Читать книгу Тёмные сказания. Касание Бездны - Йан Локи - Страница 12

Иссэрия опустила меч и, тяжело дыша, остановилась, чтобы передохнуть. Её прелестное личико порозовело, но не утратило привычной холодности. А вздымающаяся и опускающаяся грудь даже под таким количеством одежд приковывала внимание Энифера, её провожатого и защитника, втайне испытывавшего очень нежные чувства к северной принцессе и с каждым днём всё более мучавшегося своей неразделённой любовью.

Под глазами девушки от бессонных ночей, проведённых в этом жутком лесу, пролегли тёмные тени. Но от этого взгляд её стал ещё более глубоким и пронзительным, исполненным волшебной ледяной синевы северной красавицы. Руки от постоянных упражнений с мечом покрылись кровавыми мозолями. Но для Энифера не было ничего милее этих рук, которые он хотел взять в свои и не отпускать никогда.

Однако принцесса решила, что теперь никогда не станет отпускать свой меч. Девушка в окружении мужчин всегда находится в опасности. И даже меч не может гарантировать защиту её чести. Но холодная расчётливая сталь несколько уравнивает шансы и дарит хотя бы какую-то надежду.

Теперь не проходило и дня, чтобы Иссэрия не училась фехтовать. Но и до сих пор тяжесть меча казалась ей неподъёмной. Она была создана для другой жизни. Но королевская кровь северных правителей сделала своё дело. Она выбрала собственный путь вопреки воле отца и намерена пройти его до конца, каким бы этот конец ни оказался.

Их третий попутчик, точнее пленник, сидел вдали под деревом. Он был связан и обижен на весь белый свет. Поэтому отвернулся от костра, разведённого Энифером и от Иссэрии, упражнявшейся в фехтовании. Теперь он стал куда более смирным и предпочитал отмалчиваться, даже несмотря на то, что принцесса более не приказывала завязывать ему рот.

«Тебе это не поможет, – насмехался он ещё три недели назад над девушкой, глядя, как неуклюже она пытается управиться с неподвластным ей оружием. – Ты пытаешься защитить себя, но это зря, глупая ты сука. Как только я избавлюсь от этих верёвок я отымею тебя во все дыры, да так, что ты устанешь просить пощады».

Язык Заграссана по прозвищу Неубиенный был колючим, как северный ветер, а голос скрипучим, словно трескающийся лёд. Он был старым разбойником и хозяином этого леса, восставшим против всех и вся, даже против самой природы. Ему, наверное, было лет триста, а может, и все пятьсот. Говаривали, будто его бессмертие – это тёмный дар Бездны, который некогда вручили ему Иные.

Иссэрия поначалу терпела его угрозы и ругань. Она приказывала завязывать разбойнику рот только на ночь, чтобы не мешал ей спать. Где-то в глубине души она корила себя за это, ведь считала, что такие приказы делают её жестокой. А ведь она и так лёд и камень. Куда уж жёстче? А он ведь так и не причинил ей зла. Хоть и собирался. Корила она себя и за то, что нанесла тогда ему удар камнем.

Но спустя несколько дней, когда её ледяное терпение было исчерпано, она сама завязала Заграссану рот, затянув как можно туже, и приказала не снимать повязку до тех пор, пока она не велит. Разбойник мычал и нечленораздельно ревел, колотился связанным о землю, пуская по верёвке слюни. А потом однажды ночью их нагнал северный холод, запорошивший всю округу снегом.

Обледеневшую верёвку от разбойничьего лица отодрали с куском щеки и примёрзшего языка. Тот орал так громко, что на Белых скалах, наверное, переполошились все косматые демоны, которые, как известно, недолюбливают протяжные звуки волчьего воя и рогов. Сами-то они рычат и переговариваются на своём скрежещущем языке.

«Что, не понравилось? – осведомилась Иссэрия. – Будешь много говорить, я перевяжу верёвкой все твои дыры, а потом буду отдирать так, что ты устанешь просить о пощаде. Я слышала, ты можешь отращивать свои руки и ноги и что даже тело когда-то смог отрастить из своей отрубленной головы. Значит, я буду рубать тебе язык до тех пор, пока ты не научишься держать новый за зубами. Проверим, не лгут ли сказки».

