Читать книгу В сердце Австралии. Роман - Вера Мещерская - Страница 4

В июне 1911 года Нэнси и Стэн получили дипломы медицинских сестёр. Вместе с дипломами каждой из них вручили по пурпурному эмалевому знаку Мальтийского креста.

Весь их выпуск сфотографировался вместе, облачившись в свои бледно-голубые униформы с застёжками по краям, но без белых передников и надоевших всем высоких голубых вельветовых шапочек и голубых пелеринок – завершающей детали костюмов.

Нэнси радовалась, что скучное время обучения и стажировки уже позади, но одновременно её охватила и глубокая грусть о том, что она никогда больше не увидит доктора Стемплона, даже в качестве его пациентки. Она слишком хорошо себя чувствовала.

Нэнси была уверена, что никогда никого так больше не полюбит, а чувство сохранит, чтоб посвятить свою жизнь облегчению человеческих страданий, заботам о больных. Её не привлекали ни акушерство, ни педиатрия, хотя Стэн уже оформилась на полугодичную практику в роддом имени королевы Виктории.

Нэнси же хотелось попрактиковать в самых разных районах и условиях.

Застав как-то Стэн в маленьком кафе за лимонадным коктейлем, Нэнси озарилась восторженной идеей. Она уже успела ознакомиться с изложением отчёта главы пресвитерианской церкви Джона Флайна об оправлении миссии на верблюдах.

В отчёте говорилось о плане строительства аделаидской миссии, об открытии первых жилых помещений в необжитых районах Австралии, туда-то и требовались медсёстры. И Алекс решила подать туда заявление.

Стэн закончила практику в роддоме и получила соответствующую аттестацию – можно было поехать вместе.

– Как твои пациенты? – спросила Нэнси, присаживаясь рядом и заказав себе напиток.

– Так себе… Наверное, долго там не задержусь. Да и мой старик…

– Вот и отлично!

– Маклин! Что ты задумала?!. Мне становится не по себе, когда твои глаза так блестят!..

– Но… Но послушай, Честер, есть великолепное место для двух медсестёр с проживанием, на самом севере штата Южная Австралия.

Помнишь, я рассказывала тебе об аделаидской миссии? И она с жаром принялась расписывать всю прелесть необжитых районов, где им придётся практиковать одним, за четыреста миль от докторов. 

– Я уже подала заявление. Ты тоже можешь. В этот малонаселённый район требуются две медсестры. И это за Херготт Спрингс, конечная станция железной дороги, что тянется до Уднатты. Будто специально для нас.

Но Стэн язвительно возразила:

– Ты уговариваешь меня покинуть насиженное местечко в крупном городе ради центральной части с её песчаными бурями да ради сопливых детишек аборигенов?!. Ты сошла с ума!

И всё же Нэнси уверяла, что Стэн ещё будет благодарить её.

И через неделю от Стэн пришёл ответ: «Свобода! Объявила своему старому скряге, он, конечно, поворчал, и, по-моему, для виду. Так что в течение месяца я готова уехать.»

Нэнси практиковала в стоматологической клинике, где тоже кое-чему научилась.

Чем выше будет их квалификация, тем скорее их возьмут. В течение трёх недель происходило собеседование с главой пресвитерианской церкви, и он обрисовал им всю страшную картину борьбы с ожидаемыми трудностями:

– В Херготт Спрингс лишь гостиница да магазин. А ешё там есть минеральные источники. Ну и конечно, железнодорожная станция.

Поселковый загон, через который прогоняют скот по пути в Бёрдсвилль. Вот и вся цивилизация. Действительно, гиблое место…

Заметив в глазах Нэнси вспыхнувшую заинтересованность, он пронзительно глянул на неё, нахмурив пепельные брови:

– Надеюсь, для вас это не просто романтическое приключение, – сказал он, – Там тяжёлая и механическая рутина в трудных условиях…

– Не беспокойтесь, это как раз то, что нам нужно!..

