Читать книгу Жаба душит. Сатирический роман в трех частях. Часть третья - Василий Варга - Страница 19

Как правило, то, что мы в обычном состоянии прячем внутри себя от посторонних глаз, выползает наружу после нескольких рюмок спиртного. Ослабевает торможение, теряется ориентация, и дурные инстинкты, а в каждом из нас их не так уж и мало, выпирают, как из рога изобилия.

Так вышло и на этом празднике. Дискалюк проработал со своим коллективом восемь лет и мало знал его, вернее, много знал, но однобоко.

Первым, кто его удивил, был Мавзолей. Он сидел за третьим столиком от Дискалюка.

– За Дискалюку – суку! – кричал Мавзолей громче всех и после опорожнения стакана с водкой, кидал его на пол и топтал ногами, разлетевшиеся кусочки стекла. Дискалюк пытался урезонить его:

– Мавзолей Ревдитович, потише, пожалуйста, нельзя же так, голубчик, – но он, размахивая руками, еще сильнее кричал:

– Да я, вашу мать, не хуже этого… как его, короче, я не тот, за кого вы меня принимаете. Я достойный сын своего народа. Прав я, или не прав, ДмиЛексеевич? Ты молчишь? Ну, и молчи себе на здоровье, – видали мы таких.

Дмитрий Алексеевич поманил пальцем полковника Ватраленко и сказал ему:

– Уведите его домой, уложите, пущай проспится, а завтра я с ним поговорю.

Мавзолей был здоровый мужчина, два милиционера не могли с ним справиться, пришлось снимать с поста еще двоих. Только так: двое за руки, двое за ноги и смогли унести весельчака к собственной машине и, упрашивая, затолкать его на заднее сиденье.

Неприглядную картину представляла собой и госпожа Дурнишак. Она без конца стала исполнять дореволюционные русские и украинские плачи, сама при этом оплакивала свою горькую долю и даже пробовала рвать на себе волосы.

– Не подходите ко мне! – кричала она и размахивала руками. – Я всех вас ненавижу: у каждого из вас, чурок, что—то есть, какие—то крохи валяются, а у меня ничего нет, ну ничегошеньки. Так, сохну как щепа, отколотая от ствола дерева, и никто мне уже никогда ничем не поможет. Никому я не нужна, но и мне никто не нужен. Будь проклят этот праздник, на котором мне было только одно мгновение весело и то потому, что я себе сама нарисовала образ, несуществующий рыцарский образ.

Реве, та стогне Днипр широкий

Сердитый витер завыва.

Додолу вербы гне высоки

Горами хвылю пиднима… У—у—у, бедная я, несчастная.

– Иди, успокой ее, – сказал Дискалюк Ганичу.

Ганич нехотя поднялся, подошел к госпоже Дурнишак, та сняла с себя шляпу и надела на голову Андрею Федоровичу.

– Ну, что женишок, станцуем? Твоя баба, я думаю совсем не обидится, она в компании Дмитрия Алексеевича, а с им, нашим родненьким, скучать не будешь, сама знаю. Я, как на его посмотрю, так душа прыжки совершает, да не куда—нибудь, а прямо в космос. – И Абия Дмитриевна повисла на шее Ганича под аплодисменты пьяных обитателей Осиного гнезда.

– Веселые у вас сотрудники, нечего сказать. Не кажется ли вам, что мы в двенадцатом веке? – спросила Ася Дискалюка.

– Пусть немного повоняют, завтра воздух чище будет в помещениях, где они работают.

– Если только так. А вы не боитесь, что и сами впитаете их запахи, ведь с кем поведешься, от того и наберешься, – сказала Ася, и в ее голубых глазах появилась торжественная насмешка.

– Я сам такой же, как они, – сказал Дискалюк. – Если поменять обстановку, скажем, посадить меня, где—то в окружении президентской администрации, а Леонид Данилович вышел бы и случайно чихнул в мою сторону, я бы очень долго аплодировал. Возможно, вы бы сделали то же самое, не так ли?

– Не знаю, думаю, нет. Хотя, мы не виноваты, нас заставили быть такими, маленькими, ничтожными и еще научили воровать. Еще я думаю, что Достоевский родился не в прошлом, а в этом веке, и своих героев с нас списывал.

– Достоевский это художник?

– Достоевский – писатель.

– Не люблю писателей. Я читал только Пушкина «Капитанскую дочку» и то в молодости, а больше никого не признаю.

– Что ж, жаль. Может, поэтому вам легче управлять этими двуногими…

– Животными. Говорите, не стесняйтесь.

– Хорошо, пригласите меня, – я танцевать хочу. Ваши подхалимы все пьяные, они уже ничего и никого не видят.

– Но я умею только вальс.

– Ничего, я вас научу. Тут ничего сложного нет: знай, переставляй ноги – вот и вся наука.

Андрей Федорович глядел в основном на танцующую парочку, любовался фигурой жены, тонкой как стебелек и фигурой своего начальника, несколько толстоватой и негибкой, но мягкой, как гнилая колода, хотя, в общем солидной и внушительной, каковой может обладать только президент района, либо другой очень высокий начальник областного масштаба, и вздыхал от зависти.