Сказки не лгали. Щека затянулась через несколько дней. А язык Заграссан предпочёл держать за зубами ещё до того, как Иссэрия взялась бы за меч. Видно, боялся, что голову эта горе-воительница ему снесёт так, что новое тело он уже никогда себе не вырастит. Что ж, иногда человека, который держит оружие из рук вон плохо, боятся не меньше, чем того, кто владеет им в совершенстве.

Но и молчание «лешего» было холодным и мерзким. От него становилось не по себе, также как и от звука его голоса. Он осквернял своим присутствием самый воздух вокруг себя. И казалось, тёмное проклятье Бездны тяготеет не только над самим разбойником, но и над всеми, кто находится рядом с ним.

Принцессе очень хотелось выяснить, правду ли говорят о способностях главаря «леших» и как он их получил. Она бы уже заговорила с ним. Но не хотела снова напороться на поток угроз и оскорблений. Всё-таки она принцесса. И не пристало ей выслушивать гадкого преступника, угрожавшего взять её силой и лишить невинности.

Она поделилась своими мыслями с сопровождавшим её охотником. Энифер насколько мог категорически настоял на том, чтобы его госпожа не заговаривала с их пленником. Он хотел причинить ей зло, и только чудо спасло их обоих из лап этого отвратительного преступника. А говорить с ним высокородной принцессе, едва не пострадавшей от его рук, это и вовсе унизительно, заявил юноша.

– Когда он молчит, мне, наверное, ещё хуже, чем когда он говорит, – кивнула Иссэрия в сторону разбойника. Она попыталась одним движением вогнать меч в землю, как это залихватски делал её проводник. Но даже с десятой попытки у неё ничего не вышло. Острый конец подрывал настил рыжей хвои, и оружие падало плашмя.

– А по мне, так лучше бы он помалкивал. Мало ли он, что ли, наговорил? – процедил Энифер, возившийся с ножкой оленихи, которую они выловили неделю назад и теперь доедали. Кто бы мог подумать, что такое отнюдь немалое животное можно так быстро умять? Но всё-таки их трое, а олениха была одна. Заграссан хоть и поддонок, но его тоже нужно кормить. Он – залог их безопасности в этом лесу.

И он же – сама опасность. Они держат его связанным. Поэтому пока он не может им навредить. Но когда он выберется из пут, как уже не раз обещал до того, мало им обоим не покажется. Теперь они передвигались на трёх лошадях – разбойничьего чёрного медведя Брлорга пришлось отпустить. Энни настоял. Ранее ему приходилось видеть, как этот зверюга, незримо связанный с «лешим», выполнял приказы своего хозяина. Чего ещё доброго, нападёт и растерзает их.

Почему Заграссан до сих пор не приказал своей животине сделать это, Иссэрия не понимала. Как не понимала она и того, почему это прирученный медведь опаснее гуляющего на свободе. Но она доверяла своему проводнику и не стала с ним спорить. Тем более что, судя по всему, Энифер ранее уже пересекался с разбойником. Что могло связывать его и этого мерзкого тёмного человека? Этот вопрос тоже не давал Иссэрии покоя.

– Ты относишься к нему с ненавистью, не меньшей, чем моя собственная. А между тем из нас двоих он хотел причинить зло именно мне. Так в чём же дело? – поинтересовалась она, присаживаясь у костра. Девушка инстинктивно потянула руки к огню. Но жар лишь усилил боль от кровавых мозолей. И она сразу же отдёрнула их обратно.

– А разве этого недостаточно – того, что он хотел причинить зло тебе? – сверкнув глазами, ответил вопросом на вопрос парень. И принялся с ещё большим остервенением вгрызаться в полупромёрзшую ножку оленихи своим кинжалом. Поначалу это зрелище выворачивало Иссэрию наизнанку. Если бы она не была всё время голодной, её бы, верно, рвало. Но рвать особо было нечем.

– Он навредил тебе чем-то, когда вы с ним были более близки? – продолжила выпытывать принцесса. Она должна была знать. Прежняя таинственная связь её проводника и телохранителя с их нынешним пленником Заграссаном мешала ей спокойно спать по ночам. «У тебя был бы уже свой волк», – сказал разбойник её охотнику, когда они встретились. Это могло означать только одно: Энни тоже когда-то был в шайке «леших».

– Мы никогда не были с ним близки! – резко отозвался охотник. Иссэрии не нравился его тон в последнее время. Он как будто стал забывать о том, что она не только его попутчица, но ещё и принцесса. Впрочем, этот лес поглощает всё: свет, воспоминания, надежду, человечность. Потому-то его и называют Тёмным. А может, Энифер решил, что теперь, кода он спас девушку, его долг ей был уплачен, и он вправе больше не повиноваться ей?

