Читать книгу Гребень Дракона - Александр Юрьевич Фролов - Страница 6

С дивана поднялась и шагнула мне навстречу молодая, очень красивая женщина лет двадцати четырех. У неё были огромные темно-серые глаза и каштановые волосы с мелкими кудряшками. Одета она была в строгий фиолетовый костюм с отливом: жакет с белым воротничком и юбка ниже колен. Даже на высоких каблуках и со своей пышной прической, в виде одуванчика, гостья едва доставала мне до плеча. Дама приложила правую руку к своей груди и, дружески улыбаясь, приятным голосом громко произнесла:

– Славных дел, Николай Фомич! Я инструктор Филиала подготовки Центра Особого Назначения, моё полное имя – Роза Ласка АУ, но ты зови меня просто Роза. Меня уполномочили обучить тебя всему в объеме Программы подготовки. Я твоя наставница.

– Очень приятно. И Вам славных дел, Роза! – Я жестом указал на диван. – Да Вы присаживайтесь. Кофейку не желаете?

– Благодарю за гостеприимство, только рассиживаться нам некогда: нас ждут великие дела, – проговорила она, глядя на меня снизу вверх. – Если не возражаешь, я буду звать тебя Ник. Это очень важно в нашей работе, потому что, пока я проговорю: «Скакунов Николай Фомич, обернитесь! Сзади Вам угрожает опасность», – то тебя уже убьют. Но если я крикну: «Ник, сзади!», – то ты успеешь первым шмальнуть по врагу.

– Я не против, Роза. Кстати, так меня звали в школе с пятого класса, когда начался английский язык. Но Вы меня слегка удивили: я и не предполагал, что мне придется уворачиваться от пуль и в кого-то стрелять.

– Это не обязательно, но не исключено. И ещё, Ник. На Илоне не принято обращаться во множественном числе к одному человеку, будь это даже сам Президент. Ну а сейчас – мы отправляемся в ЦОН.

Стоящая рядом Люси тронула меня за локоть:

– Фомич, если придется надолго задержаться, сообщи мне об этом.

– Стыдно признаться, но я не знаю номер телефона нашей квартиры.

– А на Илоне и не бывает телефонов. Просто представь меня и скажи: «Люсик». И я тебе отвечу, на каком бы континенте ты не находился, – подсказала прислуга.

– О! Я вижу, вы уже подружились, – с улыбкой констатировала Ласка АУ.

Когда мы шли к транслифту, наставница сказала:

– Ник. Минимум на шестьдесят циклов, то есть Илоновских суток, мы с тобой станем единым звеном. Мне бы хотелось, чтобы мы понимали друг друга не с полуслова, а с полужеста.

– Постараюсь быть понятливым. В детстве у меня был закадычный друг, и у нас с ним был разработан язык жестов. Например: если он на своей реплике левой рукой чесал правое ухо, то это означало, что фраза имеет противоположный смысл.

Роза удовлетворенно хмыкнула.

– Значит, сработаемся, – подытожила она и скомандовала транспортному средству: – В ЦОН!

Дверь кабинки растворилась, и мы оказались в Центре Особого Назначения.

На Ласке уже был белый сплошной комбинезон, плотно облегающий её стройное тело с гордой осанкой. «Ёкарный бабай! Как она быстро переодевается!» – изумленно подумал я, а Роза, словно в ответ, усмехнулась, но через миг уже с серьезным видом сказала:

– На Центр работают все научно-исследовательские институты планеты. Здесь много лабораторий, экспериментальных комплексов и производственных цехов. Тут рука об руку трудятся программисты, химики, физики, археологи, биологи, промышленники, математики-вертуалы и многие-многие другие.

– Роза, моя квартира расположена в районе И-9 Светлограда. А в каком районе находится этот Центр? – поинтересовался я.

