Читать книгу Гребень Дракона - Александр Юрьевич Фролов - Страница 9

Домой я вернулся в приподнятом настроении. Попарился в сауне – с веничком, искупался в бассейне, поужинал со своей заботливой служанкой Люси. Та, как обычно, наготовила разных инопланетных вкусностей: не зря же целыми днями она хлопотала у плиты. Оставаясь одна, прислуга разгуливала по дому нагишом, но когда я возвращался, она всегда встречала меня в своём неизменном наряде: в платке, в клетчатой рубахе, в синем комбинезоне и ботах на босу ногу.

После ужина я занялся любимым делом – проработкой Архива. Открыл каталог раздела «Учёба» и просмотрел перечни. Там находились всевозможные подготовительные и школьные, с разными уклонами, программы воспитания и обучения детей, от недоразвитых до вундеркиндов. «Это мне не понадовится», – усмехнулся я мысленно. Далее шли – компьютерное обучение, физкультура, спецподготовка, подводное плавание, альпинизм, разведка и космодесант с входящими в него дисциплинами: стратегия и тактика ведения боя, владение всеми известными видами оружия, диверсионные действия, управление всеми существующими видами транспорта. «Это надо запомнить – может пригодиться». В каталоге была целая кипа всяких разных курсов и уйма самоучителей игры на всевозможных музыкальных инструментах, включая бубен и свисток. «А вот свистеть нежелательно – денег не будет», – крутанулась в голове шутливая мыслишка. Я уже было собрался перейти к следующему разделу Архива, но тут увидел в самом конце каталога программу сексуальной подготовки. «Что-то мы давненько сексом не интересовались! Явное упущение», – подумал я и запустил её.

Посреди комнаты появилось объемное изображение красивой брюнетки – в натуральную величину – в строгом облегающем комбинезоне розового цвета.

– Славных дел, Николай Скакунов! – бойко поприветствовала она и спросила: – Какую программу желаешь пройти, подробную или сокращенную?

– Привет, красавица! – откликнулся я. – Давай вторую: мне кое-что известно в этой науке. А откуда ты меня знаешь?

– Твои данные введены в список пользователей, имеющих право входа в программы. А меня зовут Ирина, я инструктор. Ну-с, приступим? Мне понадобится небольшой реквизит и два ассистента.

Около неё развернулась большая горизонтальная плоскость на уровне её колена, и откуда-то сбоку вынырнули паренёк и девчушка, нагие и с нахальными физиономиями. Учительница начала рассказывать о половых органах и эрогенных зонах; она водила лучиком-указкой по своим помощникам, а те крутились и так и сяк, охотно показывая нужные части тела, иногда даже в разрезе. Затем она поведала о взаимных действиях партнеров во время прелюдии и перешла к практической теме. Ассистенты разместились на своём реквизите и принялись демонстрировать совокупительные позиции, а Ирина присела рядом на край плоскости, по-турецки подобрав ноги. Она разъясняла – что куда и как, а молодежь, по её указаниям, бодро и беззастенчиво демонстрировала различные приёмы коитуса, ритмично раскачивая при этом импровизированную кровать. В такт их согласованным энергичным толчкам, вместе с ними за компанию, подпрыгивала и учительница Ирина Батьковна.

Мне стало завидно. Но вдруг, ни с того ни с сего, эти вторичные колебания третьего лица ассоциативно вызвали в моей памяти одну романтическую историю, которая произошла со мной в восьмидесятых годах двадцатого столетия, и я мысленно перенесся в то время…

2

В ту пору мне было двадцать пять. Я работал на Севере Якутии, и был в полном расцвете сил.

У меня начался отпуск. По пути в Москву я залетел в Томск – навестить родню: сестру Любашу с её мужем Тимофеем и племянницу Светланку. Привез с собой подарков и целый чемодан вяленого осеннего хариуса, собственноручно пойманного и приготовленного.

Приехал я во время: они как раз вечером собирались идти на день рожденья к Наталье Климовой – сестриной сослуживице и подруге. Люба позвала меня с собой, уговаривая, что та, мол, меня прекрасно знает по её рассказам, по фоткам и по моей северной видеокассете; что она, мол, будет рада такому гостю. Уговорила-таки, хотя я и не отпирался.

