Читать книгу Истории о деде, дедах и других - Виталя Олпорт - Страница 23
Один дед хорошо, а два лучше
ОглавлениеЗемля стала обсыхать, так как солнышко начало припекать, дед Прохор раскаялся, а баба Рая постоянно припоминает:
– Ну шо, дед, мож, в моём сундучке пороешься, подарочек для новоиспечённого внучка пошукаешь да погукаешь, а? А ежели не по нраву, под кроватку себе только швырь! А я побачу.
Дед Прохор днями ходил багровый от стыда.
– А это потому, – подливал масло в огонь старый дед, развалившийся на печи, как кот, – шо ты бока днями пролёживаешь, стогнешь по делу и не по делу. Занимался бы чем, нашёл бы, шо внучку-то приподнесть.
– На себя посмотри, сам кости пролёживаешь! – сердито огрызался дед Прохор.
– А я пользу приношу, – довольно жмурился старый дед.
– И это яка от тебя польза?
– За семьёй блюжу.
– Тьфу ты!
Так и жили, пришла пора идти в поля.
– Нам бы семян побольше, – хмурилась Гастасья.
– А шо, попортились?
– Нет, но семья растёт, гостей много було, а кто его знает, сколько их ещё будет? Лучше пусть останется, чем зиму впроголодь жить.
– И шо делать?
– Надо дедов на ярмарку отправить за семенами да саженцами.
На том и порешили. Вызвался дед Михеюшка.
– Хоть такая польза будет.
– Дед Михеюшка, да ты полезный, ещё как, – сказала Янка.
– Ну вот ты с ним и пойдёшь, – хитро улыбнулась Гастасья.
Глаза Янки тут же стали как два больших блюдца, и она пожалела, что вообще рот раскрыла, да деваться было некуда. Стали дед Михеюшка с удручённой Янкой собираться на ярмарку. Тут старый дед возник откуда ни возьмись.
– А я? А я? А как же я???
– А ты чего? – удивилась Янка.
– А он тоже хочет с нами, – подсказал дед Михеюшка.
– А у него другие дела, – сурово отрезала баба Рая. – А ну метлу в зубы и пшёл руками работать, а не то мести задом будешь.
Старый дед с тоскою глянул на метлу, которую ему всучила баба Рая, да делать было нечего.
Вскоре вышли дед Михеюшка с Янкой на порог с коробами за плечами, и пешие пошли на ярмарку в соседнее село. Янка тут же стала причитать:
– Ух, ноги-то в новых лаптях болят.
– Ничого, – успокаивал её дед Михеюшка, – растопчутся.
– Ой, ремешки-то больно впиваются.
– Ничого, ты их распрями, и легче станет, они у тебя свёрнуты.
– Ах, какой короб тяжёлый.
– Ничого, это ты с непривычки.
– Эх, как долго идти.
– Ничого, это полезно.
Так и дошли до ярмарки, солнце уже высоко стояло.
– Ох, как жарко.
– Ничого, сейчас мы в тенёк зайдём и водицы холодной попросим испить.
Пришли наконец дед Михеюшка с Янкой на ярмарку и сразу же – к первой палатке, в которой водицей родниковой торговали да напитками всякими, соками полезными, компотами вкусными. Скинула Янка со стоном свой короб и припала к сводящей зубы холодной водице, скинул и дед Михеюшка свой короб, тот упал на землю со звуком «ой!»
– Да-а-а, – протянул дед Михеюшка, – и правда тяжёл что-то короб. Мне вон того компотика кружечку, пожалуйста.
– Со смородинкой?
– Да, с ней самой.
Напились дед Михеюшка с Янкой вдоволь, расплатились и пошли по палаткам да прилавкам товар нужный искать, там семена, там саженцы прикупят.
– Дед Михеюшка, я яблочки хочу, – ныла Янка.
– Ничого, свои скоро будут.
– Да когда они будут!
– Когда деревца заплодоносят наши.
Надулась Янка. Дальше идут.
– Дед Михеюшка, я ежевички хочу!
– Ничого, своя скоро будет.
– Да когда она будет!
– Когда кустики заплодоносят наши.
Закатила Янка глаза, но ничего не сказала. Так они и ходили, а после так еле ноги волочили.
Клонилось солнце к закату, взмокли дед Михеюшка с Янкой. Тяжело поставил на землю старик короб и заглянул в него, почесав затылок и сверяясь со списком:
– Я вот всё понять не могу, – заглянул в короб Янки, – вроде всё купили… Не, ну точно всё по списку, но…
– Что? – простонала Янка, распластавшаяся без сил на земле и перемазанная пылью.
– Многовато как-то всего… И это что? Так, что тут написано? – прищурился дед Михеюшка. – Семена хурмы… Хурмы? А хурма тут откуда? В списке не значится, я не брал. Ты брала?
– Не, – вяло ответила Янка. – Мож, ещё листок был, да ты его потерял. Но мы всё купили.
– Как всё, если я листок потерял?
– Может, ты потерял, когда всё купил.