– Ого! Ну, что ж, добро! Билеты получите через месяц, но, боюсь, что лишь II класса… Вы назначаетесь на два года, потом вас сменят… Ну, вот, пожалуй, и всё…

Он пожал им руки, и его сдержанное лицо наконец-то озарила улыбка:

– Вы – отчаянные девчонки! Хотел бы я, что бы вы преуспели в качестве медицинских сестёр аделаидской миссии. Работы там и в самом деле много…

На обратном пути Нэнси будто летела по тротуару. Их приняли на работу!

Они отправятся на север по сказочной железной дороге на небольшом паровозе. Это дорогу назвали афганской в честь тех афганских караванов, что везли первопроходцев – строителей этой железной дороги – дополнительной ветки огромной железнодорожной австралийской магистрали Оверланд Телеграф, протянувшейся с севера страны до города Дарвин.

Вот и они отправятся вслед за первооткрывателями, увлечённые северным простором громадных голубых сияющих озёр, которые, пересыхая, превращаются в глиняные котлы, наполненные солью.

Нэнси не терпелось оглушить этой новостью свою маменьку.

– Ты уезжаешь так далеко, на север?!. В буш?.. – расплакалась Августина, услышав о назначении Агнессы,

– Молодая девушка, одна, без соответствующего сопровождения!..

– Не одна, маменька. Моя подруга Черстертон тоже едет.

– Ну, две молодые девушки, и что?!. Даже представить себе не могу ничего подобного!

– Маменька! Мне двадцать два года. Я – медицинская сестра. И больше не дитя.

– Нет, и тебе следовало бы подумать о замужестве, – не унималась миссис Маклин, – Тебя скоро сочтут старой девой!.. Мы с отцом давно мечтаем о внуках, а ты!..

– Я не намерена выходить замуж, пока не увижу заповедный уголок Австралии и не попробую себя в качестве медсестры там, где я нужнее. Было бы глупо, выйти замуж, зря проучившись три года.

– Я всего этого не вынесу! – И всё же у нас разные взгляды на жизнь, не так ли?

– Ох, Агнесса, ты невозможна! – в отчаяньи мать перевела своё негодование на кофточку из тафты.

Сидя в своей спальне, окна которой выходили на восточную часть пригорода, плотно укрытую грядой австралийских холмов, известных, как подножие, но возвышающихся меньше, чем в самом городе.

Нэнси достала из ящика свою «заслуженную» медаль.

У девушки не было серебряной цепочки, на которой её можно было носить, да и не ловко было. Куда её деть? Выбрасывать всё же не хотелось.

Нэнси взглянула в окно на пологие склоны, ещё зелёные благодаря последним зимним дождям, на овец, пасущихся небольшими стадами близ крохотных террас и разбредшихся вокруг холмов. Снова взглянув на «памятку» от мистера

Хаккета, девушка бережно завернула её и спрятала в карман юбки:

– Маменька, я пойду пройдусь! – крикнула она.

– Далеко? Может зайдёшь в магазин на углу за… 

– Нет. Только прогуляюсь. Слишком уж хорош полдень.

Их улица упиралась в пустые, никем не занятые лужайки. Подойдя к склонам, Нэнси бодро зашагала вдоль них, ориентируясь на соседний холм. Чтобы мелкий сор не прилипал к её длинной добротной габардиновой юбке, она приподняла подол, оголив лодыжки.

Нэнси не хотелось оглядываться, однако ж краем глаза она замечала гладкие равнины пригорода. Хотелось забраться повыше и осмотреться.

Внезапно поднялся сильный ветер, вырывая из-под ног гладкую траву. Нэнси поднималась по одному из склонов Осмондского холма и теперь до вершины оставалось примерно восемьсот футов.

Кое-где из серых скал торчали поросшие лишайником и травой каменные глыбы. Тяжёлое высохшее пастбище уплывало из-под ног. Нэнси отвернулась от ветра и перевела дыхание.