Я помылся-побрился с дороги, кинул в сумку десяток крупных хариузов, положил в конверт деньжат – на три местные зарплаты; по ходу прикупил на свою долю пару беленьких, бутылку шампанского и большой торт. Я всегда жил по принципу: «Идёшь к костру – неси дрова».

По экономическим соображениям свой тридцатилетний юбилей Климова справляла у себя дома, в тесном кругу близких друзей, но неожиданный приход северного гостя её действительно обрадовал и ошеломил, особенно конверт.

Кроме нас, группы родственников, пришли ещё две супружеские пары: добродушный усатый Федор с пухленькой хохотушкой Раисой да эрудированный Славик-демагог с недотрогой Асей, весь вечер корчившей из себя принцессу шестого разряда.

Гости произносили стандартные тосты, желая хозяйке здоровья и восхваляя её красу. На счет красоты, они были, несомненно, правы на все сто – не лет, а процентов. Юбилярша действительно обладала далеко незаурядной внешностью; с такими данными ей бы не экономистом на фабрике работать, а сниматься в фильмах лучших кинорежиссеров да участвовать во всемирных конкурсах красоты. У неё были большие карие глаза – с искорками-чертятами; аппетитные губы, с чуть опущенными книзу уголками; волнистые волосы до пояса, черные, как смоль, и сногсшибательная фигура. И одевалась она со вкусом. На имениннице было бирюзовое облегающее платье, глубокое декольте которого позволяло пышным грудям непринужденно хвастаться их совершенством, а смело скошенный к левому бедру подол платья выгодно подчеркивал безукоризненность линий и объёмов шикарных ног Наташи. «Да-а, такая очарует – и оком не успеешь моргнуть», – думал я, глядя на неё с восхищением.

Своими чарами лет пять-шесть назад – по моим прикидкам – она уже охмурила Васю, её теперешнего мужа – плюгавенького щуплого мужичонку; родила ему (от него, или от друзей семьи) двух симпатичных сынишек; и вот теперь, сидя рядом с ним за праздничным столом, она то и дело дергала его за рукав, пытаясь пресечь попытки супруга – напиться на радостях. Но тот всё же был проворней.

После четвертой стопки гости оживились, начали шутить. Нам, мужчинам, захотелось перед горячим перекурить, и мы вышли на кухню, а заодно с нами – и все дамы. Раскрасневшаяся Раиса с театральным пафосом рассказывала забавный эпизод из прошлого – про то, как Вася Климов умудрился украсть из подшефного совхоза, куда он ездил на картошку, красавицу Наташу, в то время ещё Хомутову, и как после регистрации ей, уже в новом паспорте, написали «Архистаровна» вместо «Аристарховна». Гости хохотали, наш Тимоха – громче всех. У меня сложилось впечатление, что Раиска строила ему глазки.

Хозяйка дома, весело смеясь за компанию, занималась порционной раскладкой вынутого из духовки «мяса по-французски», а я в шутку подумал: «На этой девушке мне нельзя было бы жениться. Тандем из наших фамилий приобретает конкретный смысл: скакун плюс хомут; для скакуна такой союз означает неволю. Правда, мне это теперь по барабану: она уже захомутала Васю». Тем временем, порабощенный хозяин, воспользовавшись благоприятной ситуацией и вознёй жены на кухне, выпил с праздничного стола две полные рюмки водки, кем-то загодя налитые под горячее.

…Гулянка была в полном разгаре. Федор играл на подрасстроенной гитаре и пел романсы на стихи Есенина. У него был приятный голос, бархатный и с этакой сурдинкой, но от выпитого, он часто забывал слова и путал аккорды. Поэтому после очередного тоста я взял в руки гитару, подтянул две «просевшие» струны и взял каскадом несколько септаккордов, проверяя чистоту настройки. Звучание меня устроило, а гости и хозяйка, ощутив класс игры, насторожились.

В честь виновницы торжества я спел песню «Наташка», весьма популярную во времена моего студенчества; затем для разгону исполнил шутливую песенку о рецептах приготовления спиртных напитков в условиях «сухого закона». Чтобы не затягивать сольный концерт, решил завершить выступление своей коронкой из дворового репертуара. И я запел:

Прощай, прощай, любовь моя, прощай!

Не в силах больше я скрывать печаль.

