Читать книгу Истории о деде, дедах и других - Виталя Олпорт - Страница 10

Инка носа не показывала из комнаты, на деда Нетета бросали осуждающие взгляды.

– Каково, а? – сердито стукал себя по колену старый дед. – Его тут искушали, а он и искушался!

– Кто-то хочет кушать? – выглянула вся в муке, баба Зоя.

– Да, Нетет хочет пожратать мои зуботычины!

Так прошёл день, наступил другой. Мальчишка с другого конца деревни весело прискакал и затараторил:

– Полюшку новорождённую крестить будут, лёд ломать будут, соревноваться, в мороз плавать сегодня на закате, – мальчишка лихо притопнул и унёсся дальше разносить весть по оставшимся хатам.

– О, крестины, – хмыкнул дядя Лёва. – Ещё и плавать будут.

Старый дед притих и отвернулся, пряча ехидную улыбочку от всех. Но прячь её или не прячь, домашние знали, о чём думал древний…

– Я не поплыву, – зевнул дядя Лёва и пошёл дальше. – И даже не пойду, не охота.

– Кто бы сомневался, что вы с Янкой бока пролёживать будете, – коротко рассмеялся Борька.

Дверь комнаты, где обитала Инка, слегка приоткрылась, и в щели показался глаз, а после послышался скулёж:

– Вы же не оставите меня наедине с ней?

– Конечно нет, – засмеялась баба Груша. – Боюсь, похорон мы уже не переживём.

Стали все шумно и дружно готовиться к предстоящим крестинам, Денис, Проша и Кирюша сидели с Инкой и рассказывали о местных традициях и соседях. Девочка брезгливо морщила носик с одной и той же мыслью: «Варвары доисторические». Наконец она не выдержала и спросила Дениса, не обращая внимания на Прошу с Кирюшей:

– Слушай, как ты с этими гоблинами неотесанными водиться можешь? Я бы на твоём месте сюда не ногой.

Парни потеряли дар речи. Наконец Денис, набрав в грудь побольше воздуха, сурово сказал:

– Тебе Янки мало было? – Инка побелела и вся сжалась. – Я бы на твоём месте следил за языком, а то мало ли. Знай, я её не осуждаю. Ты с самого прибытия ведёшь себя высокомерно и по-хамски. Ты ведь сама напросилась.

– Конечно, в городе мне всё наскучило, а тут, я думала, экзотика!

– Экзотика, – передразнил её Проша.

– Тихо, – прервал чуть не начавшуюся перебранку между родственником и одноклассницей Денис. – Я сам с ней разберусь. Инка, ну что, увидела экзотику? Не нравится, можем тебя с первой же почтовой лошадью отправить обратно. Мы с мамой тут будем все зимние праздники. Я хорошо к тебе относился всегда, но сейчас ты оскорбляешь мою семью и падаешь в моих глазах. Я не хочу портить с тобой отношения, но если ты и дальше продолжишь унижать моих родных и за людей их не считать, то я вынужден буду прервать с тобой всякое взаимодействие. Эти люди самые открытые и добрые, ширина и глубина их души несоизмерима ни с чем! Да, они простые, без всяких наворотов современных, но они лучше всех городских, вместе взятых, а также лучше тебя и меня! Я никогда не знал деда Нетета, он, по сути, нам и не родственник вовсе, от него избавилась его городская семья, но наши его приняли, он для них – родной. Янка, которая и ради себя не всё готова сделать, так за него заступилась. Тут все горой друг за друга, хоть могут быть и свои склоки, ссоры, но, когда станет трудно – не подведут. Это моя семья, и я её неотъемлемая часть, хоть и живу далеко. И я горжусь тем, что этот дом также и мой, что во мне течёт такая же кровь, как у этих людей!

Воцарилось молчание, на глазах Дениса от этой речи выступили слёзы. Он отвернулся, вытирая их, а Инка затравлено поутихла. Кристинка, слышавшая всё, открыла дверь и позвала детей:

– Мы выходим, пора. Инка, прошу, забудь про город, просто расслабься и наблюдай. Уверена, тебе понравится. Может и не сразу это поймёшь, но, оказавшись в душном и бездушном городе, ты начнёшь тосковать по этому месту и тёплом дому.