– Мы с тобой проживаем в одном городе, только в разных районах. Я – в А-17, ты – в И-9. Но наш Светлоград находится на континенте Октава, а ЦОН – на материке Надежда, в городе Рубинске, заметь, с ударением на втором слоге. А всего на Илоне восемь материков; четыре – в северном полушарии: Октава, Пионер, Венера, Надежда; и четыре расположены – в южном: Муссон, Пятница, Апрель и Полюс, – охотно поделилась она.

Мы шли по правой стороне широкого бесконечного коридора, разбитого на две полосы светящейся пунктирной линией. Мимо нас проносились работники ЦОНа, спеша куда-то по своим делам, одни по встречной полосе, другие – обгоняя. Они не шли, не бежали, а летели над покрытием. Многим из них Ласка приветственно кивала или делала отмашку.

– Здание очень большое. Чтобы сэкономить время на ходьбе, да и другим не быть помехой, на-ка возьми самокат на первый случай, пока ты не освоил виртуазность, – сказала наставница; она из ниоткуда достала поддон, напоминающий корыто, и поставила на пол. – Он управляется твоей мыслью. Куда захочешь – туда он и понесет. Чтобы ты не травмировался, я вначале нашей встречи уже поставила на тебя повседневную защиту. Ну, поехали?!

Новое транспортное средство оказалось, и впрямь, весьма послушным. С нескрываемой радостью я быстро летел в полуметре от пола по правой полосе коридора, обгоняя попутчиков. Роза безо всякого корыта неслась рядом, поглядывая на меня с довольной улыбкой.

– Молодец! На лету схватываешь, – одобрительно крикнула она сквозь шум встречного ветра и показала рукой на двери, мимо которых мы пролетали. – Эту часть здания занимает Научно-исследовательский Центр Пространства и Времени. Здесь – Отдел Времени… Здесь – Отдел Пространства… А тут – Отдел Совмещения.

– Совмещение чего? – выкрикнул я.

– Пространства и времени.

На дверях были таблички, но прочитать их на такой скорости было невозможно; спасибо Ласке – за озвучку.

Мы миновали огромный актовый зал, химическую лабораторию, Отделение реанимации и влетели в Филиал подготовки. На одной из дверей было написано: «Роза Ласка АУ». В неё мы и вошли.

В центре помещения, вся внутренняя поверхность которого была выкрашена в бледно-зеленый цвет, стоял круглый стол с четырьмя грави-стульями. На этом достопримечательности интерьера закончились – больше ничего в кабинете не было.

Мы уселись, и Роза приступила к первому занятию.

– Наша учеба будет проходить ежедневно и начинаться с часу. Никогда не опаздывай. Сбор в моём кабинете. В транс-лифте назовешь адрес – Филиал подготовки – и выйдешь как раз напротив моего кабинета… На уроках мы будем заниматься теорией, практикой, спецобучением и физподготовкой. На первых пятнадцати занятиях я вкратце расскажу тебе о главном и о самом необходимом, на остальных сорока пяти – мы изучим досконально физику всех процессов в свете Теории Виртуазности и наиболее сложные вопросы программирования. Чтобы ты мог ориентироваться, сразу расскажу о времени. На Илоне применяется несколько иная градация временных отрезков, чем на Земле. Мы не используем такие интервалы, как минута, час, сутки, неделя, месяц. Тем не менее, в нашей речи употребляются словосочетания с применением некоторых из них, например: сию минуту, сейчас, тотчас, семь пятниц на неделе и так далее. Теперь заостри внимание. За единицу времени у нас принята секунда. Кстати, забегая вперед, скажу, что система СИ оставлена без изменения, и на ней зиждется вся виртуальная физика. Мы используем минору, в которой – сто секунд; штрих содержит сто минор и равен десяти тысячам привычных для тебя секунд; в Илоновском цикле, в твоём понимании вроде суток, всего десять штрихов, но наши «сутки» получаются дольше Земных. Утро начинается с нуля, день – с двух, вечер – с шести, ночь – с восьми штрихов. Год и летоисчисление оставлены нетронутыми, как дань уважения Земле. Однако год получается дробным, и поэтому последний 315-й его цикл длиннее на этот дробный хвостик. С этим тебе всё понятно?