Не целовать мне больше губ твоих,

Я буду только вспоминать о них.

Больше не радует меня весна,

А виновата в этом ты одна.

Зачем звала? Зачем клялась в любви?

Ведь были ложью все слова твои.

В этой песне был не до конца раскрыт смысл лживости героини, поэтому лет пять назад я сам дописал ещё два куплета и на этом юбилее исполнил их:

Я помню, как зимой мы шли в кафе;

Нам повстречался парень в галифе.

Его увидев, ты смутилась вдруг,

А мне сказала: «Это бывший друг».

Здесь я провел модуляцию, переведя тональность на полтона вверх, и продолжил, подключив голосовой приём «с надрывом»:

Вокруг весна, поют ей птицы гимн.

А ты в обнимочку стоишь с другим.

Уже ЕМУ в любви клянешься вновь.

Такая лживая твоя любовь!

Первые куплеты компания хорошо знала и с удовольствием мне подпевала, а два последних – я допевал в гордом одиночестве. Затаив дыхание, именинница и гости вслушивались в каждое слово неизвестного им продолжения, и только Вася нечаянно звякнул рюмкой.

На протяжении всего моего концерта я чувствовал на себе восхищенный взгляд Наташи, а когда прямо смотрел в её глаза, то улавливал в них вожделенный блеск; мне было ясно: я ей приглянулся. Одновременно я наблюдал и за Васей, который под шумок уже изрядно набрался и радовался тому, что наконец-то избавился от назойливой опеки.

Прозвучал последний аккорд. Я повесил гитару и предложил:

– Друзья мои, а давайте потанцуем! Объявляется «белый танец» – дамы приглашают кавалеров!

Пока хозяйка подбирала подходящую кассету, я краем глаза заметил, как Вася шаткой походкой, держась за стену, прошёл на кухню «под видом покурить». Там хлопнула дверь холодильника и звякнула бутылка о стакан.

Заиграла музыка. Это была песня «Send me an Angel» из сборника группы «Scorpions». Гости рассредоточились по парам. Наташа уверенно подошла ко мне и пригласила на танец, мною же объявленный.

Держа её в танце за спину, я не ощущал ладонями никаких признаков бюстгальтера под платьем. Она же положила мне руки на грудь, удерживая тем самым дистанцию приличия. Именинница была на голову ниже меня. Я склонился к ней и, вдыхая дурманящий аромат её густых волос, принялся искренне благодарить – за гостеприимство, за кулинарные успехи, за прекрасный вечер; не оставил я без вниманья и неотразимую внешность юбилярши.

Началась новая песня «Wind of Change». Мы с ней продолжали танцевать, не желая расходиться. На кухне опять звякнуло стекло о стекло, украдкой, но очень громко. Кто-то из гостей погасил свет в зале, «чтоб глаза не резал». Наташа словно всю жизнь ждала этого; устранив пионерскую дистанцию, она крепко обняла меня и прижалась всем телом. Два выпирающих конуса её грудей упруго и жарко уткнулись мне в пресс; сквозь два слоя ткани – моей сорочки и её дамского платья – я отчетливо ощущал своей кожей её вздыбленные соски́. Горячая волна желания раскатилась по моему организму и пьяняще ударила в голову. Однако, не показывая виду, я продолжал шутить и нашептывать пикантные комплименты имениннице. Она звонко смеялась, сотрясаясь при этом и щекоча меня сосочками.

«Скорпионы» запели следующую песню «You and I». На кухне дзынькнуло в очередной раз, и что-то тяжело загремело. Гости в паузе успели быстренько пропустить по стопочке, перегруппировались и продолжили дискотеку в потёмках. Мы же с именинницей решили не пропускать по стопочке, а просто пропустили этот тост. Меняться партнерами мы с ней явно не собирались, а только ещё теснее прижались в танцевальном марафоне друг к дружке, словно озябли и хотели согреться. Я чувствовал, что Наташа вся дрожала, но только вряд ли от холода.

– Обрати внимание, как расположились в ряд названия песен, под которые мы танцуем: «Пошли мне ангела», «Ветер перемен», «Ты и я», – шептал я ей на ушко, слегка касаясь его губами. – Это символично. Наташенька, мне кажется, что для нас с тобой – это знак свыше.

