Читать книгу Уильям Шекспир. Сборник - Уильям Шекспир, William Szekspir, the Simon Studio - Страница 9

Над ранами смеется только тот,

Кто не бывал еще ни разу ранен.

Но, тише, что за свет в ее окне?

Оно – восток, и в нем Джульетта – солнце.

Всходи, всходи, прекрасное светило,

И свет луны завистливой затми;

Она уже от скорби побледнела,

Завидуя, что ты, ее слуга,

Ее красой далеко превосходишь.

Не будь ее слугою; ведь она –

Завистница и девственная риза

Весталки – и бесцветна, и бледна, –

Безумным лишь носить ее прилично.

О, брось ее… Да, то моя любовь,

Владычица; когда б она то знала!

Вот говорит она, иль нет, еще

Не говорит; так что же? Говорят

Ее глаза, – я отвечать им буду.

Я слишком смел: не для меня их речь:

Две самые прекрасные звезды

Из сфер своих желают отлучиться

И просят, чтоб ее глаза, на время,

На небесах светили вместо их.

Что если бы и вправду эти звезды

В ее лице сияли вместо глаз,

Ее ж глаза сменили их на небе?

Ее лица сиянье эти звезды

Затмило бы, как лампу свет дневной,

А в небесах такой бы яркий свет

Ее глаза потоком изливали,

Что птицы, ночь приняв за светлый день,

Запели бы. Вот на руку щекой

Склонилася она… как я желал бы

Перчаткой быть на этой белой ручке,

Чтобы щеки ее касаться мне!

О, горе мне!

Вот, говорит она.

О, продолжай, мой ангел лучезарный!

Ты в тьме ночной над головой моей

Сияешь, как небес крылатый вестник,

Когда в своем полете облака

В воздушном он пространстве обгоняет,

И смертные, вверх очи возведя

И запрокинув голову, глядят

На ангела оцепеневшим взором.

Ромео! Для чего Ромео ты?

О, отрекись от своего отца,

От имени; а если не желаешь,

То поклянись лишь мне в своей любви –

И я тогда не буду Капулетти.

Ответить мне или еще послушать?

Лишь именем своим ты враг мне, но

Сам по себе ты вовсе не Монтекки.

Монтекки… но что значит это имя?

Оно ведь – не рука и не нога,

Оно – не часть какая-либо тела.

О, выбери себе другое имя;

Что в имени? Как розу ни зови –

В ней аромат останется все тот же:

Так и Ромео с именем другим

Останется все так же совершенным.

Расстанься же ты с именем своим,

Ромео, и, взамен за это имя,

В котором нет твоей и части, всю

Меня возьми!

Ловлю тебя на слове.

Лишь назови меня своей любовью –

И заново я буду окрещен

И навсегда свое утрачу имя.

Кто ты такой, сокрытый мраком ночи,

Подслушавший признания мои?

Не смею я сказать тебе, кто я

По имени, о милая, святая:

То имя мне, как враг твой, ненавистно.

Я б разорвал его, когда б его

Написанным увидел на бумаге.

Ты не сказал еще двух слов, как я,

По голосу, тебя уже узнала.

Ромео ты? Монтекки?

Не Ромео

И не Монтекки, если отвращенье

Ты чувствуешь к обоим именам.

Как ты сюда пробрался и зачем?

Как перелезть ты мог чрез стену сада

Высокую и гладкую? И смерть

Тебе, когда кто из моих родных

Тебя найдет здесь.

Через эту стену

Перелетел я на крылах любви.

Оградою из камня невозможно

Сдержать любовь, – она на все готова, –

Твои родные – не помеха мне.

Они тебя убьют, когда увидят.

Твои глаза опасней для меня,

Чем двадцать их мечей; взгляни лишь с лаской –

И злоба их мне будет нипочем.

Я ни за что б на свете не желала,

Чтобы они увидели тебя.

От взоров их я скрыт покровом ночи.

Но пусть они меня застанут здесь,

Лишь бы меня любила ты; пусть лучше

Жизнь кончится моя от злобы их,

Чем без твоей любви она продлится.

Кто показал тебе сюда дорогу?

Моя любовь: она меня вела

И подала совет мне; я за это

Снабдил ее глазами. Я – не кормчий,

Но если бы ты от меня была

Так далеко, как самый дальний берег

Неведомых морей, то за таким

Сокровищем я б смело в путь пустился.

Мое лицо покрыто маской ночи,

Иначе б ты увидел – как оно

Зарделось от стыда за те слова

Признания, что ты сейчас подслушал.

Желала б я приличье соблюсти,

Желала бы, желала бы отречься

От слов своих, – но прочь такая ложь!

Ты любишь ли меня? Вперед я знаю,

Что скажешь «да», и слова твоего

Довольно мне. Когда б ты в том поклялся,

То, все равно, ты мог бы обмануть, –

Ведь, говорят, над клятвами влюбленных

Смеется Зевс. О, милый мой Ромео,

Когда меня ты любишь, это мне

Ты искренно скажи; когда ж находишь,

Что слишком я поспешно отдаюсь,

То я приму сердитый вид, нахмурюсь

И на твои мольбы отвечу «нет».

Да, признаюсь, я слишком безрассудна,

И ветреной меня ты можешь звать.