– Чего тут неясного. Даже очень удобно, и легко считать: в цикле – сто тысяч секунд, – ответил я бойко.

– Замечательно! Поехали дальше. Ник, в нашей совместной работе нам никак не обойтись без связи.

– Половой? – ляпнул я. Ляпнул – и сразу пожалел об этом, заметив, что она сильно смутилась.

– Ну, насчет половой – сомневаюсь; это ещё надо заслужить. Я имела в виду иного рода связь, – строго сказала Роза, глядя на меня с осуждающим прищуром.

– Прости. Как-то само вырвалось, – извинился я, но в глубине души это её «заслужить» меня немного закусило, а сама идея приобрела статус цели.

Я быстро окинул её взглядом – у неё были шикарные ноги, соблазнительно крупный бюст, приятные черты лица – и подумал: «А ведь она, действительно, чертовски хороша! Фигурка точеная! А какие дойки! Да-а, с этой дивахой и „той связью“ позаниматься было бы не грех».

– Конечно, спасибо тебе, Ник, за лестную думку обо мне, за комплимент в адрес моих доек. Но я гляжу, у вас, у мужиков, только одно на уме. Ёкарный бабай! Давай-ка не будем отвлекаться на всякие глупости, – отозвалась она на мои раздумья и погрозила пальчиком, но уже с легкой улыбкой.

Теперь настала моя очередь смутиться.

– Да ты никак мысли читаешь?! – удивленно спросил я.

– Да. И этому я тебя тоже научу. Но не сейчас… Итак, займемся связью. – Наставница вновь угрожающе подняла палец. – На Илоне действует Сеть связи. Можно общаться по двум каналам: закрытому или открытому. Закрытый – это только звук. Твоя служанка-андроид тебя уже подключила к нему. Открытый – это визор, то есть связь с изображением. Визор может быть корпоративным, двусторонним и односторонним. С первыми двумя видами всё понятно из названий, а вот последний – делится на активный и пассивный. В первом случае ты заглядываешь в квартиру к собеседнику, но себя не показываешь, а во втором – всё наоборот. По ходу моих пояснений я тебя уже подключила к Сети связи. Работает она очень просто. Ты думаешь о ком-то или мысленно произносишь её полное вымя… тьфу ты, заморочил мне голову своими пошлыми мыслями… произносишь её полное имя, выбираешь вид связи и в уме или вслух говоришь: «Визор, пуск!» По окончании беседы произносишь про себя: «Визор, стоп».

Свою лекцию о связях Ласка заканчивала под мой безудержный смех, вызванный её оговоркой. Но она не обиделась. Просмеявшись, я сказал:

– Роза, всё это чудесно: не нужны никакие телефоны или радиостанции. Однако мне не терпится узнать, как я очутился на Илоне. Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была. Расскажи, пожалуйста.

– Эта тема стои́т в программе, но несколько дальше. ты сейчас теоретически не совсем готов к этому разговору, – ответила она после короткого раздумья.

– Розочка! Ну сколько можно теряться в догадках?! Прошу тебя! – взмолился я.

– Тогда наберись терпения, слушай и не перебивай. Всё, что сейчас тебе будет непонятно, потом само собой прояснится на дальнейших занятиях… Около 10 миллиардов лет назад в параллельном пространстве произошел коллапс. Попросту говоря, их вселенная схлопнулась, образовав единую сверхгигантскую массу, – начала своё повествование Ласка. – Произошел чудовищный взрыв с выбросом в наше пространство вещества, во много раз по массе превосходящего нашу Вселенную, вернее сказать, Метагалактику. Это случилось примерно в шестнадцати триллионах парсек от нас. За этот период – за счет внутренних сил гравитации – разлетающееся вещество, а ему дано имя – Везувий, образовало собственные звездные системы и галактики…

Я быстро прикинул в уме время до столкновения и с усмешкой произнес:

– Тю-ю! Даже если этот Везувий будет двигаться со скоростью света, то ему до нас ещё лететь около пятидесяти триллионов лет.