Она подняла голову, и наши лица оказались совсем близко. Её бархатные глаза, блеснув в свете уличного фонаря за окном, о чём-то меня безмолвно умоляли. В следующий момент наши губы, как бы ненароком встретившись, слились в сладостном и долгом поцелуе – до самого конца «You and I»; у меня аж дух захватило. Я всегда любил легкий флирт.

…Гости, наевшись, напившись да нагулявшись, засобирались по домам. Наташа попросила меня, как самого трезвого, задержаться и помочь перетащить мужа на кровать. Когда все ушли, она вдруг заплакала и, вытирая слезы, произнесла с горечью обиды в голосе:

– Представляешь, этот негодяй всю неделю клялся-божился, что в мой юбилей будет «как огурчик» и, мол, подарит мне «незабываемую ночь любви». А сам, сволочь, напился встельку. Дождалась, называется, подарка. Ни за что ему этого не прощу!.. Коля, подожди минутку, я детей проведаю.

Наташа быстро управилась с малышами и вернулась из детской. Она уже не плакала.

– Из того, что ты сегодня принес, я приберегла одну бутылку водки на опохмелку и спрятала её в холодильнике. Когда мы танцевали, этот паразит на ногах уже не стоял, а нашел-таки заначку и в одиночку раздавил. – Она, сощурившись, посмотрела мне в глаза. – Ну, что будем делать, Коленька? Твоя́ водка его доконала, тебе и подарок отрабатывать, – сказала она, то ли в шутку, то ль всерьез, и загадочно улыбнулась.

Мы выволокли из-под кухонного стола вдребодан пьяного хозяина. Он так и заснул на полу со стаканом и пустой бутылкой в руках.

– Надо его сводить в туалет, а то он кровать обпрудит. Бери его сзади под мышки и веди в ванную. Он когда пьяный, то послушный, как зомби, – говорила Климова, стягивая с супруга брюки вместе с трусами.

Я подвел его вплотную к ванне, а она стала призывать мужа справить малую нужду, приговаривая «пс-с, пс-с» и потряхивая его мелким достоинством. Судя по тому, как быстро тот исполнил заявку супруги, эту процедуру им приходилось выполнять довольно часто.

– Вот и умница, гадёныш ты эдакий. Что о нас гость подумает? – Она глянула на меня и смущенно улыбнулась. – Коль, ты тащи его в спальню, а я бегу постель расстилать.

Укладывая Васю на край большой двуспальной кровати, я прикидывал в уме: «Можно ли за содействие подобного рода надеяться на прощальный поцелуй именинницы? Или эта возня с пьяным мужичонкой не стоит такой высокой медовой награды?»

Мои мечтательные размышления прервал резкий щелчок шпингалета за спиной. Я растеряно обернулся. Хозяйка, скрестив руки на груди, стояла перед закрытой дверью, своим телом преграждая мне путь на свободу.

– Никуда тебя не отпущу! Сегодня моя ночь, а ты – мой пленник! – Наташа уже не шутила. – Раздевайся, – приказала она и зажгла люстру в дополнение к светящемуся торшеру, рядом с прикроватной тумбочкой.

– Наташенька, голубушка! Что ты говоришь?! Прямо здесь – при муже?! Я не могу так!

– Как это «не могу»?! А зачем такие песни пел? Всю душу наизнанку вывернул. Зачем на ушко интимные слова шептал? Мурашки полчищами бегали по всему телу. А зачем целовал? А?! Зачем?! Я ведь кончила тогда и чуть в обморок не упала, спасибо тебе – крепко держал. У меня до сих пор всё внутри трясется. А теперь ты говоришь «я не могу»?! Зачем тогда обнадеживал? Тоже мне, обольститель, называется – мужа испугался. Или ты меня испугался?!

– Никого я не боюсь. Просто я отношусь к понятиям семья, супружеский долг, верность – как к чему-то святому.

– Батюшки-святушки! Нашел святого! Лежит себе, в дупель пьяный, без штанов, со сморщенным причиндалом. И если хочешь знать, он свой супружеский долг выполняет раз в декаду, и то еле-еле, с грехом пополам. Ненавижу его за это! Так и удавила бы, гада! А я мужика хочу – настоящего! Хоть в день рождения, хоть раз в жизни!

– Зачем же ты за него замуж вышла?

