Читать книгу Истории о деде, дедах и других - Виталя Олпорт - Страница 5
Без труда не выловишь и деда из пруда
ОглавлениеЗима подкралась незаметно, все высовывали нос исключительно в шубах, полушубках, валенках и варежках. И, конечно, в шапках-ушанках. Дед Прохор любовно поглаживал мех новой шапки, которую ему сшила Стаська.
– Добрэ-э, точно добрэ.
– Я рада, что тебе понравилось. Не хочешь что-то ещё? – Стаська светло улыбнулась.
– Да вот, ноги что-то стынут в последнее время, – дед Прохор заохал.
– Конечно, свяжу самые тёплые, не переживай.
– Матушка, нам пора? – Сёма тревожно тронул мать за плечо, видя, как жадно разгораются глаза деда Прохора. Мальчик знал, что сейчас дед Прохор начнёт причитать и выпросит у безотказной Стаськи ещё целую кучу вещей.
Как обычно, в это время года у Стаськи было много работы. Она штопала и обшивала не только всю свою семьи, но и оба села, тутошнее и тамошнее. Стаська побледнела, осунулась, вокруг воспалённых глаз легли чёрные, как сажа, круги. Мальчик переживал за мать, а Проша, уходя на заработки, шепнул младшему брату.
– Я понимаю, хлопот-то много, деньги нам нужны, матушка трудится не покладая рук, всем шьёт одежду и зарабатывает, и это хорошо, но… Нашим-то ведь задаром! Ты смотри, если дед Прохор или кто другой начнут у матушки что выпрашивать – увози её всеми правдам и неправдами прочь, ей лишние хлопоты ни к чему. Пусть лучше заказы других выполняет, а мы получили самое необходимое, хватит. Не густо и так живём.
И теперь Сёма, встревоженный словами брата, судорожно думал, как бы избавить матушку от лишнего груза работы. Ласковый и скромный мальчик не мог нагрубить никому, и не знал, как бы спровадить деда.
– Да-да, вот только деда Прохора дослу…
– Матушка, – жарко зашептал сын, – он же… Он же ещё попросит, батюшка скоро осерчает, ты худо выглядишь, Проша недоволен… Матушка, работы сколько, другим людям обещано… Матушка…
– Ох, – Стаська погладила сына по белокурой голове, – да, родной, я совсем забыла. Дед Прохор, совсем запамятовала, дела. – Женщина виновата улыбнулась и развела руками, а крепкий мальчик схватил коляску и скорее выкатил её из комнаты.
– Тише, уронишь, – засмеялась мать.
– Прости, прости, – тут подбежала Лидочка и принялась помогать брату толкать коляску с матерью в комнату.
– Матушка, будешь лаботать? – девочка заглянула в глаза матери. – Нам пойти погулять во дволике? Не мешати?
– Нет, милые, останьтесь со мной. Разбайте мою скуку, пока я вязать буду.
Дед Нетет сидел на лавке возле печи и, вместе со старым дедом, щелкал орехи.
– Слушай, древний, – задумчиво проронил дед Нетет, – а она такою уродилась или того?
– Чаго? – свесился с печи дед и хапнул из миски ещё горсть орехов.
– Ну… Переехало ноги или что?
– А, ты про Стаську. Да дояркой раньше она у нас была, да корова ноги отдавила, пришлось по колени почти и отрубовать. Теперь только шьёт и прядёт, тем и богата.
– А что с женой Оскара случилось?
– Ты о чём? У Оскара жинки-то никогда и не було, – скорлупа от ореха прилетела прямо в голову новому деду, тот сердито отряхнулся.
– Как же, а Алёнка?
– Пха… Пха-пха, закусай меня яга, – старый дед расхохотался. – Ты чаво? У вас в городе с девятилетними дивчинами что-ли женятся? Ну, у нас такое не положено.
– Да нет же! – покраснел дед Нетет. – Я не об этом! Она же как бы дочь его!
