

Сопряжено так много здесь тревог,

Но больше их с любовью… О, любовь

Жестокая! О, любящая злоба!

Из ничего создавшееся нечто!

О, грустное веселье, суета

Серьезная, бесформенный хаос

Красивых форм, свинцовое перо,

Блестящий дым, морозящее пламя,

Болящее здоровье, сон неспящий,

Которого и сном нельзя назвать!

Такую вот я чувствую любовь,

Не чувствуя в такой любви отрады.

Ты не смеешься?

Нет, скорее плачу.

О чем же это, добрая душа?

О горести, твою гнетущей душу.

Причина этой горести – любовь.

Мне тяжело от собственных печалей,

И хочешь ты свою прибавить к ним,

Избыток их усилить состраданьем.

Любовь есть дым, поднявшийся от вздохов;

Она – огонь, сверкающий в глазах

Любовников; в тревоге, это – море,

Которое питают слезы их.

Что далее? То – хитрое безумье,

Желчь горькая, которая нас душит,

И сладость, что поддерживает нас.

Прощай.

Постой, и я пойду с тобою, –

Обидно мне, когда ты так уйдешь.

Я потерял себя, я не Ромео,

Его здесь нет, он где-то там…

Скажи

Серьезно мне: кто та, кого ты любишь?

Потребуй-ка, чтоб человек больной,

В страданиях, составил завещанье:

Как слово то больного поразит!

Но, мой кузен, скажу тебе серьезно:

Я женщину люблю.

Своей догадкой

Я в цель попал.

О, ты стрелок искусный! –

Прекрасна та, кого я так люблю.

Чем лучше цель – попасть в нее тем легче.

Ну, тут, кузен, ты промах дал: в нее

Нельзя попасть стрелою Купидона, –

Дианы ум ей дан, невинность в ней

Защищена броней несокрушимой,

Ей детский лук любви не повредит.

Она к речам любовным равнодушна,

Нахальных глаз не может выносить,

Порой святых, ее не соблазнить.

О, красотой она богата, – вместе

Бедна она – тем, что когда умрет,

Богатство то напрасно пропадает.

Иль поклялась она остаться в девстве?

Да; и к большой потере поведет

Бесплодное такое воздержанье:

Ведь целое потомство в ней умрет,

Заранее лишась существованья.

Она чиста, прекрасна и умна, –

Но для того ль все эти совершенства,

Чтоб, ввергнувши в отчаянье меня,

Тем в небесах ей заслужить блаженство?

Безбрачия обет она дала;

Я умерщвлен суровым тем обетом,

Хотя живу и говорю об этом.

Послушай, друг, забудь о ней и думать.

О, научи, как это сделать мне!

Глазам дай волю, на других красавиц

Вниманье обрати.

Вот средство – чаще

О красоте ее мне вспоминать!

Так маски, что лица прекрасных женщин

Касаются, наводят нас на мысль

О красоте, таящейся под ними.

Тот, кто ослеп, не может позабыть

Сокровища утраченного зренья.

О, покажи красавицу ты мне –

Из ряда вон – и красота ее

Послужит мне лишь памятною книжкой,

Где буду я читать черты другой,

Что красотой ее так превосходит.

Прощай; меня не можешь научить

Забвенью ты.

Я научу, иль буду

До гроба я в долгу перед тобой.