– Обозналась… Коль, помоги, что ли, платье расстегнуть: молния сзади, я не достаю.

– А что ты скажешь мужу, если он вдруг проснется? – спросил я, чувствуя, что начинаю сдаваться, и вжикнул замком.

– Он? Проснется?! Не смеши меня! Этот негодяй очухается только к завтрашнему обеду, а сейчас его бесполезно будить: хоть из пушки стреляй, хоть водой поливай, – ответила Наташа и принялась стягивать платье. – А завтра я ему скажу – непременно скажу, что провела с НИМ незабываемую ночь любви. И это будет сущей правдой, если ты, конечно, справишься.

Вечерний наряд упал к её ногам, и на ней остались только украшения да шелковые трусики небесно-голубого цвета. Я с вожделением залюбовался её пышной грудью с большими темно-коричневыми сосками. «В конце-концов, я давно её хочу – весь вечер. Довольно ангелом прикидываться, уже давно пора, по знаку свыше, устроить шквальный „ветер перемен“. Гость согласен, дама жаждет, муж не возражает. Всё сходится. А он тоже „хорош“, довел такую роскошную женщину до сексуального голода. Это же садизм высшей степени! Вася однозначно виноват, и должен быть наказан подарком в виде рогов», – размышлял я, раздеваясь.

– Что ж, чего не миновать – тому и быть, – сказал я и скинул плавки.

Наташа окинула меня ошалелым взглядом и шагнула ко мне вплотную. В моих объятьях оказалась женщина редкой красоты. Я вновь ощущал своим телом упругость её пышущей жаром груди, как это уже было во время «белого танца», только сейчас – без прослоек одежды между нами; и вновь жадно целовал её, но теперь – при ярком свете и в присутствии мужа. Я уже весь горел желанием, и Наташа это чувствовала своим животом и грудью; её тоже колотило от возбуждения. Я поднял её на руки, обошел кровать, бережно опустил её на середину незанятого места на постели и стал снимать с неё последнюю деталь одежды. В помощь мне, Наталья приподняла свой шикарный зад. В какой-то миг мне вдруг почудилось, что мы с ней когда-то уже встречались. «Быть может, … в моём давнишнем забытом сне?» Я отмахнулся от бредового наваждения дамскими трусиками и положил их на уголок тумбочки, на которую предусмотрительной хозяйкой был заранее поставлен разнос с начатой бутылкой шампанского, двумя фужерами и шоколадкой. «И когда успела?»

Именинница лежала рядом с беззаботно дрыхнущим скукожившимся мужем. В ожидании законного подарка, она, раскинув руки и свои козырные ноги, с предвкушением смотрела на меня и на мой огромный «гостинец», направленный в люстру. Её черный мохнатый треугольник на всякий случай указывал мне направление атаки, но я бы и так не промахнулся…

Наш первый «раунд» был неистовым, как взрыв, и закончился очень быстро. Наташа успела его завершить на первых секундах, а я отстал всего на чуть-чуть, пропустив даму вперед – по этикету.

Благодаря моей неутомимости, мы безо всякого перерыва-перекура, не меняя позы, сразу приступили ко второму «раунду», но уже в медленном темпе, смакуя дивные ощущения и непринужденно беседуя.

– Коль, у тебя такой крупный мужской орган, что мне сейчас даже немножко больно, с непривычки. Нет-нет, не останавливайся! Я даже хочу этого, я от этого балдею. Я буду называть его – Красавец Мустанг. Он у тебя просто прелесть! Не то, что у этой пьяни – конёк-горбунёк, – говорила подо мной Наталья, учащенно дыша. Она старательно выполняла движения бедрами, попутно жуя шоколад, закусив им выпитый со мной на брудершафт фужер шампанского – за удачное начало.

– А почему «горбунёк», а не «горбунок»? – усмехнувшись, спросил я и откусил большой кусок от протянутой ею шоколадки.

– Да потому что «горбунок» – это что-то большое и мощное, а у этого подлеца – огрызок, обмылок или окурок. Да и тот нужен ему только для того, чтобы пи́сать.

– Сожалею, рыбонька, но помочь ничем не могу.

