Читать книгу Истории о деде, дедах и других - Виталя Олпорт - Страница 8

Прошло несколько дней, Кирюша стал стремительно идти на поправку, и все домашние повеселели. Надюша же отныне была частой гостьей, которая часами проводила возле постели больного, уже жениха.

Дед Нетет был особенно взволнован, ведь скоро должны были приехать Кристинка с сыном, они-то и привезут его подарки. Бедный старик изнывал от тоски в допотопной деревушке, и лишь баба Рая сладостно волновала его уже изношенное сердце.

И тут кто-то вошёл в сени, затем в прихожую, а после и в горницу, где на печи обитал старый дед.

– Э-ей, э-гей, древний дед, принимай гостей!

Дед Нетет, хоть и не так давно жил в этом доме, но уже знал, с каким размахом принимают тут визитёров. Старый дед мигом соскочил с печи, да как гаркнул так, что аж стёкла задрожали:

– Зой-ка, готовь ещё в три раза больше, Михеюшка с Илюшей вернулись! И Демьянушка наш с ними, привёз, видимо!

Ну, думаю, вы поняли, что было дальше. Дед Нетет не знал куда деваться, так тесно стало в горнице, все повываливали из углов, аки таракашки. Спасла беднягу Алёнка: зубами впилась в штанину и потянула на себя, дед Нетет обернулся и всё понял – оба забились в угол между стеной и печью.

Как всегда объятья, поцелуи, дед Назар уволок в сторонку племянника и стал жарко шептать ему на ухо последние новости. Напряжённый дед Демьян, очевидно, боящийся тёти Саши, постепенно расслаблялся и расплывался в довольной улыбке, аки кот, объевшийся сметанки.

В общем, всё было хорошо, а через час вся семья в почти полном составе (Кирюша ещё лежал в постели, но Надюшу вытащили на свет Божий и усадили подле тёти Саши) собралась трапезничать. Старый дед с обеих сторон от себя усадил новоприбывших гостей, Демьян же, как староприбывший, сидел подле дядьки и бабы Груши. Баба Рая поставила на стол бутыль водки, старый дед аж подскочил.

– Ух, голубушка, добрэ.

– Не тебе, леший, для гостей. Но ты не думай, что лакать позволим. По рюмашке стопашку, – баба Рая сердито погрозила пальцем.

– И усё?

– И усё, это на всех.

Старый дед вздохнул, но делать нечего.

– Ну и лады! Черти с вами и вас же помурдуют за это!

– Дед, – сурово проговорил Николий.

– Не серчай, Никол, не про тебя. Надюша, голубушка, прости старика, поднимись с лавки, дай гостям полюбоваться на тебя, солнце ясное наше! – Надюша, смущаясь и потупя глаза, поднялась. – Это наша Надюша, невестушка нашего Кирюши. Садись, ситец наш позолоченный. А это наш новый дед Нетет. Ну, молодёжь, поднимайся. – Дед Нетет, хмурясь, поднялся. – Вот, нашевский теперь. Дед Машунечки, подарила она нам его, – дед Нетет при этих словах поморщился, как от зубной боли. – Садись, Нететушка. Так вот, Надюша, Нетет… Да вы сидите-сидите, я лишь гостей представить, а вы поднимайтесь. Вот, это дед Илюша.

Худощавый маленький и не очень старый дед поднялся, ослепительно улыбаясь.

– Здравия желаю и тем, кого я знаю, и тем, кого узнал сейчас. Для тех, с кем только познакомился – я дед Илюша, без годочка седьмой десяток. Моя комната на чердаке, но меня тут почти не бывает, так как путешествую обычно по матушке Руси автостопом. Лишь к новому году приезжаю, а как святые семейные праздники пройдут – снова в путь-дорогу.

Дед Нетет приободрился.

– Что, везде бывал?

– Везде, везде! И расскажет нам! – Янка довольная захлопала в ладоши.

– Да, везде. И столько новых историй привёз, – дед Илюша задорно подмигнул и сел, а дед Нетет загорелся симпатией к этому бойкому старику. Он чувствовал, что тот знает значения слова «прогресс», не то, что эти отсталые сельские обезьяны.

