Читать книгу Опыт единого познания - Владимир Николаевич Туголуков - Страница 7

Познание начинается с вопросов, которые индивид задает себе, с недоумения. Без вопросов нет познания. Почему вообще индивид задает вопросы? Почему начинает мыслить? Мыслить – искать смысл. Все начинается с человеческого поиска смысла. Человек начинается с вопроса о смысле жизни. Задавать вопрос – значит быть вопросом, проблемой.

Смысл – в вечности, в соединении с Вечным и Бесконечным Отцом, с которым индивид в разделении. Другого смысла индивидуальная жизнь не имеет. И задает этот вопрос индивид, разделенный с вечной и бесконечной жизнью. Индивиды, сущие в раю, вопрос этот не задают. Вопрос – это начало мысли. С вопроса начинается мысленный поиск отождествления, поиск пути соединения разделенных сторон неблагополучной жизни. Индивид осознает себя конечным и преходящим индивидуальным телом в вечном и бесконечном мире. Индивид осознает себя разделенным с вечной жизнью.

Быть разделенным – природа знания себя, природа сознания. Индивид, тождественный со своим окружением, не знает себя. В состоянии тождества индивид включен в мир, а в состоянии разделения исключен из него. Исключенный из мира, исключен и из вечной жизни, поскольку жизнь есть соединение с миром. Это существование индивида исключенным из мира есть духовная жизнь. Духовная жизнь есть мысленная жизнь индивида. Индивид в этом состоянии есть в себе, в уме, в представлении весь мир, есть чувственный образ и мысленное подобие всего мира. И это не прихоть, не произволение, но такова природа жизни, что она, встречая препятствие своему полаганию себя вне себя, переходит в другое, духовное измерение. Когда жизненный процесс прекращается, тогда начинается мышление. Мышлением движет любовь к жизни, желание жить. Состоянию духовной жизни как мышлению противоположно состояние совершенной практической жизни как бытия. Мышлению как действительному состоянию изгнания противоположна идеальная жизнь в раю – жизнь, не нуждающаяся в познании.

Окончание дня – это окончание части жизни. В конце дня бывает иногда сожаление о том, что день закончился, и о жизни думается – что и она также закончится. День – это подобие жизни. В тот вечер, когда мать уже позвала домой, он, глядя с тоской вслед зашедшему солнцу, в первый раз подумал, что и жизнь его также пройдет, как прошел этот летний день. Детство уходило. Заканчивалась беззаботная жизнь. Утрачивались спокойствие и бестревожность души. Все чаще тоска посещала душу.

Дети не знают преходящести жизни, не знают смерти. Не зная смерти, они и живут и чувствуют себя так, как будто они вечны. Можно сказать, что жизнеощущение ребенка есть жизнеощущение вечного индивида, есть жизнеощущение вечности, жизнеощущение вечной жизни. Детство есть пора райской жизни как жизни индивида вместе с Отцом своим Вечным, когда смерти еще нет в мире и нет поэтому знания о смерти. Кажется, на первый взгляд, что индивид становится смертным тогда, когда знает о смерти, но это не так. Индивид до изгнания из вечности не знает смерти. Индивид обретает знание о смерти, утрачивая вечную жизнь, становясь смертным, преходящим. Знает о смерти тот, кто обрел себя изгнанным из вечности, кто стал смертным.

Жизнь в райском саду – потребление плодов дерева жизни. Об этом дереве сказано в мифе: «и дерево жизни посреди рая» (Быт. 2, 9). Познания в раю нет и не может быть: познания нет, потому что райская жизнь тождественна в себе, в ней нет разделения, в ней нет противоречия. Отсюда следует, что дерево познания в райском саду не имеет никакого смысла – его там быть не может. Поэтому в тексте библейского мифа после фразы «дерево жизни посреди рая», добавление «и дерево познания добра и зла» (Быт. 2, 9) выглядит бессмысленным. Рай есть место жизни, но не познания. Познание происходит в другом месте. И дерево познания находится не в райском саду. Детское познание и, шире рассматривая, райское познание есть бессознательное чувственно-практическое научение жизни, общее всем животным. Оно достаточно для благополучной и непротиворечивой в себе райской жизни. Но познание добра и зла есть познание неблагополучной, имеющей в себе противоречие, преходящей жизни – жизни, утратившей свой смысл, задумавшейся о том, зачем она, и стремящейся к истине, к идеалу. Познание добра и зла есть познание преходящей жизнью самой себя, самопознание. Жизнь в поиске своего смысла и в стремлении к истине, к совершенству есть духовная жизнь. Познание смысла жизни есть духовное познание. В раю нет такого познания и не может быть – рай есть место непротиворечивой в себе и благополучной жизни. В раю не спрашивают, зачем жизнь. Райский житель не знает зла, ведь его жизнь есть потребление блага, поэтому он, не зная зла, не знает и добра. Только утрата добра позволяет осознать, что это было действительно добро. Как говорится, «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». Только в состоянии зла индивид ценит и осознает утраченное благо. Только утрачивая вечную жизнь и обретая жизнь преходящую, индивид познает добро и зло, осознает утрату и обретение, идеал и действительность. Житель рая не понимает вопроса о смысле жизни, потому что он живет полноценной, истинной жизнью. На зеленом лугу, под голубым небом пасутся овцы. Они питаются и размножаются, питаются и размножаются. Это есть райская жизнь. Это есть истинная, совершенная жизнь.