– Но что-то же вас с ним связывало? – Она умела быть настойчивой. Она – лёд и камень. И здесь, на севере, и то, и другое, вечно, как само время. Он может не отвечать, конечно, это его право. Но пусть так и скажет, что не хочет об этом говорить. А вот препираться с собой она ему не даст, даже если он её спас. Это ещё не означало, что она перестала быть его принцессой.

– Это была ошибка, – понуро молвил молодой человек, – и больше ничего. Этой ошибке я обязан своим пленением людьми вашего отца. И этой же ошибке я обязан встрече с вами. Поэтому я не знаю, радоваться ли мне тому, что я знаю Заграссана Неубиенного или же огорчаться. Как бы то ни было, мне не хотелось бы быть с ним ближе, чем тогда или сейчас, когда он связан.

– Ты был с «лешими», да? – не унималась юная царственная особа. В оленьих глазах южного красавчика сквозила некая необъяснимая печаль. – Скажи мне. Это ничего не изменит. Я знала, что ты преступник, когда вступилась за тебя и освободила. Мне не страшно услышать правду. К тому же из настоящего головореза выйдет куда лучший учитель по фехтованию, – глупо рассмеялась она.

– Да, я водился с «лешими», – подтвердил парень. – Но не стал одним из них. Они практикуют какие-то тёмные искусства, как Иные. И принимают в свои ряды только тех, чьи руки пролили человеческую кровь. Однажды я вместе с ними участвовал в налёте на деревню Большие шишки. До того мы просто кочевали по лесу, и я считал их безобидными ребятами. Но там, в деревне, всё было по-другому.

В голос Энифера острой иглой впилась какая-то приглушённая тоска. Ему не хотелось об этом говорить. Ему даже не хотелось об этом вспоминать. Но воспоминания – это единственное, что остаётся с каждым из нас. Это единственное, чем человек по-настоящему владеет. От них невозможно избавиться, даже если очень сильно этого хочешь, разве что впасть в беспамятство.

– «Лешие» разоряли деревню, убивали мужчин и детей, насиловали женщин, – продолжил молодой человек. – Но я слишком сильно опешил от увиденного, чтобы участвовать в этом. Неубиенный сказал, что моё время пришло, что я должен убить своего первого противника и взять силой свою первую женщину. Я ответил, что не пойду против своей совести.

Заграссан громко хохотал своим скрипучим смехом. «Какой ещё совести? – спрашивал он. – Тебе стоит избавиться от этих глупостей! Или ты думаешь, что это совесть кормила тебе всё то время, пока ты с нами? Посмотри, что происходит с людьми, у которых есть совесть, – он показал рукой на мужчину, выбегающего из охваченного пламенем сруба, – и на тех, у кого её нет, – он улыбнулся одному из своих подельников, загнувшему женщину прямо посреди улицы. – И как ты думаешь, кому из них лучше?»

Приведённые доводы не убедили молодого человека. Не повлияли и насмешки. Тогда предводитель «леших» решил помочь ему в осуществлении обряда инициации силой. Он заявил, что этой ночью Энифер таки изнасилует какую-нибудь деревенскую бабу, даже если ему собственноручно придётся загонять его член промеж её ног.

«Мы северяне, – кричал юноша, пока с него пытались содрать одежду, – мы не берём женщин силой. Это неправильно! И это против традиций!» Его отец, вероятнее всего изнасиловал его мать. Или она просто не сопротивлялась, потому что была южанкой. Там женщины привыкли к такому обращению. И от мысли, что он обязан этому грязному поступку жизнью, Эниферу становилось мерзко на душе.

«Мы тоже северяне, – противно проскрипел Заграссан, – да только не такие, как прочие. Мы скот, оставленный без кормушки. И мы голодны. А когда человек голоден, в нём остаётся слишком мало человеческого. Ему плевать на совесть. Поэтому у нас другие традиции. И тебе придётся уважать их. А если ты этого не хочешь, мы заставим тебя!»

«Я не обязан уважать ваши традиции, – запыхавшись, протестовал молодой человек, его отпустили и он предстал перед вожаком, восседающим на своём чёрном Брлорге, – я не один из вас. Пока нет. И не стану одним из вас. Мне дорога моя совесть. И я тот северянин, который почитает традиции севера, а не разбойничьи правила».