– На самом деле скорость взрывного фронта была даже меньше – порядка двухсот тысяч километров в секунду, но зато о себе веско заявил другой фактор. В момент взрыва соприкоснувшиеся пространства двигались относительно друг друга, поэтому Везувий устремился в сторону нашей Вселенной со скоростью пяти тысяч световых скоростей!

– Этого не может быть! Согласно теории относительности Эйнштейна в этом случае в формулах для времени, длины и массы под квадратичным радикалом окажется отрицательное число. А это, пардон, полнейший абсурд, – горячо возразил я.

– Сложнейшие процессы, проистекающие при жестком взаимодействии параллельных пространств, носят исключительно сингулярный характер. В таких пространственно-временных катаклизмах Эйнштейновская теория и Ньютоновские законы просто перестают действовать, – отпарировала Роза и продолжила: – Траектория движения Везувия проходила по касательной к Вселенной, но за счет скорости фронта незваный гость успел-таки расшириться и глубоко пропахал её. Нашу Галактику бог миловал, и она, в целом, не пострадала, чего не скажешь о соседней спиральной галактике. Ей крупно не повезло. Одно из сформировавшихся за десять миллиардов лет плотное звездное скопление Везувия, диаметром в четыре тысячи парсек, очень точно, лоб в лоб, ударило в её ядро. От колоссального взрыва образовались мириады брызг. Одна такая раскаленная капля, диаметром семь миллионов километров – её назвали «Горгоной» – со скоростью пяти тысяч «цэ», покрыв расстояние в сто тысяч парсек всего за каких-то шестьдесят пять лет, долетела до нашей Галактики и угодила в Солнце. Световое излучение от мощной вспышки и расплескавшейся звездной материи за несколько ваших часов погубило всё живое на Земной поверхности, повернутой в это время к взрыву. Уцелели около ста двадцати тысяч человек, находившихся на Северной окраине России. После нашествия Горгоны от Солнца осталось меньше пяти процентов массы. Лишившись силы притяжения, его планеты по касательной разлетелись кто куда. Солнечная система погибла. Вот тебе и «тю-ю». – Роза с сочувствием посмотрела на меня. – Земля начала быстро остывать. Люди перебрались ближе к экватору в поисках тепла и пищи. Они послали сигнал бедствия в космос. К счастью, их послание было принято на звездолете с планеты Туран. Эта планета и по сей день является оплотом могучей воинствующей Империи, поработившей к настоящему времени тридцать восемь цивилизаций Галактики… Транспортный межзвездный корабль туранцев в то время находился в двух миллиардах километров от Земли. Он мог принять на борт более ста тысяч человек, но к моменту его прибытия в живых оставалось меньше двадцати пяти тысяч землян. Их доставили на Туран на соседнюю Галактическую спираль и… обратили в рабство. Можно сказать, они взяли землян в плен голыми руками. На тот момент это была их седьмая порабощенная цивилизация. Однако через двадцать лет заточения россиянам удалось бежать. Они затерялись от преследователей на краю противоположной стороны Галактики и обосновались на безжизненной, в то время, Илоне. Люди создали на ней атмосферу, океаны, растительность, построили города. Они развили и внедрили в жизнь науки, новые технологии. Начался рассвет цивилизации. Были открыты способы быстрого перемещения в пространстве… И вот, несколько «суток» назад, тебя, замороженного, доставили с мертвой планеты Земля – странницы, блуждающей во мраке.