– Ну да, – почесал за ухом дед Михеюшка. – Ладно, Янка, пошли до дому до хаты. Вечереет уже, все домой сбираются. Если что, завтра ещё сходим.
Янка застонала, но поднялась, что-то причитая себе под нос. Обратно плелись еле-еле, уже и солнце опустилось, а они даже половину пути не одолели. Тут послышался звук колёс и копыт, на горизонте появились Иван с телегой. На лошади, которая катила телегу, без седла сидел Сёма, гордый и счастливый.
– О, а это за нами, – довольно улыбнулся дед Михеюшка.
– Или за тем, что мы купили, – буркнула Янка, но старик её не услыхал.
Наконец влезли в телегу, Янка тут же рухнула без чувств, а дед Михеюшка пересел к Ивану.
– А не упадёт малой без седла-то?
Иван покачал головой. Сёма, не поворачивая головы, ответил вместо отца:
– А тятя меня ещё в прошлом годку научил без седла скакать. Сказал, с седлом и любой дурак может.
– Во как, молодец у тебя батька, ничего не скажешь.
Доехали в полной тишине. Вышел Тымофэй и помог Ивану короба в дом занести, а дед Михеюшка с еле живой Янкой в баньку пошли мыться. Баньки у них две разные были – для дивчин и для мужиков. Семья-то большая, чтобы долго не ждать никого.
Наконец вышли попаренные-выпаренные, Янка тут же в кровать направилась.
– Янка, а есть не будешь? – позвал её Проша.
– Не, – вяло отмахнулась девушка. – Не хочется.
– Вот чаще бы свои булочки печёные от перины отрывала, так бы не устала, – сказала баба Рая.
– Всего хватило хоть? – поинтересовался дед Михеюшка.
– Всего-то всего, – нахмурилась баба Зоя. – Вот только тут много в таком количестве, что не просили, и ещё много того, о чём не писали. А по денюжкам всё как полагается выходит.
– Это как так? – удивился дядя Лёва.
– Я сам не знаю, как так вышло, – развёл руками дед Михеюшка. – Сам удивлялся, думал, может, список какой потерял. Я лишнего не брал, и Янка тоже.
– Воровство, – мрачно сказал Олежа, отхлебнув из кружки кваса.
– Э, – возмутился тут же дядя Лёва, – Янка бы никогда!
– Молчи уже, – шикнула тётя Саша. – Лентяй лентяйку защищает.
– А кто тогда, по-твоему, ворует? Михеюшка наш-то? – встрял дед Илюша.
– Я этого не говорил, – принялся отпираться Олежа.
И чуть не заварилась каша-перебранка, как все замерли от вопроса, заданного Тымофэюшкой:
– А где наш древний..?
И правда… где?
Все принялись вертеть головами и вспоминать, когда в последний раз старика видали.
С утра. И всё.
– Пропал, – мрачно подытожил Олежа, снова приложившись к кружке. Он теперь вместо спиртного квас хлестал, а тот иногда хмелил не сильно.
– Бать, – зашептал Стёпушка деду Назару, – как думаешь, мож это он?
Тут дверь тихо отворилась, и на пороге объявился старый дед: грязный, взлохмаченный, язык на плече, еле на ногах держится.
– Ух… Басурманы… Вы шо ж это меня не подождали, а?.. Ух… Эх ты, Иван-Иван… Не взял меня… Эх…
– Так это ты? – сурово спросила тётя Саша.
– Я это, я… А шо я?
– Семена с саженцами потаскал с ярмарки?
– И шо потаскал? Шо значит, потаскал? Я, значит, в дом, а они, значит, потаскал! Ух… Эх, вы… Родня…
– Но как ты так умудрился? – спросила Стаська.
– Как-как… А просто! – лукаво улыбнулся старый дед. – Пока вы все раззяву ловили, я, как в сказке, в короб к нашему медведю – нырь!
– Так вот почему он таким тяжёлым был, когда я его пустым нёс, – потёр плечо дед Михеюшка.
– Потом, пока они жажду утоляли с беспутной нашей, я из короба и – вынырь! А там краник с водицей сладенькой. Ну я жажду тихонечко утолил и за ними гуськом-следком. Люду много было и, пока ворон все считали, я того чуть-чуть, того чуть-чуть. Ну, а что, в хозяйстве-то пригодится небось. Да и Михеюшка наш-то всё равно платил. А меня никто и не бачил. Во, якой я гарный молодец!
– Ты украл, – вздохнул дед Назар.
– Как украл? Ты чого такого наговариваешь, бусурман? – возмутился старый дед.
– А вот так, ты пихал всё в короба, но никто же не знал этого, и Михеюшка платил только за то, что брал он, – пояснил дед Илюша.
– Ты вообще зачем туда попёрся, старый придурень? – взвыла баба Груша.
– Как зачем? Как это так – зачем?! – возмутился старый дед.
– Щас чё-нить ляпнет, – сказал Сёме с Лидочкой Проша, – я вам, как старший брат, говорю. Точно ляпнет.
Дед выпятил грудь колесом, высоко задрал голову, да так, что нос в потолок смотрел, и торжественно сказал:
– Один дед хорошо, а два – лучше!