«Тогда ты умрёшь вместе с прочими!» – гневно скрипнул Заграссан. Его чёрный медведь издал сердитый рёв и клацнул зубами прямо перед лицом юноши. Он словно чувствовал эмоции своего хозяина и вёл себя соответственно им. Однако умирать Энни не хотелось. Потому он в тот же миг сорвался и бросился бежать. Это было глупо. Но ему некогда было оценивать бессмысленность своих действий.

Главарь «леших», знай себе, хохотал ему в спину. Очевидно, он наслаждался предстоящей погоней, воображая, как будет догонять глупенького юнца. А тот бежал сквозь огонь, дым и холод, выстланный криками жертв головорезов. Вокруг валялись тела убитых сельчан. И Эниферу не хотелось становиться одним из бездыханных тел.

Он и не стал. На окраине деревни беглец наткнулся на конный отряд королевской гвардии и был сбит с ног. Он потерял сознание человеком, рвущимся к свободе, а очнулся связанным по рукам и ногам. Юнца, несмотря на все его заверения в собственной невиновности, отправили на суд короля. Уцелевшие деревенские жители видели, как он пришёл с шайкой разбойников, и им было всё равно, убил Энифер кого-то или нет. Не будь здесь солдат, они растерзали бы его не хуже Брлорга.

Увидев перед собой чёрное жерло узкого колодца, в котором ему предстояло умереть лютой смертью, Энифер задумался над словами Неубиенного совершенно с другой стороны. Он, человек, руководствовавшийся совестью, отказавшийся причинить вред другим и чуть не убитый из-за этого, стоит на краю гибели. Ему никто не верит. Все считают его разбойником, «лешим». А настоящие разбойники сбежали в лес. Они в безопасности. Им не грозит смерть, она грозит тем, кто повстречается с ними. Может, Заграссан, и прав? От этой совести и впрямь одни проблемы.

Приговорённого к смерти толкнули в узкую глотку колодца. Он не кричал и не сопротивлялся, не цеплялся за одежду своих палачей, стремясь удержаться наверху. Он устал доказывать, что невиновен. Неужели каждую правду в этой жизни нужно доказывать? Если так, то плохи дела этого мира. Он обречён на гибель. Мгновение спустя Энифер оказался в скользкой темноте.

Затем на голову ему обрушился поток ледяной воды. Он задохнулся от ощущений. Казалось, сердце остановилось. Тело словно пронзило тысячами лезвий. Ноги и руки сковало судорогой. Он инстинктивно барахтался, хотя и понимал, что это бесполезно. Ему предстоит стать безжизненным телом, которое переживёт его разум, закованным навеки в глыбу льда.

Эту жуткую скульптуру, которая запечатлеет последний ужас его жизни, выставят среди других глыб, в которых уже заморожены преступники. И он, хоть он и не один из них, будет служить будущим поколениям северян жестоким напутствием не совершать преступлений. Каждый, кто посмотрит на него, будет видеть в нём преступника. И им будет совершенно неважно, что он не такой.

Какая горькая ирония: сейчас он тонет в болезненной черноте, где вскоре и угаснет его сознание. А потом окажется в куске кристально чистого льда. В детстве, глядя на такие же скульптуры, выставленные в некоторых общественных местах Сартарграда, он наполнялся ужасом при мысли о том, в каких мучениях, должно быть, умирали эти люди. Но он и подумать не мог о том, что сам станет одной из этих скульптур…

А потом он открыл глаза. И ужаснулся! Он не мог пошевелить руками и ногами, не мог произнести и звука. Ему казалось, что он уже оказался вмёрзшим в ледяной кристалл. И только глаза у него не замёрзли. И что дальше? Неужели так будет целую вечность? Он увидал краем глаза, как в комнате у огня суетятся люди. Наверное, его кристалл готовят к тому, чтобы выставить на всеобщее обозрение.

Но тут над ним склонилась девушка, прекраснее которой он в жизни не видел: сапфировые глаза и волосы белые, как первый снег – настоящая Ледяная королева. Она протянула руку и коснулась его лица. Меж его кожей, не почувствовавшей этого прикосновения, и её рукой не было ледяной толщи. Значит, он не запаян в кристалл? Или это какое-то волшебство? А может он уже в царстве Вечной ночи и это Ледяная королева приветствует его за чертой материального?