– Да-а. Печальная история, – отозвался я, подавленный рассказом Ласки. – Роза, ты сказала, что летоисчисление осталось в силе. Тогда какой нынче год?

– Сегодня 290-е число 9065-го года.

Мне показалось, что я ослышался.

– Две тысячи?! – переспросил я.

– Нет, Ник, ты не ослышался. Идёт 9065-й год, – повторила она, отчеканивая каждое слово.

Я чуть не свалился с грави-стула.

– Уму не постижимо! Выходит, что меня воскресили из мертвых спустя семь тысяч семьдесят лет! Даже не верится. Кошмар!.. А как меня нашли?

– Могу показать, есть отчет археологов, – сказала Роза. – Заодно и водички попьем.

Она из пустоты достала запотевший графин с зеленой жидкостью и две чашки. Я наполнил их напитком, а Ласка открыла перед нами объемный боковой экран.

Под тихую печальную мелодию в объеме экрана появилось изображение бездонного неба, усыпанного звездами. В центре возникло и начало разрастаться черное пятно, вскоре оно заняло весь экран. Комментаторский голос за кадром сообщил, что на погибшую планету Земля прибыл звездолет для археологических поисков сохранившихся останков землян. Поверхность осветили прожекторами. В их ярком свете стало видно замерзшую реку и скалистые берега, покрытые толстым слоем снега. Комментатор объявил, что температура на Земле близка к абсолютному нулю. От огромного зависшего в воздухе объекта, напоминавшего дирижабль, отделился небольшой летательный аппарат и приземлился на пологий берег реки. Из него выплыли космонавты в легких скафандрах, больше похожих на прозрачную полиэтиленовую пленку. Люди переместились к вертикальной скале и окружили яму во льду; они жестикулировали и показывали на вершину обрыва. Архиологи без каких-либо шансовых инструментов удалили снег и лед, извлекли мой остекленевший труп и погрузили в аппарат. В группе археологов я узнал Олега Бумеранга. Он постоянно твердил, что экспонат хрупкий, и требовал аккуратности от коллег. Олег сообщил в камеру, что тело человека, сорвавшегося с высокого обрыва, практически не повредилось, потому что землянин исключительно удачно упал на крохотный участок между отвесным берегом и большим камнем, где структура льда оказалась слоистой, и потребовал от оператора показать крупным планом этот камень. И черный трезубый валун занял весь экран.

– Узнаёшь это место? – спросила Ласка и отпила из чашки.

– Да, Роза. Это место мне хорошо знакомо. Как ни странно, эта глыба, которая уберегла моё тело от разрушения, однажды уже поучаствовала в моей жизни, что называется – довелось с ней столкнуться, – ответил я и, как-то само собой, перенесся в памяти в то далекое прошлое – на 7072 года назад.

Вот как это было.

2

Начался осенний перелет. Мы с братом Антоном запланировали на выходной день выезд на охоту, с таким расчетом, чтобы вечером на Озере кинуть пару сетей на окуньков, ночью и на утренней зорьке поохотиться на уток, укрывшись в нашем добротном шалаше с печуркой, а днем порыбачить на Реке – хариус спускался. План был хороший, хоть и напряженный.

– Поторопись, Колян! – крикнул Антон, закрепляя подвесной мотор на обянке. – Мы должны кровь из-носу засветло добраться до озера. Сам знаешь, как хреновасто в потемках сети ставить.

Я от сараюшки подтаскивал к берегу канистры с бензином, ружья, весла, рюкзаки и укладывал в лодку.

– Успеем, братуха! Только давай обойдемся без крови! – прокричал я в ответ и запер сарай.

Закончив с погрузкой, я оттолкнул моторку и запрыгнул следом. Антон запустил двигатель и, дав полный газ, вырулил на фарватер. Лодка стремительно понеслась вниз по течению реки. Уже на ходу, управляя плавсредством и чувствуя румпелем перекосы в остойчивости, брат давал мне указания:

– Брось рюкзаки вперед, пересядь ближе ко мне, сдвинься вправо, – потом попросил: – Дай ружьё – сохатые могут быть.

