Читать книгу В сердце Австралии. Роман - Вера Мещерская - Страница 2

– Постой! Ну, постой же! – Нэнси Маклин чуть не задохнулась от быстрого бега, пытаясь догнать подругу. Длинный подол юбки мешал ей бежать быстрее, да и мокрая трава в парке была скользкой.

– Не отставай. Нам надо успеть вовремя. А то Синеносая Бабка пожалуется старшей медсестре. Ты можешь быстрее?

– Бегу, как могу.

Они возвращались пешком через парк в северно-аделаидскую больницу, сэкономив мелочь.

Всё их жалованье составляло пять шиллингов в неделю, и каждый пенс был на учёте. Первый год, как стажёрки, они не получали ничего, работая по двадцать четыре часа в сутки, обучаясь при этом сестринскому делу. Теперь пошёл 1911 год – третий год их работы, и обе по-прежнему работали и занимались на лекциях.

– Идём же Маклин! Зря ты ела булку! Тем более, что… —

Да… Мы не можем позволять себе этого часто… Но… как было от неё отказаться? – облизнулась Нэнси, вспомнив поджаристую сахарную булочку с кремом и клубничной начинкой. Заканчивался долгий жаркий летний день, становилось прохладней – шумный ветер «обманщик» начинал свой путь через город, уже с высот восточного квартала навевая прохладу, и резко слетал вниз к равнинам.

Розовые от заката холмы казались спокойными, а их золочёные верхушки упирались прямо в небо, отражаясь в лучах вечернего солнца. Девушки пересекли ту часть парка, где росли молодые деревца, начисто объеденные тощими коровами; редкие насаждения в порывах разыгравшегося ветра качались и хлестали ветками, ломая при этом остатки коры, теряя уцелевшие листья.

– Станислава Честертон! Остановись сейчас же! – крикнула Нэнси (её полное имя «Агнесса» все находили слишком длинным и называли её именно так.) Теперь она пыталась наклониться и поймать слетевшую шляпку, её мягкие, аккуратно-уложенные светло-каштановые кудри разлохматились. Они вообще были слишком мягкими и шелковистыми, и их приходилось туго стягивать в пучок, чтобы надеть форменную шапочку, при этом расходовались все имеющиеся шпильки.

– Синеносая Бабка уже ждёт, а я не могу быстрее! Та медсестра, которую они называли «Синеносой Бабкой» была совсем не старой – ей было не больше тридцати, но молоденьким девушкам она казалась очень солидной. К тому же у неё была болезненная склонность к расстройству желудка, делавшая её сердитой, и в холодные аделаидские зимы её нос казался посиневшим от холода.

Молодые медсёстры не могли укрыться от её грозного надзора во время обхода и в отместку дали ей такое не ласковое прозвище. Стэн прошла вдоль стены до дерева, по которому ползали муравьи.

«Вдоль и поперёк, – подумалось ей, – Совсем как городской транспорт». – Мы сэкономили на дешёвом транспорте, – заметила она вслух, – но потратили столько свободного времени!

– Прости, Честер! Я просто дух перевела.

– Ладно, сестрёночка! – и Стзн взглянула на свои наручные часики, – Через пять минут нам надо быть переодетыми в форму.

Они уже подходили к госпиталю со стороны террасы, выходящей в парк. Нэнси облегчённо улыбнулась подруге. Девушки долгое время называли друг друга по фамилиям «Честер» и «Маклин», звучащим не так женственно, как их имена. Стройную Нэнси с хрупкой талией пациенты называли не иначе как «сестрёночка», а Стэн часто брала её под своё покровительство и называла «сестрёночкой». Худенькое личико Нэнси нельзя было назвать особенно красивым, но её васильковые глаза, ярко очерченный губы и мягкие локоны не раз давали повод назвать её «симпампоночкой», что её очень сердило. Волосы Стэн были прямыми и светлыми, а лицо розовым с широким прямым ртом, которым она почти не смеялась, лишь изредка обнажая в широкой улыбке все свои зубы. Пациенты боялись Стэн, пока та не начинала улыбаться. Подруги вбежали в сестринское отделение, в комнату, где жили, переоделись, сбросив одежду, и шесть минут спустя, направлялись по коридору, на ходу закрепляя форменные шапочки.

– Держись! – бормотала себе под нос Стэн, с трудом закрепляя шапочку на своих непослушных волосах, от чего уголки её рта вышли из-под контроля, обнажая зубы.