– А вы тоскуете? – Инка скептически посмотрела на Кристинку.

Женщина печально улыбнулась.

– Да, и я бы жила тут, но у меня бизнес, обязательства, будущее Дениса… А тут мне нечем было бы заняться. Конечно, я могла бы расслабиться и только помогать по дому, но я так не могу. Найдись мне тут достойное занятие, я сразу брошу всё и вернусь. А теперь пойдём. Я хочу отдохнуть от всего перед тем, как снова буду шестерёнкой в городской машине.

И толпа вывалилась, направившись к месту празднования крестин. А там уже гулянка шла вовсю, лились реки мёда, столы ломились от закусок, и снег утоптался от танцев, воздух сотрясался от задорных песен, которые горланили, наигрывая на балалайках и гармониках, местные жители. Народ был раскрасневшийся, поскидывал шубы и шапки с варежками.

Все разбрелись кто куда, взрослые еле поспевали за ошалевшими от всего детьми, даже деды Нетет и Прохор, последний ворчал поначалу от того, что его вытянули с любимой перинки больного и хромого, заметно повеселели. В глазах стариков загорелись задорные огоньки, и толпа увлекла их. Только старый дед и был недоволен. С ним стояла баба Рая и вертела головой, аки сова.

– Ничого, не боись, дед, сейчас усё устроим. Найду только, куда тебя привязать можно.

– Райка, – засмеялась какая-то бабка, – ты, как обычно, на выдумки горазда. Чого это с дедом так?

– А шоб не пил, – зловеще захихикала баба Рая и, увидев усевшуюся на лавке за детским столом Алёнку, потащила деда туда.

А был на старом деде собачий ошейник с толстой конопляной верёвкой. Бедолага не мог снять его, так как он был железным и закрывался на маленький ключик – творение Оскара. В общем, привязала баба Рая деда к ноге Алёнки и ушла веселиться: алкоголя нет, стол-то детский. Тут только чаи в самоварах да тёплые, пару часов как наваренные, компоты. Конечно и яства разные, куда без этого?

Бедный дед. Алёнке было всё равно. На прощание баба Рая сказала деду:

– Не благодарствуй, довжен будэшь.

Старик показал ей язык и с тоской посмотрел на Алёнку.

– Мож я развяжу?

Алёнка отрицательно замотала головой.

– Ну ты ж голодная, я покормлю, а ты позволь дедушке развязать…

Алёнка снова замотала головой.

– Ух ты ж… Печенег! Слухай, внуча, а мож ты пробздиться хочешь? Хошь же, да? Хошь?

– Вошь, – меланхолично бросила девочка.

– Татарка печенегская, – заворчал дед. – Ну походи мимо во-о-он тех столов.

Снова отрицательное мотание головой.

– Да ты что, не голодная? Говорю тебе, покормлю!

– Я и сам справлюсь, – откуда не возьмись появился Оскар, сел рядом с Алёнкой и взял чистую тарелку, наложил туда всякого понемногу и принялся кормить девочку.

Дед сердито надулся, но попыток освободиться не оставил. Он стал думать.

Между тем гулянка была в самом разгаре, и тут на уже опорожненную бочку с вином влез хмельной кум.

– А тепе-е-ерь с-со-оревнования-я! Все, кто хмель («смел», подсказал кто-то)… Да-да-с, смель, вообщем, в воду! Хто первый до того берега доплывёт, куклю… Куклю-с… Да, пожалуй, так во-от, куклю в ляльке… Шо? Люльке? Куклу? А я што? А, лады. Ой, отвяжись, не бачишь, я тут с людом добрым… В ообщем, хто первым схватит и переплывёт обратно сюды, тот и приз получит! А шо за приз – тайна!

Желающих было много, дед Илюша входил в их число.

– А я что? Раньше я с нашим древним в крещенские морозы вдоль берега на перегонки до соседней деревни грёб, а тут до противоположного берега всего-то.

– Дед, ты же стар!

– Конечно стар! Суперстар!

– Имена ваши, к-кандидат-ты!

– Илюша! – гордо вскинул голову дед Илюша.

– Потонуша? – переспросил кум, оторвавшись от бутылки. – Отлично, следуювщий!