Тут старый дед не выдержал и кубарем скатился с печи.
– Ой, ха-ха, ну и выдумщик ты. Не дочь она его. Оскар холост и один как перст всю жизнь был. А за Алёнкой он просто присматривает. Повелось так. Алёнка безрукой-то и уродилась. Отец её, Дэнька, нашевский, в город уехал, женился там, и вот уродилась дивчина. Ну зачем она там им безрукая? Хлопот много, а работать надо, вот они и привезли её на время, пока не оправятся, на ноги не встанут. Ну вот уже и девять лет на ноги встают, у них ещё дочь родилась. Благо, что здоровая, всё проще. Ну, а нам что? Алёнка не мешает никому, живёт себе и пускай, кровь-то родная. Ну Оскар-то взял её себе, с бутылочки кормил. Наша Стаська ещё тогда на ногах была, молоко грела, учила Оскара, как дитя обхаживать. Он сам её и воспитал с подсказок Стаськи, да наших других баб.
Дед Нетет замолчал и крепко задумался. Её, Алёнку, привезли сюда и бросили, как котёнка. Ненужную, одинокую, безрукую… Его тоже вывезли, как старую хиреющую собаку. Эти люди ему чужие, его сын просто женился на женщине из этой семьи, они не обязаны были его принимать. А приняли, как своего, ни в чём не отказали. Да, они странные, неотёсанные увальни все, но… Такие дружные. Что-то в груди у деда Нетета защемило и стало греть.
А старому деду надоело на печи бока отлёживать, он вскочил и бодро предложил:
– Ну что, кость предмогильная, ай да на волюшку, на пруд пойдём?
Дед Нетет махнул рукой.
– Стужа, сам гуляй.
– Ну, как знаешь. Только труху-то свою надобно подморозить, чтобы не распасться.
И скрылся старый дед, оставив возле потрескивающей печки задумавшегося в тишине деда Нетета, щёлкающего орехи.
А старый дед тем временем укутался, как положено, и в припрыжку поскакал к соседнему дому, завалился в сени и гаркнул:
– Хэ, соседушки-теплобоки, ай да самогоночки мне, кровь разогнать. Мои мне сухой закон устроили.
Организовали, и весёлый раскрасневшийся дед, пряча бутыль самогонки за пазухой, направился к пруду.
– Лёд-то точно схватился. Ух, покатаемо!
Лёд схватился и дед на него прямо с разбега, тощим задом проехался до середины и провалился.
Вечерело.
– Вечор уже, – Баба Груша хмуро переводила взгляд с пустующей печи на окно. – Дядь, где наш дед?
Дед Назар, подбрасывая дрова в печь, кивнул седой косматой головой в сторону деда Нетета, проговорил:
– Сказал, что на пруд пошёл.
Воцарилась мёртвая тишина. Дед Назар медленно поднял взгляд, посмотрел на печь, после на дверь и прошипел:
– Ах ты, чорт старый, небось утоп.
Поднялся крик:
– НАШ ДЕД НА ПРУДУ УТОП! СКОРЕЕ! – начала баба Груша и вся хата заполнилась стенаниями на разные лады.
Вывалили все на улицу и гурьбой кинулись, соседи удивлённо носы из своих избёнок повысовывали, и ошарашенно наблюдали за быстро удаляющейся толпой.
Остались только перепуганный дед Нетет, Стаська, дед Прохор, Дашенька, её муж, напившийся в стельку и храпящий под лавкой, да дети: Дарёна, Алёнка, Лидочка и Сёма. Стаська вязала, пока детвора водила хороводы вокруг клюющей носом Алёнки.
– Послухайте, дед Нетет… – Дашенька, сипло покашливая, села рядом и дала новому деду тарелку с изюмом. – Угощайтесь. Вы уже разобрались, что у нас к чему? Я водицы испить ходила и случайно услыхала ваш с дедом разговор о наших, – Дашенька разволновалась, словно кто её мог отругать за подслушивание, но продолжила. – Хотите, я вам ещё расскажу?