– Не говори так! Ты уже помог мне познать, что такое счастье. Оно началось сегодня, когда ты запел: «Прощай, прощай, любовь моя», – как будто уже собрался уходить, не осчастливив меня. У меня в тот момент даже в груди защемило… Когда мы с тобой танцевали, ты что-то шептал мне на ухо о моих глазах, об оливье, о моей фигуре, о символичности музыки. Но я до конца не улавливала смысла твоих фраз, зато я ловила неописуемый кайф от легких прикосновений к уху твоих губ. Мне жуть как захотелось попробовать их на вкус, и ты угадал моё желание. А когда ты меня целовал, мне показалось, что я умираю от счастья. Я вообще куда-то улетела, как будто какая-то энергия с твоих горячих губ ворвалась в меня и кинула к облакам. И вот тогда, в танце, я подумала: «Он ведь ничего этакого не сделал, а мне уже так хорошо. Что же со мной будет, если он вонзит в меня вот эту оглоблю, которая мне сейчас упирается в живот?» Я мысленно вообразила себе эти ощущения и докуда это мне достанет – и обалдела. У меня аж всё застонало, там внизу. И вот тогда я твёрдо решила осуществить своё желание во что бы то ни стало. В конце танца мои трусы так намокли – хоть выжимай. Если сомневаешься в моей честности и искренности, то сам посмотри. – Она взяла с тумбочки свои плавки и предъявила их мне, как вещественное доказательство. – Вот результат нашего белого танца!

Её голубенькие трусики действительно были влажными. Они источали тонкий, пикантный аромат, загадочный и манящий, будоражащий инстинкт продолжения рода. Правда, я это учуял ещё тогда, когда стягивал их с Наташи.

– А этот козёл, – она ткнула пальцем в Васин живот, – за семь с лишним лет ни разу не удосужился осчастливить жену. Ни тебе оргазма, ни тебе экстаза. Вместо этого сморщенный кукиш на постном масле. У него же – одни пьянки на уме!

И вдруг Наташа сделала такое, что меня шокировало и, вместе с тем, рассмешило. Она напялила свои шелковые трусики Васе на голову, затем заботливо поправила их, пристроив влажное место как раз ему на нос.

– Вот и поделом ему! Пусть нюхает, позорник эдакий, а то ведь он давно забыл, чем пахнет интимное место жены. – Она злорадно хохотнула. – Коль, меня даже возбуждает то, что он лежит рядышком и поднюхивает мои трусы, в то время как мы занимаемся настоящим делом.

Наталья протянула руку, достала из тумбочки две бельевые прищепки и прицепила их себе на соски. Перехватив мой удивленный взгляд, она пояснила:

– Они помогают мне быстро достичь оргазма, когда я мастурбирую. А куда деваться, Коленька, ежели муж алкаш? Или прикажете страдать от женских болезний? Ну а сейчас – мне просто хочется испробовать, как они будут взаимодействовать с твоим Мустангом.

Все манипуляции с фужерами, трусами и прищепками проделывались нами без единой остановки в половом акте.

Не знаю, то ли прищепки сработали, то ли время подошло, но ей снова захорошело. Дыхание её участилось, глаза подернулись поволокой, а тело покрылось мурашками.

– Родной мой, добавь-ка темпу. Снова подкатывает. Что-то большое, огромное что-то! Ещё добавь! Ещё! О-о-о! Я лечу, держи меня!!! – последнюю фразу Наташа прокричала во весь голос.

Она зажмурилась и судорожно задергалась всем телом, ритмично постанывая на резких выдохах. Я притормозил, чтобы не мешать ей наслаждаться кульминацией. Стадия экстаза миновала, однако Климова всё ещё лежала неподвижно, как мертвая. Спустя пару минут её тело вновь внезапно напряглось и выгнулось дугой, по нему прокатилась сладостная дрожь, и Наталью захлестнула новая волна мощного оргазма. В этот раз её колотило и корёжило сильнее и дольше. Наконец бурные конвульсии стихли, и она замерла. Постепенно нарастающее напряжение не отпускало её минут десять, в течение которых Наташа находилась в трансе. Я уже было заволновался: как бы с юбиляршей не случилось чего-нибудь летального; но она вдруг пронзительно завизжала, вцепившись руками в простыню. Её визг сорвался в громкие отрывистые стоны. «Вот он, заветный миг!» – обрадовался я. Долгожданные спазмы тонусной разрядки в третий раз во втором «раунде» резкими толчками заметались по её трепетному телу, даруя ей взлелеянную в мечтах вожделенную усладу.