Детство переходит во взрослую жизнь. Взрослый индивид есть индивид определенного пола, половой индивид. Переход от детства к половой зрелости называют переходным возрастом, который, по сути своей, есть становление ребенка молодым мужчиной. Индивид в пору перехода – подросток, отрок. Становление ребенка юношей происходит в период между двенадцатью и четырнадцатью годами. В двенадцать лет индивид еще ребенок, а в четырнадцать – молодой мужчина. Но в душе он остается отроком, поскольку не живет еще жизнью мужчины. Девицы и молодые женщины смотрят в его сторону и тем очень смущают. В эти годы полового становления происходит переход к новой, с новыми радостями, жизни, или, при неудаче, изгнание из жизни. В это время определяется, какой жизнью будет жить индивид все последующие годы – несчастливой духовной или счастливой половой, плотской жизнью. Для одних, счастливых, взросление есть продолжение жизни, для другого это время есть изгнание из жизни и прекращение жизни. Судьба в наибольшей мере определяется в это время. Истоки духовной жизни – там, в уходящем в свете заката детстве и несчастливо начинающейся взрослой жизни.

Подросток спрашивает у матери: «Зачем живут люди?». Но что она может ответить? – «Если родился, то никуда не денешься, нужно жить». Почему был задан этот вопрос? Какое состояние жизни он, этот вопрос, выражал? Если раньше, в период детской жизни, ребенок к чему-то стремился, чему-то, какому-то осуществлению радовался, то теперь, когда прежняя жизнь закончилась, а новая не наступила, когда время остановилось, он не знает – зачем он, не знает – зачем жизнь. В его жизни не стало того, к чему нужно стремиться, чему можно радоваться. Наверное, он бы не задумался о смысле индивидуальной жизни, если бы жизнь его продолжилась в форме жизни благополучного юноши, как она продолжается у большинства индивидов. В отроке произошла перемена, связанная со взрослением, и он стал другим. Другому индивиду нужна и другая среда, другая жизнь. Прежняя среда, среда детства уже не удовлетворяла, уже не соответствовала ему. Он вырос из этой среды. Душа его была растревожена. Тревожила именно неизвестность предстоящей жизни. Нужно было осваивать новую среду и новую жизнь. В это время, когда он вырос из своего детства, а новая жизнь не наступила, и был задан вопрос о жизни – зачем жизнь.

Он не знает, зачем он живет. Он словно путник в начале нового пути. Состояние отрока в это время, когда он вырос из своего детства, но еще не обрел себе новой среды и новой жизни – это состояние путника, только что покинувшего рай. Словно он из сказочного и доброго мира вышел в жестокий и злой мир. В течение многих лет после окончания детства в нем было сожаление о том, что в мире отсутствует сказка. В этом сумрачном, безрадостном мире люди умирают, и он видел, как останки их уносили на кладбище. Для него было открытием, потрясшим его, то, что жизнь индивидов заканчивается, что они умирают. В этом тоскливом мире он открыл для себя преходящесть индивидуальной жизни, открыл преходящесть в непреходящем мире, преходящесть в вечности. От людей остаются в вечность только памятники на их могилах – памятники с датами рождения и смерти. «Зачем жил человек?» – думал он, стоя у могилы и читая даты рождения и смерти. В душе его было неприятие такой судьбы индивида, неприятие смертности и, вместе, убеждение в том, что после смерти индивида должна оставаться не только его могила, но и плоды его дел, плоды его труда, чтобы помнили его люди после смерти. В нем жило убеждение с тех отроческих лет, когда он осознал смерть, что памятником индивиду должен быть не памятник на его могиле, но памятник из его дел, рукотворных или нерукотворных.

Конечно, он был еще отроком, подростком. Он был выросшим, но не повзрослевшим. Он не знал и в шестнадцать лет, что юноша должен соединить свою судьбу с девушкой и оставить детей после себя. Дети, потомство есть лучший памятник индивиду. Он не знал этого и меньше всего думал об этом, когда задумывался – зачем живут люди. Единственный смысл жизни с тех отроческих лет он видел в том, чтобы жизнь прожить не зря и оставить в вечность плоды своих дел, чтобы не спрашивал другой отрок, стоя у его могилы – зачем человек жил.