Скрытые холмами аделаидские равнины простирались теперь перед ней вплоть до синеющей на западе линии залива, задымлённой портовыми трубами. Некоторые из представших взору крыш домов обнажали свою ветхость.

Однако стоило преодолеть ещё милю.

С запада солнце закрывали тучи, но один луч всё же пробился сквозь них, окрасив траву в изумрудный цвет.

С суеверным страхом Нэнси взглянула на этот снизошедший луч. Здесь она и решила дать клятву Господу о посвящении своей жизни человеческим страданиям. Девушка принялась взбираться по серым камням и глине навстречу ветру, сокрушая и сваливая всё на своём пути.

Вынув медаль из кармана, Нэнси выкопала для неё ямку, устроив над ней шотландскую пирамидку, вроде памятника.

Преклонив колени на вырванный дёрн и воздев руки к небу, Нэнси произнесла клятву:

– Господи! – молила она, – Научи меня самопожертвованию, смирению и подари мне исцеляющую силу. Обещаю, где бы я ни была, я буду молиться… Аминь.

И, будто в ответ, в небе сверкнула молния, озарив свежий холмик, и сверкнул гром.

Но поблекнувший золотой луч переместился в другую часть неба, образовав среди туч крохотное голубое озерцо. Едва порывы ветра начали стихать,

Нэнси прислушалась к меланхолическому «бе-э-э» идущей по склону овечки. С волнением сбегая с холма вниз, девушка ускорила шаг. Раскинув руки, будто в полёте, в духовном порыве она узрела весь залитый солнцем путь и смело съехала вниз. У деревца внизу она перевела дыхание и отряхнулась.

Тут она обнаружила, что порвала один из хлопковых чёрных чулок о куст чертополоха – ничего себе! – хорошо, что незаметно, когда прикроешь юбкой.

Проголодавшись, Нэнси вернулась домой, порозовев от волнения, чувствуя, что подступила к важной миле в своей жизни. Августина Маклин сердито взглянула на дочь:

– Где это ты валялась, Агнесса? У тебя какой-то сор в волосах!.. – и мрачно добавила, – Отец ждёт тебя в библиотеке…

Библиотекой она называла кабинет, в котором майор штудировал счета и долевые расценки на муку.

– Итак, барышня, – галантно встретил он Агнессу, явившуюся к нему переодетой в поплиновую юбку и белую блузу с высоким воротничком, – Х—хм, – откашлялся он, размышляя и растягивая время, – Маменька говорит, что ты собралась на медицинскую практику в дикий район…

– Отец, я…

– Выслушай меня, пожалуйста… Дело серьёзное… Я-то намеревался вывести тебя в свет, как только откроется бальный сезон, или как маменька сочтёт необходимым…

– А как быть с тем, что мне необходимо?.. я выросла, и сама могу решать это. Отец, я уже сталкивалась с реальностью, с жизнью и смертью, с людьми «социально незащищёнными», и мне бы хотелось…

– Но Агнесса, матери всё это не по нутру. И я боюсь за её здоровье…

– О матери не беспокойся. Она вынослива. А я – в неё. Как нас не ломай, не гни – всё равно не сломимся. Нэнси знала, что отца не беспокоили никакие расходы на балы, ради счастья супруги.

– Понимаешь, отец, эта медицинская практика, как ты её называешь, и есть моя жизнь, и я хочу её прожить.

– Надеюсь ни в каком-то далёком северном посёлке. Кажется, придётся поскучать по нашей дочке, – и он взглянул так жалобно, что Нэнси подскочила к нему с поцелуем, – Ну, что ж, по крайней мере, это в Южной Австралии!

«Да, то ли ещё будет!» – подумала Нэнси. Рыжий центр, пустыня Никогда, которую они пересекут, вдаль за таинственную голубую гладь северных просторов, откуда летом приходит обжигающий воздух, окутанный пыльным рыжим туманом бесконечной тверди.

Нэнси дождаться не могла, когда увидит всё сама.