«Ну и ну! Три оргазма подряд! И каждый последующий краше предыдущего!» – мысленно восхищался я, любуясь чарующим обликом прекраснейшей из женщин. Она пребывала на вершине райского блаженства – от моего вторжения в её сокровенную плоть. «Дарить радость особам прекрасного пола – вот смысл моей жизни!» – словно озарило меня в тот момент, и от этого озарения на душе стало легко и светло…

Наталья мало-помалу приходила в себя. Когда дрожь улеглась, она глубоко вздохнула, открыла глаза и улыбнулась в сладкой истоме.

– Вот это да-а-а! Вот это кайф! Ты даже не представляешь, что сейчас со мной было! Я просто ошеломлена чувством непередаваемого восторга от только что пережитого мною небывалого оргазма! Небывалого! Вот это, я понимаю, полет! Коленька, да ты просто ас по полетам! – экзальтированно произнесла она и после пылкого поцелуя – в знак благодарности – глянув с презрением на спящего Васю, сказала ему в укор: – Учись, негодяй, как надо творить чудеса! – Жена показала мужу язык и отвернулась. – Ещё хочу чудес! Только у меня есть одно заветное желание.

– Какое же, если не секрет? – спросил я, нежно сжимая её пышные груди с пристегнутыми к соскáм прищепками.

Она сняла их, бросила на тумбочку и, теребя свои побелевшие сосочки, спросила:

– А ты не устал?

– Рыбка моя! Ты ведь должна чувствовать в себе, что я – в полном боевом. Причем это надолго. Ну скажи, чувствуешь?

– О да! Конечно чувствую! – воскликнула она, подвигав попой из стороны в сторону, лишний раз убеждаясь в несгибаемости моего орудия. – А это твоё «надолго» прозвучало так сладко! Слаще меда. Коль, тогда я тебя попрошу: ляг на спину. Я сама хочу покататься на твоем Мустанге. Можно?

– Можно было и не спрашивать! Катайся, всадница ты моя, сколько хочешь… пока дым не пойдет.

– О! Я желаю, чтоб дым пошел и искры, и пламя. Хочу много-много огня! Давай устроим пожар! Такой пожар, чтоб на всю оставшуюся жизнь им насытиться.

Мы перевернулись, не разъединяясь. Она теперь оказалась сверху. «Всё-таки, – подумал я, – она меня захомутала». Наташа перекрестилась на всякий пожарный – и… поскакала! Изящно раскинув руки по сторонам, словно крылья, и от этого став похожей на птицу в полете, она – окрылённая наездница – гнала так, как будто стремилась завоевать кубок чемпионата мира по скачкам. Её длинные волосы развевались, как на ветру, ноздри раздулись, соски съёжились, а груди подпрыгивали в такт бешеному темпу с такой амплитудой, что казалось – они вот-вот оторвутся. К счастью, они не оторвались, зато уж их хозяйка отрывалась на всю катушку. Наташа раскачала кровать так, что Вася, с трусами на голове и с «шишкой» наголо, высоко подпрыгивал – за компанию – с той же частотой, что и мы, и даже мычал в такт. Вероятно, под ассоциативным впечатлением от нежного аромата влажных трусиков ему виделось во сне, что это Он так пламенно занимается любовью со своей женой, а не Северный Гость…

Климовой так и не удалось завоевать кубок по скачкам: она то и дело отвлекалась на многочисленные и затяжные полёты в царство волшебного кайфа, улетая туда на крыльях фееричных оргазмов, которыми она упивалась неистово и самозабвенно; а вот по их количеству наверняка побила все рекорды. К её тридцатилетнему юбилею это был лучший подарок, о котором Наталья Аристарховна ещё утром даже и не мечтала.

Наш бесперебойный совместно-семейный половой акт продолжался до рассвета. А Василий, всю ночь проскакав с нами бок ó бок в одной упряжке, так и не проснулся. Зато, как мне представлялось, на следующий день, глядя на сияющую от счастья супругу, Вася должен был чувствовать себя сексуальным героем; правда, ему никак не удавалось припомнить ни одного героического эпизода. Ну никак!

Через двое суток я покинул гостеприимный Томск, так больше и не увидевшись с Климовой.