Мы начали заряжать ружья. И вдруг раздался жуткий грохот. От мощного удара нас подбросило кверху и перевернуло. Я только успел заметить, что снаряжение, как горох, разметалось в разные стороны, а лодка летит рядом вверх дном. Через секунду я булькнулся в холодную воду Северной реки…

Даже местные ребятишки знали, что в километре от поселка вниз по течению в самом начале Черного поворота притаилась огромная каменная глыба с немного выступающей наружу трезубой спиной. Но мы с Антоном в спешке и хлопотах забыли об опасности – проявили халатность…

Вынырнув из воды, я стал озираться по сторонам в поисках брата. «Лишь бы его лодкой или чем-нибудь ещё не ударило по голове – тогда хана», – подумал я с тревогой.

К счастью, он показался на поверхности метрах в десяти от меня.

– Антоха, живой!!! – радостно заорал я, перекричав ревущие буруны.

– Жив-здоров, слава богу. А ты как?! – донеслось до меня сквозь речной гул.

– Пока живу. Братуха! Быстро отгребаем от берега, а то нас течением размажет по скалам!

В этом месте вертикальный берег выходил на затяжной поворот, и бурный поток на всём его протяжении с большой скоростью напирал на базальтовый изгиб, как бы пытаясь его выпрямить. Стремнина несла нас на верную гибель. В тяжелых, насквозь промокших зимних куртках и наполненных водой болотниках плыть было очень трудно, но мы, в отчаянной борьбе с рекой, со всей мощью гребли к её середине. За спиной раздался леденящий душу грохот-скрежет-треск-хруст – это река в дикой злобе терзала лодку, разбивая её течением о скальные уступы. Спустя несколько секунд все стихло – ненасытная река её проглотила… Поворот закончился, и началась пологая галечная коса. Из последних сил мы выбрались на неё и несколько минут, тяжело дыша, лежали на гальке.

Немного отдохнув, я достал из нагрудного кармана сигареты и зажигалку, которые ещё дома на всякий случай положил в новый полиэтиленовый пакет и завязал его тугим узлом. Вот случай и представился.

Мы сидели на самом берегу у воды, молча курили, осмысливая приключившееся, и глядели на недовольную реку, из которой мы только что с таким трудом вырвались. Чуть ниже, в небольшую заводёшку прибило мою любимую рысью шапку и два фрагмента спасательного жилета, на котором я сидел в лодке несколько минут назад. По этим предметам наши односельчане и установили бы, что братья Скакуновы погибли у злополучного камня.

– Поохотились, называется. Ах ты ж Грёбаный валун!!! – наконец-то прорвало брата, и он выдал тираду многоэтажного мата высотой с небоскреб; слегка сбросив пар, он продолжил, сокрушаясь: – Фиг с ней, с обянкой, старая была – мотор жалко до слез, совсем новый, в марте из Якутска привёз зимником. Ну как же я, козёл безмозглый, мог забыть про этот грёбаный камень?!.. Всё утопили: ружья, рюкзаки, твою резиновую лодку. А видеокамеру ты брал с собой?

– Конечно же! В рюкзаке лежала.

– Грёбаный булыжник! Подловил-таки, сволочуга! Взорвать бы его! – он в сердцах далеко плюнул и щелчком запустил окурок в реку.

– Ладно, братуха, не рви сердце. Лучше скажи спасибо, что наша фамилия не украсила мемориал напротив трезубца. Барахло – дело наживное. Живы остались – и то слава богу, – бодро сказал я и хлопнул его по мокрому плечу, аж брызги полетели. – И заметь, Антоха, мы с тобой первые остались здесь в живых. Никому до нас это не удавалось. Кто здесь перевернулся – все на том свете. Место уж больно неудачное для выживания. Просто чудом выплыли!