Но это оказалась Иссэрия Эльксдаргер – дочь короля, приговорившего его к смерти. Она растирала Энифера, поила его горячим вином, закутывала в меха. Принцесса чересчур лично восприняла ошибку Ледяного трона и делала всё возможное, чтобы её исправить. Для неё это было важно, поскольку следовало поддерживать веру народа в непоколебимость северного правосудия. А он, дуралей эдакий, в неё влюбился…

Иссэрия догадывалась, что история её провожатого будет тёмной, как лес, по которому они путешествовали. Он не очень-то и хотел об этом говорить. Но всё же рассказал. Теперь она лучше понимала этого юношу и с ещё большим негодованием взглянула на их пленника. Ну, что тут можно сказать, жизнь интересная штука: так или иначе, рано или поздно, но и добро, и зло возвращаются тому, кто их вершит.

– Порой мне кажется, что он сломил во мне что-то, – проронил Энифер, кивнув в сторону Заграссана. – Потому что иногда я думаю, что он прав. И насчёт совести, и насчёт несправедливости. Может, он такой подонок, потому что слишком долго живёт на этом свете? А может он и не такой уж подонок? Моя совесть чуть не загнала меня в могилу.

– Зато чья-то совесть не дала тебе там оказаться, – подметила девушка. Иссэрия не хотела напоминать ему, что он должен ей свою жизнь, поэтому не стала говорить «моя совесть». В то же время ему следовало помнить, чем он ей обязан. Если охотник будет и дальше так рассуждать, то ещё, чего доброго, последует за вожаком «леших».

Энифер встал и ушёл в лес. Он всегда вставал и уходил в темноту на самом интересном месте. Стоило им заговорить о чём-то личном и дойти до откровенной нотки, он поднимался и отправлялся прочь. Куда? Зачем? Что он там делает? Явно не облегчается, потому что не приходит долго. Принцесса хотела проследить за ним, но понимала, что это глупо.

А вот насмешливый взгляд Заграссана, которым он каждый раз провожает парня, говорит о том, что он прекрасно понимает, что происходит. Её так и подмывало спросить, в чём дело. Но Энифер был против. Да и сама она решила, что не будет первой заговаривать с этим уродом. Неубиенный испоганил жизнь стольким людям, что она сама бы с удовольствием прикончила его.

Но в этот вечер ей и не пришлось заговорить со своим пленником первой. Мерзкий чёрный человек, опутанный верёвками, выполз на свет, разбрасываемый вокруг костром, в котором трещали шишки. Он с трудом перевернулся и неуклюже занял подобие коленопреклонённой позы, насколько ему позволяли путы.

– Ваше величество, – проскрипел он, и принцесса вздрогнула от неожиданности, – разрешите мне говорить с вами и не откажите в королевской милости. Я решил одуматься и раскаяться в своих прегрешениях. Соблаговолите сопроводить меня к Ледяному трону, чтобы я мог предстать перед его величеством Сергарионом Эльксдаргером, вашим славным отцом.

– Замолчи! – Иссэрия вскочила с места. Это паясничество, насквозь пропитанное цинизмом и лицемерием, вывело её из себя. Она боролась с искушением съездить чем-нибудь по мерзкому лицу этого типа. Конечно, он не изменился внутренне. Он хочет разыграть комедию, чтобы внешней напускной галантностью заставить её совершать глупые поступки.

– Воля ваша, госпожа принцесса, – противным голосом, стараясь придать ему интонации покорности, проскрипел разбойник. – Но, может быть, вам требуется посовещаться со своим слугой, как вы всегда это делаете, чтобы принять верное решение? В таком случае подождём, пока малыш Энни наиграется со своим членом и вернётся к нам.

Девушка вспыхнула. И от гнева, и от смущения. Конечно, она знала, что прикосновения к некоторым местам тела вызывают приятнейшие, ни с чем несравнимые ощущения. Она сама испытывала такие ощущения, прикасаясь к грудям и ложбинке меж ног. Ей как-то сказали, что и мужчина испытывает то же самое, лаская свой отросток.

Но заниматься подобными делами срамно. Плотская любовь – это эмоциональное единение душ, выраженное в физическом единении тел. Когда ты полюбишь, то выйдешь замуж за того, кто полюбит тебя, ты будешь ласкать своего мужчину, а он будет дарить ласки тебе, и от этих ласк будут рождаться дети – так ей объясняли природу и предназначение этих ощущений.

А когда ты ласкаешь сама себя, то не любишь никого. И никакие дети от этого не появятся. На севере, где тепло чувств ценится превыше всего, самоудовлетворение считается чем-то низменным и предосудительным. Заниматься им стыдно и неправильно. Так ты крадёшь ласки у своего будущего супруга. И это нечестно.