Прежние радости жизни отошли в прошлое, а новых радостей он не знает и не предполагает даже. Жизнь не имеет смысла, если нет в ней чувственной радости, нет цели, влечения и удовлетворения осуществлением. Подростку кажется, ведь он судит по себе, что и другие люди не имеют никакой радости от своей жизни и также томятся от чувства бессмысленности своей жизни. И ему жаль людей, кажутся тщетными их заботы. Очень субъективно его мироощущение. Если в жизни индивида нет чувственной радости, то она, жизнь, бессмысленна в самоощущении самой этой индивидуальной жизни. Противоречие в том заключается, что физически, телом индивид становится мужчиной, но не живет жизнью мужчины. Его исход из детства стал изгнанием из рая, стал изгнанием из жизни. Он не смог войти в новую, так волнующую, так притягивающую к себе взрослую жизнь. Окончание детства стало окончанием жизни.

Жизнь стала пустой и перешла в мышление. Осознание смертности человека, осознание преходящести индивидуальной жизни с необходимостью приводит к вопросу о смысле жизни. Мыслить не свойственно для благополучной жизни – для жизни свойственно жить. Жизнь неблагополучна, если она начинается с недоумения, если она начинается с вопроса «зачем». Жизнь, которая остановилась, жизнь, которая не может продолжаться, задает вопрос о своем смысле, задает вопрос «зачем». О смысле жизни спрашивает бессмысленная, неблагополучная жизнь. Детство закончилось, а другая жизнь не началась – та, которая должна была прийти ей на смену. Других радостей и другого наполнения жизни соответственно возрасту не было. Общения со сверстниками и сверстницами не было. Другие подростки играли с девицами, а он не был способен на такое поведение. С первых лет школьной учебы не мог смотреть на привлекательных сверстниц – они как будто ослепляли его своей красотой.

Жизнь стала пустой, ничем, соответствующим возрасту, не наполненной, безрадостной. Половая зрелость наступила раньше, чем у других подростков, бывших даже старше его. Он, бывший в классе меньше всех, в течение зимы обогнал по росту многих одноклассников. Внешне стал юношей, молодым мужчиной. Смущали взгляды девушек, насмешки ребят, отстающих в половом взрослении, остающихся еще детьми. Стеснялся своего изменившегося голоса, внимания к себе. Чувствовал себя очень неловко, стесненно. Результатом этой перемены стало отставание в учении. Вместо радостей этого возраста началась мучительная, похожая на пытку, жизнь. Стеснялся своего внешнего вида, своего лица. Общаться со сверстниками и сверстницами не умел, никогда не знал, о чем нужно говорить с другими. Навыков общения не было, совсем не умел общаться. Все свободное от учебных занятий время отсиживался дома. Томился от безделья, не знал, чем заняться. Бестолково проходило время. К учению способностей не имел. Единственной радостью было чтение. Испытывал страх, неловкость, скованность, зажатость, стесненность среди людей, в частности, среди сверстников, ведь среди них приходилось быть в основном. Измученный, с головной болью он возвращался домой. И ведь в те мучительные годы никто из старших, никто из взрослых не помог, хоть бы советом. Да и что тут могло помочь, если он неспособен был жить, не умел жить. Остро чувствовалась и осознавалась несвобода. Думалось, что и в заточении можно чувствовать себя свободней, чем на такой свободе, когда все стесняет и чувствуешь себя скованно и неловко. Хотелось жить нормальной, естественной жизнью – жизнью в соответствии с потребностями и наклонностями своего возраста, но невозможно это было. Хотелось в те ранние годы жить свободно, чувствовать себя в среде естественно, не напряженно, быть в ней, как у себя дома. Приходил на ум образ рыбы, живущей в своей родной среде, в воде. Хотелось чувствовать себя в общественной среде так же свободно и естественно, как рыба чувствует себя в воде, но он чувствовал себя выброшенным из океана жизни на берег. Хотелось соответствия со средой. Думалось, что нужно как-то изменяться, что нужно стать таким же, как все, но не знал, как измениться, что делать. Это, конечно, была трагедия: быть молодым и не жить, не уметь жить соответствующей этому возрасту жизнью. Жизни не было. Была жизнь – изгнание из жизни и начинающаяся духовная жизнь.