Старый дед продолжил:

– А это, – поднялся высокий и очень полный лысоватый дед, с невероятно добрым лицом и ласковыми глазами, – наш мишка косолапый, добряк сердешный, дед Михеюшка.

– Здравствуйте, родненькие, давненько не виделись.

– Да, дедушка Михеюшка, давненько вы к нам не наведовались с бабулечкой Клавушкой. Кстати, где она? Почему не с вами? – Дашенька прямо вся светилась.

Баба Рая зашептала деду Нетету на ухо, от чего тот просто окаменел и залился краской, аки роза майская.

– Дашеньку Михеюшка наш со своей жинкой Клавушкой часто приезжали и баловали, вынянчили её, вот она и любит их так сильно.

Дед Михеюшка поник и тяжело вздохнул.

– Нету больше моей Клавушки, – все так и ахнули, Дашенька вообще вскрикнула и чуть в обморок не упала, но дед Бо лихо достал из кармана нашатырь и быстро привёл девушку в чувство. Выждав, пока все успокоятся, дед Михеюшка продолжил. – Месяцов четыре её уже как нет, дети с внуками поразъезжались, вот меня тоска там и заела. Решил вернуться, что мне там в городе одному делать?

«Ещё городской, – подумал дед Нетет, – и с ним поговорить можно будет, разбавить скуку. Жизнь налаживается».

– Так ты к нам насовсем? – оживился старый дед.

– Если примите.

– Ну и хорошо, ну и славненько-с, Михеюшка! Как не примем? Примем, ридный ты наш! Приголубим, приласкаем, прилюбим! Горяченькой нальём!

– И не вздумай, – сурово гаркнула баба Зоя. – Не думай, что за чужой счёт налакиваться позволим!

– А я что? – старый дед и присел. – А я ничего… Я и не думал даже… Совсем…

– Ха-ха, – захохотал дед Илюша. – Наш древний, как обычно, всё в бутылку смотрит.

В общем, застолье прошло весело, вскоре Надюша собралась и ушла, дед Демьян вызвался её довезти.

– Только свой трактор верну, пхе-хе, и на моём поедем.

Дед Демьян планировал после того, как вернул Надюшу в родное гнездо, сразу «до дому, до хаты» отправиться. А на следующий день вся семья повезла Кирюшу в деревенскую больницу, Иван Стаську тоже повёз, ноги у жены в последнее время болели нещадно, ещё Ивана заставили Дашеньку взять врачам показать, а все дети, кроме самой маленькой Дарёны, пошли на день рождения через три дома.

Осталось только в доме семь дедов, сидящих на полу полукругом, а в середине сидела Дарёна, прижимающая к груди любимую лошадку, связанную Стаськой, и смотря на стариков огромными любопытными глазами.

– Деда-а, – протянула девочка.

– А? – отозвались хором деды.

– Игла-ать.

– Во что?

– Пьятки! Пьятки! – Дарёна мигом вскочила и замахала лошадкой. – Вы пьячитесь, а я вас ищу! Лошадка, коловка, буйвол, класный длакон… – девочка закрыла глаза и принялась считать на свой лад, деды тут же вскочили и удирать, кто куда, прятаться.

Старый дед в погреб, за бочкой с вином. Дед Назар в тоже погреб, за ящиками с сыром. Дед Прохор, кашляя и ругаясь, что его, старика больного и хромого, бегать заставляют, в сарай и в стог сена. Дед Бо под кроватью Дарёны (и как только залез?). Дед Нетет метался-метался, да в комнату бабы Груши, Раи и Зои кинулся, а там три шкафа больших, он в один из них нырнул, среди вещей схоронился и понял, что это шкаф бабы Раи – её запах; бедняга чуть сознания не лишился. Дед Илюша на чердак и в огромный сундук, где хранилась одна-единственная подушка. Дед Михеюшка выбежал на улицу, заскочил в сарай и схоронился с курами. Все попрятатались.

Минут десять. Полчаса. Час. Полтора. Два.