– Да, – кивнул дед Нетет, – не помешало бы, а то я совсем ничего не знаю, и оказии всякие возникают.
– Ну-с, о ком бы начать? Ну-с, нашего деда вы знаете, он всем дедам дед… вот дед Назар у нас молодой дед, ему всего девяносто восемь годков, – дед Нетет подавился изюмом, а Дашенька продолжала, задумчиво смотря на детей и иногда прерываясь на кашель, – он холост всю жизнь был, но детей много от разных женщин. Мы знаем о четырнадцати точно… А баба Груша его двоюродная племянница, а Тымофэюшка внук бабы Груши, сын её старшего сына. Родители его погибли, уснули в стоге сена и сгорели… горе-то какое. Дед Бо у нас по старшинству второй, ему сто четыре годочков. У дяди Лёвы есть старшая сестра Жанна, летом иль на каникулы к нам приезжает её дочь Полинка. Родители Янки тоже погибли… дерево на них упало. Муж тёти Саши погиб, на заработки ездил, в шахте работал, а там обвал… и растит она Кирюшу с девяти годков сама, на ноги славного хлопца подняла… – тихая речь Дашеньки вгоняла деда Нетета в сон, и, если бы не кашель, всё время душащий её, он бы точно уснул.
И наконец ввалились с шумом все в дом, мокрые, но довольные, и вытащили за ногу причитающего деда.
– У, смерды!
Старый дед вскочил, одетый явно не в своё добро, не по размеру, и мигом на печь, отвернулся к стенке и ну там зубами стучать.
А все уселись в кружок и принялись рассказывать наперебой, что с дедом приключилось.
В общем, прибежали все на пруд, глядь, а там дед барахтается. Барахтается, барахтается, нырнёт, вынырнет, бахнет самогоночки и всё заново. Лёд потрескался, как добраться? Кирюша вспомнил, что у дядьки Надюши лодка есть, село-то их рядом. Бросился туда, Иван с Тымофэем вслед отправились. Притащили лодку на санях, пол соседнего села собралось, охали да ахали за деда.
А дед, как увидел лодку, заверещал:
– Не подходи-и-и! Моя родненькая!
И прижимал бутыль с самогонкой к груди. До него добрались, только хотели схватить и вытащить, как он под воду камнем нырнул. Не хотел сдаваться, знал, что опять запрут и, как пить дать, пить ещё долго не дадут…
Тётя Саша с Николой, как лучшие пловчихи, недолго думая, нырнули в воду и ну деда вылавливать. Тот отчаянно сопротивлялся, отбивался, кусался, под воду уходил, как только его вытаскивали. Самогоночка крепкая была, так кровь деда разогрела, что управиться с ним мочи не было. Наконец в очередной раз голова деда показалась над поверхностью воды, Оскар схватил патлатую шевелюру и грубо выдернул из воды, несколько секунд подержал, как шкодливого котёнка, дрыгающего ножками, судорожно сжимающего бутылку. Иван одним ударом ноги безжалостно вышиб её из рук, и та плюхнулась в воду и пошла на дно. Дед завыл страшным голосом, а Оскар кинул его, тоже на дно, но не пруда, а лодки. Там уже настелено было. Живо деда раздели и в полушубок с подштанниками Тэмофэя укутали. Николу с Сашей тоже вытащили, доплыли до берега, мигом раздели и укутали в одежду, что бабы из соседнего села принесли. А дед брыкался, всё норовился нырнуть за бутылёчком своим родненьким… Пришлось Ивану разок огреть деда подзатыльничком, а Оскару взять его под мышку и понести так. Старый дед обмяк и повесил голову, видать смирился.
Когда рассказ кончился, Дашенька, кашлянув, заключила:
– Ну-с… Без труда не вытащишь и деда из пруда.