Те годы уже далеко и переживания тех лет трудно вспомнить в подробностях. Окончание детства переживалось, словно окончание жизни. В мир вошла смерть, и он потерял очарование рая. Мир стал серым, безрадостным. Часто была слышна в отдалении тоскливая музыка похорон – в то время похоронное шествие по городским улицам сопровождалось траурной музыкой. Самая главная перемена в сознании, связанная с окончанием детства – осознание смертности, осознание утраты вечности. Не случайно осознание преходящести жизни совпадает по времени с окончанием детства: окончание детства есть определение преходящести его и, вместе, есть определение преходящести жизни. Окончившееся детство есть словно окончившаяся жизнь – жизнь, казавшаяся вечной. Познание обретенной преходящести есть и познание утраченной вечности – это одно понятие. Настроение отрока в это время печальное, подавленное, сумрачное, безрадостное, тревожное. Он изгонялся в мир, в котором его ждала трудная жизнь – жизнь в поиске своего смысла, в поиске своего наполнения, в поиске своего дела, в поиске дела для вечности.

Жизнь не может совсем остановиться. Остановленная, она переходит в другую форму – форму духовной жизни. Изгнаннику из рая предстоит трудная жизнь, а именно, жизнь-познание добра и зла, духовная жизнь как поиск смысла, мышление. Жизнь в изгнании есть жизнь под деревом познания добра и зла, жизнь-познание. В раю остались те, кто играли с девицами под деревом жизни и соблазняли их его плодами. Они непротиворечиво вошли во взрослую, половую по преимуществу, жизнь. Ева со своим змеем, соблазнившим ее к половой жизни, даже не заметили окончание своего детства – оно незаметно перешло во взрослую, половую жизнь.

Человек был изгнан из рая и принужден к жизни-познанию не за свою провинность. Но от вечности повелось такое распределение, что одни грешат, а другие страдают и возводятся на крест, одни живут, а другие познают добро и зло. Люди своей непомерной жизнерадостностью, своей жизненностью изгоняют из жизни тех, кто не так жизнерадостен, не так жизненен. Счастье одних за счет несчастья других, всем поровну не бывает. Избранного сына Вечный его Отец изгоняет из жизни – изгоняет, чтобы сын познавал жизнь, ведь если все будут жить счастливо и блаженно, если все будут жить без проблем, то кто будет познавать жизнь и творить вместе с Отцом-Богом новое небо и новую землю?

Он уходил из рая один – уходил, чтобы жить «со скорбью» (Быт 3,17). Ева со своим змеем осталась в раю потреблять плоды дерева жизни. Ева – это юная дева, красота, жизнь. Изгнанник, так влекущийся к девичьей красоте, обречен на жизнь без нее. Всегда человеческое общество делилось на центр и окраину. Можно и нужно рассматривать рай как центр жизни, а место изгнания – как окраину, как край жизни. Жизнь – потребление. Блага стекаются в центр, где и потребляются. На окраине живут трудной жизнью, а потребление там затруднено. Красивые девы устремляются в центр, где их красота потребляется благополучными индивидами. От века благополучные индивиды делили блага и красоту в том числе, но духовное развитие совершается от вечности неблагополучными мужчинами, для которых потребление красоты недоступно.

Райская жизнь есть, по сути своей, благополучная, совершенная, истинная жизнь. Райская жизнь есть счастливая жизнь индивидуальных тел, райская жизнь есть жизнь-любовь. О смысле жизни здесь вопроса не задают и к истине не стремятся. Зла не имеют, поэтому и добра не знают. Как говорится, от добра не ищут добра. Отрок, изгнанный из вечной жизни, вынужден жить другой жизнью. Господь Бог, изгоняя человека из рая, говорит: «со скорбью будешь питаться от нее (от земли, прим. авт.) во все дни жизни твоей; терние и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою» (Быт. 3, 17—18). Бог говорит о скудной, убогой и скорбной жизни, которая ждет изгнанника. Бог говорит о жизни без плодов дерева жизни, о жизни без любви, о жизни без смысла.

Все, приходящие в мир, приходят, чтобы жить. Все жить приходят, но не познавать. И он хотел любить юных дев, и он хотел жить. Но изгнан был из рая, изгнан был из жизни. Изгнан был из жизни и принужден к познанию. Оставшиеся в раю срывали спелые плоды дерева жизни, брали даром цветущую красоту юных дев, а он был принужден к познанию добра и зла. Изгнаннику доступны только плоды дерева познания. Дерево познания произрастает вне рая, произрастает вне жизни и есть, по сути, дерево смерти. Бог сказал об этом дереве: «не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2, 17). Жизнь за пределами рая, жизнь на краю жизни, жизнь вне жизни есть не жизнь, но существование только. Это есть сущее небытие. Жизнь-познание есть сущее небытие, не-жизнь. Бог не обманывает. Дерево познания есть дерево смерти. Срывающий плоды познания есть умерший для мира, для общей жизни.