– Да где она? – дед Бо не выдержал и вылез из своего открытия, прислушался: тихо, даже слишком. – Ну… Ой дела-а-а. Деды-ы-ы! Дарёна пропала!

Дед Илюша тут же выскочил из сундука и ринулся вниз, а тут уже и дед Назар прибежал.

– Ой, проворонили… – схватился за голову дед Илюша. – А остальные где?

Принялись сначала искать остальных дедов. Старого деда нашли по храпу. Он в бочке затычку вынул, винишка налакался и спать. Его в чан с холодной водой кинули – разбудили. Дед Прохора из сена выволокли – тоже уснул, ой как ругал всех и вся на чём свет стоит. Деда Нетета выволокли в полубессознательном блаженном состоянии: нанюхался одежд бабы Раи, а в руках у него был её бюстгалтер… Деда Михеюшку нашли болтающего с курами: рассказывал, как правильно нести яйца, поскольку положено, что нужно для этого делать.

В общем, собрались все деды, начали совет держать, куда Дарёна подеваться могла. Следов нет, догадок тоже нет.

– Из до-ик-ма выийти не могла… ик… Мала до замка, дверь нова, петли… Не откры-ик-ить… – старого деда шатало из стороны в сторону.

– Ой нас убьют, – вздохнул дед Бо. – Да нас и не жалко, стары мы, а вот дитя…

– Как не жалко? Жалко? Умру, а зубы мои? Зубы! – деда Нетета как холодной водой облили, он вскочил, закрыл рукой рот и начал носиться по комнате.

– Да заладил ты, зубы, да зубы! На кой чёрт нам твои червонцы гнилые сдались? – не выдержал дед Прохор.

– Это у кого гнилые? У меня? Ты, язва ходячая! – огрызнулся дед Нетет.

Прежде чем дед Прохор что-то сказал, дед Бо рявкнул:

– ДАРЁНА ПРОПАЛА!

Все вмиг утихли.

– Й-и-а!

Все вмиг остолбенели.

– Я пьиложок!

У всех мигом округлились глаза, тут даже старый дед протрезвел.

– Пирожок ты наш, – простонал дед Михеюшка. – Как бы на твоих похоронах нам твоих сородичей с начинкой есть не пришлось.

Все сразу же кинулись к печи. Пусть она и не горела, но в ней по-прежнему было жарко. Заслонку отодвинули, старый дед сунулся – нет дитя.

– Дарёна! Мне ж пить точно ни в жисть не дадут! – и тут старому деду от деда Бо прилетел хороший пинок.

– Ах ты шкура старая! Да я тебя сейчас сам в эту печь засажу и дрова подложу!

– Ты чего? – завизжал дед Прохор, – это без меня! Я это, в кровать, кости болят!

– Ах, кости болят? Илюша, ты ж любил тощих запечённых уточек?

– Чё ж любил? Досель люблю.

– Так вот, уточки не будет, зато будет утак. Зато какой большой, Прохором звать. – Дед Бо сам на себя похож не был. Глаза так и сверкали, лицо покраснело от злости, седые волосы, казалось, так и топорщились во все стороны.

Дед Прохор так и упал от страха.

– Уточка! – снова раздался голос Дарёны.

– Она в трубе, – выдохнул дед Назар. Видимо, кирпичи там неровные, а она малюсенькая, пальчики ловкие, вот и забралась.

И принялись деды придумывать, как Дарёну вытаскивать. Дед Нетет посмотрел –задвижка наполовину выдвинута, подошёл и резко задвинул её.

– Ува-а! – Дарёна истерично завизжала и бухнулась, её выволокли из печи всю чумазую, а правый глаз весь заплыл.

– Ха, молодец… – засмеялся дед Прохор.

Дед Нетет заскрежетал червонной челюстью.

Дарёна ревела, дед Бо мокрой тряпкой протирал ей глаз, который даже видно не было, все остальные деды сидели, понурив голову.

Тут детей привёл Оскар, который ходил в соседнее село за покупками.

– Что тут стряслось? – испуганно спросил Проша.

Дед Илюша вздохнул:

– У семерых дедов дитя без глаза.