Но ты мне верь, прекрасный мой Монтекки,

Что окажуся я вернее тех,

Которые искуснее умеют

Казаться неприступными; и я

Сама была бы менее доступна,

Когда б меня ты не застал врасплох

И истинной любви моей признанья

Не услыхал. Итак, прости меня

И не считай сговорчивости этой

За ветреность в любви: мою любовь

Лишь ночи тьма нежданно так открыла.

Клянусь луной, что точно серебром

Осыпала верхи деревьев этих…

Нет, не клянись изменчивой луной,

Меняющей свой образ каждый месяц,

Чтобы твоя любовь, подобно ей,

Изменчивой не оказалась.

Чем же

Поклясться мне?

Не нужно вовсе клятв;

Иль, если ты желаешь дать мне клятву,

То собственным прекрасным существом

Клянись; ты – мой божественный кумир,

И я тебе поверю.

Если сердца

Заветная любовь…

Нет, не клянись.

Хоть рада я твоей любви, но этот

Обет ночной не радует меня:

Он слишком скор, внезапен, опрометчив,

И слишком он на молнию похож,

Которая, сверкнув, исчезнет прежде,

Чем скажем мы, что молния блестит.

Мой дорогой, прощай, пусть эта почка

Любви в цветок прекрасный развернется,

Ко времени ближайшей нашей встречи.

Прощай, спокойной ночи! Пусть тот мир

И тот покой в твое вольются сердце,

Которыми наполнено мое.

И ты уйдешь, меня не успокоив?

Какого же успокоенья хочешь

Ты в эту ночь?

Твоей любовной клятвы.

Но я дала уж эту клятву прежде,

Чем ты просил о ней. А все же я

Желала бы иметь ее в запасе.

Ты хочешь взять ее назад? Зачем,

Любовь моя?

Чтоб щедрой быть и снова

Отдать ее тебе. Однако я

Хочу того, чем я уж обладаю:

Для щедрости моей пределов нет,

И глубока моя любовь, как море;

И чем тебе я больше отдаю,

Тем у меня их больше остается, –

Им нет конца.

Меня зовут. Прощай,

Мой дорогой. – Сейчас иду я, няня!..

Будь верен мне, Монтекки милый мой.

Постой еще минутку: я вернусь.

Блаженная и сладостная ночь!

Но это всё – не грезы ли ночные,

Столь сладкие и чудные, что им

В действительность нельзя преобразиться?

Ромео, два-три слова – и прощай.

Когда любовь твоя чиста и если

Намерен ты вступить со мною в брак,

То завтра мне ответ свой передай, –

Чрез того, кого к тебе пришлю я, –

Где и когда венчальный наш обряд

Ты совершить желаешь. Я тогда

Мою судьбу к твоим ногам повергну

И за тобой, властитель мой, пойду

В широкий мир.

Синьора!

Я иду! –

Но если ты не искренен, то я

Молю тебя…

Синьора!

Я сейчас! –

Молю тебя ухаживанье бросить –

И с горестью моей оставь меня.

Итак, пришлю я завтра.

Я блаженством

Моей души…

Прощай, спокойной ночи

Желаю я тебе сто раз.

Мне ночь

Сто раз мрачней без твоего сиянья.

Как школьники спешат уйти от книг,

Так радостно любовь к любви стремится.

Как школы вид печалит взор их,

Так тяжко ей с любовью разлучиться.

Ромео! тс-с! Зачем не обладаю

Я голосом сокольничего, чтобы

Мне сокола обратно приманить?

Не смеет громко говорить неволя,

Не то бы грот разрушила бы я,

Где эхо спит; воздушный этот голос

Тогда бы стал слабее моего,

От повторенья имени Ромео.

То милая моя зовет меня…

Как сладостно звучат слова влюбленных

В ночной тиши, лелея нежно слух,

Как музыка!

Ромео!

Дорогая!

В котором же часу должна я завтра

Прислать к тебе?

Поутру к девяти.

Не пропущу назначенного часа.

Как долго ждать! как будто двадцать лет.

Забыла я – зачем тебя вернула.

Позволь же мне остаться здесь, пока

Не вспомнишь ты.

Желая, чтоб остался

Ты дольше здесь, я буду забывать

И думать лишь о том, как мне приятно

С тобою быть.

А я стоять здесь буду,

Чтобы продлить забвение твое,

Забыв, что есть места другие в мире.

Почти уж утро, и желала б я,

Чтоб ты ушел – не дальше, впрочем, птички,

Которую, как узника в цепях,

На ниточке из шелка выпускает

Мальчишка-плут из рук своих и вновь

Ее к себе за эту нитку тянет,

Ревнуя к воле пленницу свою.

Желал бы я твоею птичкой быть.

И я желала б этого, мой милый, –

Но ласками замучила б тебя.

Прощай, прощай; минуты расставанья

Исполнены столь сладкого страданья,

Что я тебе до самого утра

Готова бы желать спокойной ночи.

Пусть крепкий сон глаза твои закроет,

В твоей груди пусть водворится мир.

О если б я был этим сном и миром!

Теперь пойду к духовному отцу,

Ему свое я счастие открою

И попрошу о помощи его.