У Платона, в диалоге «Федон», Сократ говорит о жизни и смерти как противоположностях, как о двух противоположных состояниях. Смерть в этом представлении есть потусторонняя жизнь, наступающая после физической смерти индивида. В древнегреческой мифологии Аид есть место потусторонней жизни, куда попадают души умерших индивидов. Но реально только то, что подтверждается опытом. Есть только жизнь, а смерти нет. Правильно сказал кто-то из мудрецов, что смерти нет, потому что пока индивид жив, для него смерти нет, а когда он умрет, тогда для него тоже смерти нет, потому что его самого нет. Смерти нет как формы существования, противоположной жизни. Есть только жизнь. Поэтому смерть нельзя противопоставлять жизни. Жизнь – это состояние и процесс, а смертью или умиранием называют обычно не процесс, но прекращение процесса жизнедеятельности и разрушение организма. Прекращение жизни есть исчезновение субъекта этого процесса, живого, функционирующего тела, организма. После прекращения жизни тело распадается на составляющие его элементы предыдущих уровней организации. Есть только живой организм, а мертвого организма нет. Смерть не имеет субъекта – в этом состоянии организма нет. Прекращение жизни, смерть есть распад динамической, функционирующей формы тела, исчезновение тела как организма, как организации вещества. Смерть есть исчезновение организованного тела. После смерти тела нет, поэтому и смерти нет, как состояния тела. Смерть есть прекращение процесса жизнедеятельности, но никто не говорит, что прекращение существует, что оно есть сущее состояние. Смерть, в отличие от жизни, не имеет временного измерения. Жизнь есть, потому что есть организованное тело, организм. Смерти нет, потому что после прекращения жизни нет тела. Тело, остающееся после смерти, не есть тело, поскольку в нем нет связи частиц. Смерти нет, но есть только жизнь. Слово «есть» неприменимо к смерти. «Есть» означает функционирование, процесс, длительность, но после смерти нет того, что есть, что существует. Существование после смерти переходит на другой уровень, а прежней функционирующей формы нет, она не существует. Смерти нет, потому что нет субъекта, находящегося в этом состоянии. Нет субъекта, нет и состояния. Тело после смерти есть множество разделившихся друг с другом организованных тел, атомов. Эти тела соединились при образовании сложного тела, а затем, после прекращения жизни, вновь разделились. Где, в каком месте смерть есть? Есть только жизнь, возрастающая или убывающая, но смерти нет. Смерти нет как сущего состояния материи, поскольку и мертвой материи нет. Если понимать смерть как момент прекращения жизни, остановку жизни, то смерти нет, ведь нелепо говорить, что есть прекращение. Если же под смертью понимать время после прекращения жизни, то и в этом случае нелепо утверждать, что смерть есть. О том, что перестало быть и чего уже нет, некорректно говорить, что оно есть, ведь это значит, что небытие есть. Смерть наиболее соответствует небытию. А небытие – это не то, что есть, что существует, но то, чего нет, что не существует. Утверждать, что смерть есть, значит утверждать, что есть небытие. Если есть чисто формальная противоположность «бытия» и «небытия», то может казаться, что за ней что-то есть, что она имеет какой-то смысл. Но если небытие есть, то оно есть бытие. Если есть бытие, то ему противоположно небытие, и так далее, бесконечно. Все противоположности, положительность и отрицательность, есть противоположные состояния жизни и сознания. Все они относятся к жизни. Жизнь в состоянии сознания и познания есть их единство. Если допустить противоположность бытия и небытия, то что есть их единство? Его нет. Это мнимая противоположность. Бытию ничто не противоположно. Небытия нет, но есть только бытие. Добро и зло, и прочие подобные противоположности есть состояния жизни, несовершенного бытия. Небытие не имеет состояний, поскольку его нет.