Антон малость успокоился. Он взглянул на меня и ахнул:

– Колян, да ты весь в крови!

Я провел рукой по лицу – брат не шутил: из рассеченной брови кровь хлестала ручьем, даже куртка на груди стала красной.

– Это мелочи. Наверное, веслом зацепило, когда нас из лодки вытряхнуло. А я-то сгоряча и не чувствую, думаю: вода стекает.

…Когда я вернулся домой, то своим видом так напугал жену, что ей стало плохо, и она упала в обморок. Нашатырь не помогал. Клавдия задыхалась, хрипела и начала покрываться пятнами. Я позвонил в поселковую больницу и вызвал «скорую». Через пять минут прибыл дежурный уазик с медсестрой, которую все звали баб Шура. Она осмотрела жену и сказала, что её надо срочно везти на реанимацию. Мы с водителем перенесли Клаву в машину. Я, как был весь в крови и в мокрой одежде, так и занес посиневшую супругу в больницу. Пока врачи боролись за её жизнь, мне в соседнем кабинете обработали и зашили рану.

Не приходя в сознание, Клава умерла. Мне сообщили, что у неё сильно подскочило давление, и это спровоцировало приступ инсульта. Вскрытие потом показало: тромб перекрыл артерию головного мозга.

…Когда после похорон мы возвращались с кладбища, Антон рассказывал какие-то охотничьи истории, всячески пытаясь меня утешить и отвлечь от горестных мыслей. Он держал за руку сына Ромку, который в этом году пошёл в первый класс и отучился всего несколько дней. Валюша, жена брата, не была на похоронах. Она осталась дома с маленьким Димкой и готовила поминальный обед…

– Нас с тобой не смог погубить этот, как ты говоришь, грёбаный камень, – задумчиво произнес я. – Но через меня он достал и убил Клаву. Она умерла в тот же день. Я не суеверный, но думаю, что нас преследует злой рок. Мы на той плите перевернулись вдвоём. И вот Клавы уже нет. Беда не приходит одна, в этот раз их должно быть две. Кто и когда будет вторым?

– Антон, что ты «каркаешь»?! – взвился брат. – Давай не будем надуманные фобии принимать за реальность. Включи свой здравый смысл. Всё ведь объяснимо! Мы не погибли, потому что у нас оказалось силёнок побольше, чем у предшественников. А Клавдия, пусть земля ей будет пухом, шибко любила тебя, но болела. Переволновалась за тебя, вот здоровьичко-то и не выдержало.

– Намек ясен: горе затмило мне разум. Пусть будет так. Тогда рассуди сам, раз такой умный. Клава-то болела «по-женски», а умерла – от инсульта. Ты же служил в ПВО и знаешь, что лучше ложная тревога, чем пропуск цели. Братуха, проще всего отмахнуться. А если это закономерность? В моей семье уже некого забирать. Я сейчас переживаю – за твою. Вы мне все родные, и я больше никого не хочу терять… Попытайся выявить и устранить опасность, подстерегающую твоих домочадцев. На всякий случай проверь дома проводку, розетки, электроприборы. Повесь замок на твою тумбочку с охотничьим снаряжением, она у тебя вечно открыта.

Антон задумался, и дальше мы шли молча. Я всё ещё по инерции продолжал просчитывать возможные западни, а в голове крутилось: «Грёбаный камень… Грёбаный… Грёб-греб… Гребень! Точно – гребень!!! Трезубый? Нет… Динозавра? Ящера? Нет, не то… Дракона?! Да!»

– Антоха, я только что придумал, как надо назвать тот камень. Гребень Дракона. Что скажешь?