Дед Илюша хотел было возразить, но не тут-то было. Другие стали называть наперебой свои имена, и писк возмущения коротышки потонул в гаме. Пришло время плыть, тела оголились, оставшись в одном нижнем белье. Тут была и тётя Саша с Николой, как отменные пловчихи.

– ПЛЫВИ-И-И! – раздался поросячий визг кума, и все кинулись в воду.

Сначала всё было хорошо, а потом дед Илюша чуть не потонул. Никола вытянула за волосы погрузившегося под воду деда Илюшу и крикнула тёте Саше:

– Дерзай!

Тётя Саша и поплыла. Её гребки были настолько сильные, что и минуты не прошло, как она всех обогнала. Тем временем дед Илюша отпихивался и брыкался.

– Я сам, сам! Ногу просто свело, непривычно, – и плыл несколько метров, после чего снова шёл на дно, и его с молчаливой терпеливостью вытаскивала Никола.

Тётя Саша же тем временем добралась до нужной цели – деревянной резной люльки с куклой, схватила её и кинулась обратно в воду.

Люду это не понравилось, они бросились было к ней, дабы отобрать люльку с куклой, но не тут-то было. Тётя Саша показала такую прыть, что все порасскрывали рты. В один миг она повернулась и, гребя одной рукой, а другой толкая вперёд прекрасно державшуюся на плаву деревянную люльку, отплыла подальше от соревнующейся толпы и, не сбавляя скорости, направилась к берегу.

Никола, мучаясь с дедом Илюшей, была уже на середине реки. Тётя Саша поплыла к ним. В очередной раз Никола вытащила потонувшего деда Илюшу из воды, а тётя Саша подтолкнула деду люльку с куклой, холодно бросив:

– Хватай и плыви.

Дед Илюша ухватился за люльку и, отплёвывая воду, возмущённо пробурчал:

– Это что такое творится? Меня совсем немощным считают. Саша, не ожидал такого оскорбления от тебя.

– Ежели не поплывёшь к берегу сейчас же, я сниму с тебя портки с трусами и, вытянув на берег, при всех как следует отпорю.

Дед Илюша икнул, сжал посиневшие губы и молча погрёб к берегу. Все, кто был в воде и на берегу, стали шумно возмущаться.

– Это шо такое? Это как так-ять? Кум, шо творится! Кохда такэ було? – наперебой, каждый на свой лад налетел на пьяного в стельку кума. Тот лишь отмахнулся ото всех пустой бутылкой и сказал:

– Победитель-ик-ца сама од-д-дала-а побелу победител-ик-йу. – Больше ничего от него никто добиться не мог, пришлось смириться.

Тем временем деду Илюше оставалось проплыть несколько десятков саженей*, он навалился всем телом на люльку и болтал окоченевшими ногами, как вдруг люлька под ним разломалась и… дед Илюша опять пошёл ко дну.

Борька закрыл лицо руками:

– Ой дед…

Тымофэй кинулся в воду и выволок деда Илюшу из воды. Дед был жив и отчаянно отплёвывался, дед Михеюшка с Денисом принялись укутывать его в непонятно откуда взявшуюся огроменную шубу, которая даже на почти двухметрового Тымофэя была слишком велика. Через минуту из воды выбрались тётя Саша с Николой, им тоже быстро принесли огромные шубы и одежду. Все сгрудились вокруг деда Илюши, другие участники заплыва, вылезая на берег и стуча руками отчаянно ругались.

– И себе ни гам, и другим не дам! Плавать разучился, так не лезь! В молодости мож ты и хорош был, а сейчас курам на смех! И правда Потонуша! Кум, что же это значит? Кум…?

Кум уже похрапывал без чувств возле бочки, а на ней восседал хлещущий с горла самогонку старый дед, умудрившийся удрать от Алёнки с Оскаром. Тишина была невероятной, и прерывалась она только непрерывными звуками глотков деда. Наконец глотать было больше нечего, старый дед оторвался от бутылки, вытер рот рукавом, обвёл всех довольным взглядом и, прежде чем Николий огрел его по голове своей единственной рукой, которая вырубила старика, сказал:

– Как деда назовёшь, так он и поплывёт.