Есть только жизнь. Жизнь делится на жизнь и не-жизнь, бытие и существование. Смерть, или небытие как сущее небытие, существование есть состояние жизни. Бытие и небытие, жизнь и смерть есть противоположные состояния жизни. Бытие и небытие есть жизнь-потребление и жизнь-познание, есть плотская жизнь и жизнь духовная. Срывающий плоды познания есть умерший для жизни. Бог не обманывает, когда говорит, что срывающий плоды с дерева познания «смертью умрет» (Быт. 2, 17). Только не познание есть причина отсутствия жизни, но наоборот – прекращение жизни есть причина познания. Духовная жизнь есть жизнь в другом измерении – это жизнь в духе, в уме, в сознании, но не во внешнем пространстве. Для внешнего мира, для жизни молодых жизнерадостных тел индивид, ушедший в духовную жизнь, умер, его нет для жизни. Про изгнанника можно сказать, что он ушел из жизни – ушел из жизни, чтобы жить духовной жизнью. Духовная жизнь есть единственная реальная потусторонняя жизнь. Индивид, уходя в себя, уходит в другую жизнь. Есть один только потусторонний мир – мир сознания, мир духовной жизни. Бытие и небытие, существование как противоположные, различные состояния жизни есть и различные состояния сознания: бытие есть рефлекторное потребление, бессознание, а существование есть познающая жизнь. Разделение бытия и небытия, райской жизни и жизни на краю жизни, в изгнании есть, в предельном выражении, разделение жизни в форме потребления и жизни в форме самопознания. В форме древних мифов до настоящего времени дошло фантастическое понимание потусторонности духовной жизни как «загробной» жизни, наступающей после физической смерти индивида. Как может жизнь быть единством бытия и небытия, противоположных форм жизни, ведь бытие и небытие, как разные формы жизни, не могут сочетаться в одной жизни? Познающий индивид знает и свою действительную жизнь как небытие, существование, и знает бытие как свой идеал. Только индивид, живущий совершенной жизнью, не знает ни бытия, ни небытия, не знает ни идеала, ни действительности.

Ребенок спрашивает своих родителей: «Зачем они, мать и отец, ходят каждый день на работу?» «Чтобы зарабатывать на жизнь, чтобы жить», – отвечают ему родители его. Ребенок был удовлетворен таким ответом, понятен был ему ответ, ведь он не знал, что жизнь проходит. Теперь, когда детство прошло и отрок понял, что и жизнь проходит, понял, что индивид смертен, все действия индивидов стали казаться бессмысленными, все их усилия, все их труды стали казаться тщетой. Оттого и жаль людей. Отрок, знающий преходящесть и вечность, знающий смертность людей, спрашивает: «Зачем живут люди?». В преходящести смысла нет, смысл – в вечности. И в самом деле, для чего преходящее, для чего то, что заканчивается? Предыдущее для последующего, а то – в свою очередь для последующего и так выходит, что преходящее, можно сказать, служит вечному сущему, служит вечности. Преходящее – материя вечности. Только о вечном не задают вопроса «зачем», только вечное есть сущее для себя, а преходящее – для последующего и в конечном итоге для вечности. Имеет смысл только вечная жизнь, а жизнь преходящая бессмысленна. Вечная жизнь есть и беспредельная жизнь, а преходящая жизнь имеет предел. Преходящая жизнь есть определенная, ограниченная жизнь. Предел этот, предел преходящей жизни положен изгнанием из рая и «пламенным мечом обращающимся, чтобы охранять путь к дереву жизни» (Быт.3,24). Смысл преходящего – в вечности, смысл преходящего определяется вечностью. Преходящее сущее имеет смысл, если оно служит вечности. Иначе, если преходящее существует только для себя, если оно не переходит в какой-нибудь форме в вечность, оно бессмысленно.

Вопрос «зачем жизнь» есть первый вопрос духовной жизни. Прежде тождественная в себе, жизнь разделилась на две стороны и стала искать отождествления. Отрок обрел себя смертным индивидом в, ставшем чуждым, вечном мире. Разделение жизни есть разделение сознания, прежде тождественного в себе, возникновение самосознания. Индивид изгоняется Отцом Всеобщим из вечности и должен найти свой путь в жизнь. Индивид осознает себя изгнанным и утратившим вечную жизнь, уже будучи разделенным с Отцом своим Вечным. Пробудившееся сознание есть сознание утраты вечности, есть сознание утраты рая, есть сознание утраты Вечного Отца своего, есть осознание изгнания из жизни вечной. Изгнанник стал спрашивать: «Зачем преходящая жизнь?». Он стал искать вечность.

В изгнании он осознает, что имеет смысл только жизнь для вечности. Имеет смысл только служение вечности. Искать смысл своей жизни, искать ответ на вопрос «зачем жизнь» – значит искать путь в вечную жизнь, значит искать путь возвращения к Отцу своему Вечному. Бывая на кладбище, стоя у случайной могилы, отрок всегда спрашивал, думая об умершем: «Зачем человек жил?». Ему думалось, что кроме могильного холмика от индивида должно еще что-то оставаться, должно что-то переходить в вечность, иначе он жил незачем. Он не думал тогда, в 12 – 14 лет, не зная половой жизни, что вечность индивида – в его потомстве, что умерший индивид остается жить в форме своих детей. Каждый индивид есть, по природе своей, деятельное полагание себя в вечность. Остающиеся в раю, живущие половой благополучной жизнью размножаются и достигают тем самым вечности. Ему, изгнаннику из жизни, был недоступен этот путь. Ему нужно было искать свой путь в вечность, нужно было искать – зачем он, нужно было искать свое наполнение жизни, нужно было отвечать своей жизнью на вопрос «зачем жизнь». В нем рождался дух, рождалось стремление к пониманию. Но отрок в ту пору – в пору весны своей юношеской, в пору весенних гроз еще не сознавал этого.