– Гребень Дракона, говоришь? По-моему, неплохо, – ответил он и прищурил глаз. – Николай, ты мне сейчас напомнил одну легенду, которую я прочитал ещё в детстве. Дело было, если не ошибаюсь, в древнем Египте. Неумелым обращением с заклинаниями был вызван безымянный демон. И начал он творить злодеяния: то нашлет засуху, то мороз, то землетрясение, то эпидемию. Несколько веков он приносил беды; много людей погибло. Но однажды какой-то простой человек – пастух, что ли – случайно подобрал ему подходящее имя. Злой дух успокоился и с того дня прекратил сеять зло; мало того, он даже стал помогать тому простолюдину, нашедшему для него верное имя.

И вдруг Ромка, запнувшись на ровном месте, вырвался из отцовской руки и упал. Что-то тяжелое в его курточке брякнуло о дорожное покрытие. Антон поднял сына и, отряхивая его одежду, наткнулся на какой-то предмет, оттягивающий карман куртки. Отца это заинтересовало, и он вынул оттуда спичечный коробок и металлическую банку с винтовой крышкой. К днищу банки была прилеплена пластилиновая лепешка, в которую были вдавлены три спички головками в рядок; крайняя головка была напротив дырочки в днище. Он отвернул крышку с трехсотграммовой банки и обомлел: она была до краев заполнена дымным порохом «Медведь». Антон строго спросил у сына:

– Рома, кто тебе дал эту банку?

– Я сам сделал, – пробормотал тот, опустив голову.

– А кто тебя научил этому?!

– Никто. Я смотрел видик. Там в кино дяденька-разведчик сделал самодельную бомбу и взорвал бандитов. Я тоже хочу стать разведчиком, когда вырасту.

– Что же ты собирался делать со своей бомбой? – допытывался отец.

– Я нашел ровное место на берегу, где камни, чтобы не устроить пожар, и собирался сегодня вечером на том месте поставить банку и поджечь последнюю спичку. Пока огонь шел бы к дырочке, я отбежал бы подальше и посмотрел бы, похож ли дым на медведя.

– Рома, почему ты у меня не спросил разрешения?! А?! Конечно, тут и думать нечего, я запретил бы такую опасную и идиотскую затею, потому как три спички горят так быстро, что ты не успел бы не то что убежать, а даже отвернуться. И ты, сынулька, с оторванной башкой оказался бы как раз там, откуда мы сейчас возвращаемся.

Антон размахнулся и хотел зашвырнуть банку в болотце у дороги, но мне пришла в голову идея получше. Пока они разговаривали, я заприметил на обочине могучий пень с оголенным корневищем. Я остановил брата:

– Погоди! Дай-ка мне продемонстрировать племяннику ту смертельную опасность, которая его подстерегала.

Я забрал у Антона коробок с банкой, закрутил крышку, отлепил лепешку, раскатал её в тонкую колбаску, прилепил её на дно банки и пристроил штук тридцать спичек в рядок. Затем оторвал мох у основания пня, подкопал лунку под корнями со стороны леса, запихал в неё банку и с криком: «Отойдите ещё подальше!» – поджег дальнюю спичку. Я успел отбежать всего метров на пятнадцать, как сзади грохнул взрыв; меня сверху окатило глиной и мхом. Мы все втроём подошли к объекту эксперимента, и я сказал:

– Смотри, Рома, что делает порох! И это произошло бы с тобой сегодня вечером.

Перед нами на дымящейся почве лежали две половинки огромного пня, вывернутого из земли и разорванного вдоль. Антон, глядя на изувеченный пень, произнес внезапно осипшим голосом:

– Братан, я насчет названия. Или это простое совпадение, или – действительно рок. Чёрт! Похоже на второе. Однако Ромка сегодня уже одной ногой был в могиле…

История о странной связи событий – нашего чудесного спасения на реке, смерти Клавы, нового названия камня и банки с порохом – за пару дней облетела поселок. Новое имя прижилось сразу, и трезубый камень у Черного Поворота люди стали называть не иначе как Гребень Дракона. С той поры мемориал больше не пополнялся новыми именами.