– Полноте, ваше величество, – похотливо проскрежетал пленник, словно читавший её мысли. – Все мужчины этим занимаются. Ну, по крайней мере, все, у кого член способен стоять. Да и женщины тоже не прочь приласкать себя, когда рядом нет горячего любовника, разве не так? А у нашего Энни член хоть куда. А как он умеет им работать! Удивляюсь, как это он до сих пор не продемонстрировал вам свои навыки.

Иссэрия замерла с открытым ртом. Она уже хотела приказать этому мерзкому человеку заткнуться, чтобы не слышать гадостей, недостойных королевских ушей, но он своей последней фразой её, как бы это правильнее сказать, заинтриговал, что ли? Ему-то почём знать, какой у Энифера… эм-м-м… и как он умеет им работать?

– Да ладно вам, госпожа принцесса, – осклабился меж тем Неубиенный, словно продолжая читать её мысли. – Всё, что рассказывает вам ваш ненаглядный охотник, это, конечно, очень трогательно. Бедный малыш Энни, наш прекрасный совестливый мальчик! Но вы же не так глупы, чтобы думать, будто это правда, верно?

Женщина, пришедшая из Больших шишек в Сартарград вскоре после погрома, устроенного «лешими» говорила, что среди нападавших был один молодой человек, которого избивали сами же разбойники. Она упомянула, что он вёл себя так, будто не был с ними заодно и выглядел напуганным, будто до тех пор вообще не понимал, с кем имеет дело. Собственно, поэтому Иссэрия и распорядилась вытащить его из ледяной воды, которая должна была стать его могилой.

– Королевские гвардейцы, – продолжал между тем Заграссан, – взяли нашего малыша Энни с полным брюхом, которое он битком набил краденым мясом, и пустыми яйцами, которые он опорожнил в трёх визжащих деревенских баб. Видите ли, ваше величество, каждая история может быть передана в нескольких изложениях, в зависимости от того, кто рассказчик.

– И почему я должна тебе верить? – с ослепительной белоснежной улыбкой, которая должна была нарисовать на лице уверенность, совершенно отсутствующую у неё внутри, бросила принцесса. Она отказывалась верить в то, что говорит разбойник, но теоретически он был прав насчёт того, что всякая история может быть донесена по-разному.

– Во-первых, каждый раз, когда вы об этом спрашиваете, он отказывается говорить, – разбойник противопоставил ей свою холодную, вызывающую дрожь улыбку. – Когда человек не хочет говорить о чём-то, он об этом просто не говорит, а не сочиняет всякие бредни. Но наш Энни помалкивает, потому что ему есть, что скрывать. А когда открывает свой рот, то рассказывает слезливые истории, которые и гроша не стоят на самом деле.

– А во-вторых? – бросила принцесса, всё ещё ожидая вызвать замешательство своего жуткого собеседника. Его ледяной голос и логически выверенный расчёт продирал морозом по коже и душе. Ей стоило прекратить это. Ещё слово – и она начнёт сомневаться в своём провожатом. А если она перестанет доверять ему, как она сможет с ним путешествовать?

– Во-вторых, – продолжил разбойник, – обратите внимание, как угодлив ваш прислужник. Вы думаете, что он преисполнен благодарности за спасённую вами жизнь. Но подумайте, стал бы человек прислуживать кому-то, кто по ошибке сначала осудил его на смерть, а потом вытащил из ледяной воды? Нет, он благодарен за то, что вы спасли его от заслуженной смерти. Если бы он был прав, то проклял бы вас с вашим отцом и всем севером в придачу, а не бегал бы за вами по лесам, как собачонка на поводке.

Ну, что же? Манипулятор из «лешего» хоть куда. Доводы логичны, и оспаривать их невероятно сложно. Чем больше он говорит, тем больше кажется правым. Внутренне Иссэрия замешкалась, хотя внешне старалась этого не показывать. Её душа съёживалась под взглядом Заграссана, пронзительным и острым, как вся хвоя Тёмного леса.

– И, в-третьих, – подытоживающе произнёс он, – подумайте, почему ваш ненаглядный Энни так категорически запрещает вам говорить со мной? И почему он ещё больше, чем вы, стремится заткнуть мне рот? Может, потому что я тоже могу поведать её величеству одну любопытнейшую историю, только с другим содержанием?