Жизнь есть полагание себя в вечность. Если индивиду недоступен путь жизни, то он вступает на путь познания. Кто не может жить, тот размышляет о жизни и тоже деятельностью познания вносит свой вклад в вечную жизнь, живет для вечности. Отроческий вопрос «зачем живут люди» есть вопрос осознавшего смерть индивида, есть вопрос о преходящести и вечности. Это осознание того, что преходящая жизнь имеет смысл, если она для вечности, если она утверждает вечность. Это осознание того, что жить нужно не развлекаясь, но трудясь – трудясь для вечности. Это вопрос о своем назначении, о своем смысле, о том, зачем он в мире, вечном и бесконечном. Жить нужно не бездумно, но целеустремленно. Ему и не удалось бы жить бездумно: жизнь в изгнании подчинена одной цели – возвращению в жизнь. Смысл имеет та преходящая жизнь, которая устремлена в вечность. Смысл имеет только вечная жизнь, но не преходящая, не временная. Отроку думалось, что не зря жили люди, оставившие для вечности плоды своего труда – творцы, исследователи природы, мыслители. С тех отроческих лет он думал всегда, что жить нужно не «просто так», а для чего-то, жить нужно с целью. У человека должно быть дело для вечности.

Вопрос «зачем жизнь» есть вопрос о своем назначении, о своем смысле, вопрос о том, зачем он в мире, вечном и бесконечном. Это вопрос о том, для чего сам индивид живет, ведь индивид обрел себя чуждым в чуждом ему мире, обрел себя изгнанным из жизни, вечной и бесконечной. Он обрел себя вне мира, вне общей жизни, обрел себя посторонним в мире. Обретение себя изгнанным и сторонним миру есть, вместе, вопрос о себе – зачем он в мире. Жизнь вне общей жизни принимает форму мышления, форму поиска своего дела для вечности и своего смысла. Индивид обретает себя предметом познания самого себя. Индивид обретает самосознание.

Смысл – мысль, понимание. «Смысл жизни» означает то же, что мысль о жизни, понятие, истина жизни. Индивид, задающий вопрос о смысле жизни, думает о совершенной, истинной жизни. Вопрос этот означает состояние недоумения, непонимания и начало мышления о жизни. Имеющее смысл – то, что может быть понято, отождествлено. Один из смыслов «понятного» – приемлемое, приятное. «Понять» в этом значении – значит «принять». Не имеет понимания, не имеет смысла зло, приносящее страдание, неприятное, как то, что не может быть принято. Зло как состояние неблагополучной жизни не имеет смысла, оправдания, понимания. Состояние страдания и неудовлетворенности есть состояние непонимания, недоумения. Неблагополучный индивид не имеет радости удовлетворения желания. Изгнанник из жизни вечной страдает, потеряв привычную, соответствующую ему среду жизни, среду обитания. Он не может принять эту среду, которая ему противоречит. Состояние противоречия есть состояние непонимания, недоумения и вопроса жизни о себе, о своем смысле, вопроса «зачем». Состояние противоречия есть жизнь в форме вопроса, в форме мысли жизни о самой себе. Каким-то образом природа индивида определяет возникновение мышления, если жизнь его неблагополучна. Нужно понять эту природу индивида, природу познающей жизни.

Индивид, по природе своей, должен к чему-то стремиться. Стремление есть действительное движение к предмету влечения, к вещи, к состоянию. Осуществленное стремление заканчивается состоянием удовлетворенности и покоя. Жизнь, по природе своей, есть соединение с необходимыми предметами среды, потребление. Жизнь в несовершенной форме не имеет деятельности осуществления своей идеи, своего желания, влечения и не имеет состояния удовлетворенности. Жизнь принимает форму бездеятельной, остановленной жизни. Но жизнь не прекращается, когда она останавливается – жизнь переходит в духовную форму, в созерцание и мышление. Нужно понять, как происходит переход жизни в форму мышления.

Жизнь не прекращается, когда прекращается внешняя деятельность, но продолжается в форме духовной жизни, в форме мышления. Индивид переживает свой разрыв со средой. Видно отсюда, что разделение со средой ведет к разделению жизни индивида: жизнь разделяется на неудачную внешнюю жизнь в мире и на внутреннюю жизнь в себе. Разделение индивида со средой есть разделение двух его состояний – несовершенной практической жизни и мышления. Мышление вначале имеет форму переживания своей неумелой практической жизни и форму мечты о другой жизни – благополучной, совершенной. Мышление вначале оперирует образами, метафорами, а позднее и понятиями. Возникающее мышление жизни о себе самой есть возникающее самосознание.