Вечерняя раздача пищи закончилась, им лишь оставалось обойти палаты с ужином и медикаментами, рассеивая толпу последних посетителей, разобрать цветы и распределить работу с пациентами в предстоящую ночную смену.

Они работали по девять часов в сутки, но руководство распоряжалось о перерывах через каждые три часа.

Выпив в шесть утра по чашке чая, они дежурили до 10.00, потом после завтрака до половины двенадцатого, когда был перерыв на ланч. Отработав оставшиеся три часа, они шли отдыхать.

К шести часам вечера нужно было вернуться на дежурство до девяти, в конце которого они перехватывали чаю с бутербродом в больничной столовой, после чего отправлялись спать. И ровно в половине шестого утра всё начиналось сначала. Летом работать в таком режиме было неплохо.

Летнее утро – лучшее время, когда можно встретить рассвет, вдоволь налюбовавшись видом восточной части города, едва освещённого сверкающим солнцем и ожидающего ветерка.

Широкую веранду больницы по устоям внутреннего распорядка завершали большие тяжёлые шторы. Днём их опускали, а вечером поднимали – как флаг на плацу. Эту работу Нэнси ненавидела. Она ловко накладывала повязки, но ненавидела всё, что связано с физическими нагрузками и механическим трудом. Стэн же напротив справлялась с этим и одна. Едва она бралась за шторы, как те послушно разворачивались или сворачивались в ровные рулоны, в то время, как в руках Нэнси они укладывались, как попало.

Дважды в неделю обе учились на лекциях для медсестёр.

После чего поглощали знания за учебниками и конспектами. Физиология, анатомия, биология, диетпитание, спецодежда, бактериология, медицинский транспорт и повязки…

Во время практических занятий было вольнее, применяя сестринские навыки, а то и готовить яичницу, молочный пудинг или омлет, также интересно было учиться накладывать сложные повязки и шины добровольным помощникам.

Поначалу Нэнси казалось, что с ней обращаются как с неразумным ребёнком, и она всячески этому сопротивлялась. В конце каждого рабочего дня усердно накрахмаленный воротничок её форменной блузы становился таким жёстким, что можно было натереть шею. В соответствии с медицинским этикетом нужно было отвечать старшей медсестре, встав также прямо, как её накрахмаленный воротничок и манжеты, соединив пятки вместе и расправив плечи. Порой Нэнси хотелось огрызнуться или показать старшей медсестре язык, но всё же она кротко и смиренно сдерживалась: «Да. Нет.»

Нэнси понимала, что дотошная медсестра делала её жизнь несносной. Одно время Нэнси дежурила по столовой, приготовляя бутерброды для пациентов, и начальство то и дело проверяло и оговаривало её: «Вы не так держите нож, когда отрезаете с этой стороны!.. Разворачивайте его вот так… Так, так и так… И убирайте пальцы подальше от лезвия!» «Да уймёшься ты?!.» – вздыхала «про себя» Нэнси, но виду не подавала, бросая короткое:

«Да. Нет. Спасибо.» а когда начальство уходило, бросала нож и тайком глотала бутерброд, чтобы заглушить гнев.

Ночью в своей тесной комнатушке с большими окнами, где едва хватало места для пары кроватей с тумбочками и «благородного комода» с подвесным зеркалом, девушки мечтали о будущем, когда через три года они получат дипломы медсестёр.

– Ты останешься работать в больнице? – интересовалась Стэн у подруги.

– Боже упаси! Одни ночные дежурства чего стоят!.. – Да ещё Крокодилица (так они называли старшую медсестру) и Синеносая бабка!.. Спорим, таких хватает в каждой крупной больнице!

– Может, поработать в центре страны, – размышляла Нэнси, – Хотелось бы повидать разные австралийские штаты – Квинсленд, Северные территории…

– Там слишком жарко. – …или Западную Австралию…

– А это слишком далеко.

– Мать захочет, чтобы я вернулась домой и послушно готовилась к замужеству, – предсказала Нэнси самой себе, – Только в этом случае я и смогу покинуть Аделаиду.

– Хорошо, что мой старик не беспокоиться, зная, что я ещё долго могу содержать себя и не у него просить о помощи, – задумчиво заключила Стэн Её мать умерла два года назад, и Стэн ухаживала за ней до последнего.

– Ещё успеем решить. Давай спать. И она уснула мгновенно, даже не переворачиваясь на бок – здоровый сон сморил её уставшее за день тело до пронзительного звонка в полшестого утра.