Неудовлетворенная жизнь задает вопрос «зачем жизнь», задает вопрос о смысле самой себя. Необходимо это понять – почему возникает этот вопрос. Для понимания необходимо сравнить состояние благополучной, удовлетворенной жизни и состояние неблагополучной, неудовлетворенной жизни. Удовлетворенность есть покой и довольство. Неудовлетворенность – недовольство и беспокойство. Какое еще разделение происходит? В потреблении беспокойство желания погашается. Неудовлетворенность, отсутствие потребления есть разделение желания и осуществления. Желание есть, а осуществления нет. Желание длится и принимает форму постоянного существования. Желание не имеет в совершенной жизни существования, но это незаметный идеальный момент, не имеющий длительности. То, что не осуществлено практически, действительно, материально, то осуществляется в представлении как мечта, как представление идеала. Желание имеет форму предполагания как мысленного, в представлении, осуществления. Желание есть мысль об осуществлении. Желание возникает как предполагание, как предположение соединения с благом, как ожидание осуществления. Но оно, это предполагание, при благополучном практическом осуществлении не получает определения в сознании, не осознается.

Неблагоприятное течение жизни есть временной разрыв желания и осуществления: осуществления возникшего желания нет, оно отодвигается в будущее на неопределенное время. Это состояние остановленного времени. Время жизни остановилось. Остановленная жизнь есть остановленное время. Движущееся время совершенной жизни тождественно в себе, поскольку неразрывно – в нем нет разделения и различения прошлого, настоящего и будущего времен. Остановленное время есть разделенное и поэтому определенное в его моментах время, есть «распавшаяся связь времен». Осуществление желания есть отождествление прошлого и будущего, есть непрерывное, не имеющее в себе различия, течение времени жизни.

Разделение сознания есть разделение жизни. Это не два разделения, но одно, имеющее физическое, объективное и психическое, субъективное измерения, измерения существования и знания. Неосуществленное желание есть мечта, представление осуществления, представление идеала, знание. Разделяются и взаимно определяют друг друга существование, несовершенная действительная практика и знание, мечта, идеал, мысль.

Почему все же возникает вопрос о смысле жизни – вопрос «зачем живут люди»? Индивид, оказавшийся волею судьбы вне общей жизни, бездеятелен. Он не находит себя в своей деятельности, он не знает, для чего он живет, для какого дела он живет. Он бы хотел жить деятельно соответственно своему возрасту, но не может вследствие своей необщительности, вследствие своего неумения жить. Деятельность благополучных подростков есть общение со сверстниками, полнота практической жизни. Смысл жизни индивида состоит в том, что он делает – делает, не думая о смысле своей жизни, делает безмысленно. Необходимый удел индивида, изгнанного из жизни – искать свое дело, искать свой смысл, мыслить о жизни. Необходимый удел неблагополучного подростка – жить в себе, в уме, в представлении, в переживании, в мечтании. Жизнь не может быть совсем бездеятельной, поэтому жизнь становится духовной, принимает форму мышления, если не может быть в практической форме.

Смысл практической жизни – удовлетворение потребностей, соединение с благом. Индивиды, живущие благополучно, вопрос о смысле жизни не задают, но они безмысленны. Этот вопрос означает начало духовной жизни, ведь должен быть определен смысл ее. Жизнь, задумывающаяся о своем смысле, есть уже другая жизнь – не практическая, но духовная. С одной стороны, смысл любой жизни – служить своим делом вечности, продолжать и утверждать жизнь. Но смысл духовной жизни, с другой стороны, есть особенный смысл и особенное служение. Духовная жизнь есть жизнь-познание, и в этом состоит ее смысл и служение вечности.

В конечном итоге на вопрос «зачем жизнь» каждый индивид отвечает самой своей жизнью, тем, для чего действительно была его жизнь, тем, какими деяниями была наполнена его жизнь. Отвечает каждый индивид своему Божественному Отцу и тому отроку, который будет спрашивать, стоя у могилы – «Зачем человек жил?». Но не по хотению индивида жизнь его складывается, не в его власти то, как он жизнь проживет. Есть иллюзия у благополучных индивидов, что они сами определяют свою жизнь и живут так, как хотят сами. И действительно, благополучная жизнь есть жизнь по своему желанию. Жизнь благополучных индивидов соответствует их стремлениям. И им не кажется, но действительно их жизнь совершенно свободна. Иллюзия тогда возникает, когда они начинают мнить себя творцами своей судьбы. В действительности никто не является вершителем своей жизни, своей судьбы, но все во власти Бога.