Читать книгу ОК - Андрей Швайкин - Страница 12

Пустыня была прекрасна. Первый раз Василий видел Гоби своими глазами. Она переливалась миллионом оттенков и не грузила бесполезной информацией. И тихо, и сухо, и наверняка жарко. Только кресты повсюду смущали… Тут покоился перспективный журналист Скворцов, пропевший за несколько сотен тысяч баксов энергетическую оду на первом канале. Василий улыбнулся: сам писал тезисы, знал, чем это кончится для говнюка. Корпорация мотивировала тогда кучу людей в думе, в правительстве и протащила закон, отоваривший ростом энерготарифов. Конечно, Вождю это «не понравилось». Как бы потом. Акционер же получил миллиарды и смиренное «ай-я-яй» толпы. Чечкин в новеньком седане переехал на фешенебельный Крестовский остров, а Скворцов – в небытие в офисной коробке и «канул в Гоби». Так-то. Жадность мотивирует круче сострадания. Хороша эпитафия.

Там в рядок – Маша, Даша, Римма вроде бы. Сюзи из европейского офиса, Катерина – подруга бывшей, её сестра Татьяна. Наоми – кошмар из Африки: пока не «закопал» вместе с партнёрами, не выпроводил то бишь, всё время казалось, отожрёт чего-нибудь ночью. С десяток вообще без имён, из этих: «Пригляделся, а она же – тётка!» Но то после развода с Лизой… Стоп! Лиза-то каким образом? Он и не пытался её «хоронить», сам виноват, что ушла. Всё забрала, кроме квартиры (и то условно) и сковородки Zepter – первой совместной весомой покупки. Весь скарб уместился в пятнадцать минут. И глаза оставила. В чьи бы ни смотрел…

«Отец». Так и написано на кресте. Ни имени, ни фамилии, ни дат. Чечкин и не спрашивал. Жив ли? Неинтересно. Мама показывала допотопную фотографию какого-то дяди в полушубке, в мохнатой собачьей шапке, в унтах. Худощавое лицо, пунцовое от снежного загара, обветренное и непроницаемое, как у чукчи в трансе. «Твой папа…» – «А где он?» – «Нигде…» На том древо и пресеклось. У пятилетнего пацана тогда не было ни фамильной мотивации, ни приоритетов. Занимали гонки и пистолеты.

Здесь… О, здесь покоится великий, ныне ничтожный фарс, учитель многих! Первонах12 для избранных первонахов. Недосягаемый спец в плановой экономике и дока в рыночной. Академик и армянин в одном лице. А кому, как не аре, известны хитрости капитала? Первый джедай, принявший тёмную сторону, первый коучер для армии коучеров. Это он предсказал пришествие менеджмента, он же предрёк и его падение в тонюсеньком пасквиле «Труды бесплодные». Тогда и закопал учителя посвящённый Чечкин. Иуда развенчивал созданные им же мифы. «Я наблюдал их со стороны, – посыпал голову пеплом экс-Первонах. – Они пришли на смену хаосу и громко заявили о себе „Менеджерами“. Обожатели добавили: „Эффективными“. Устроители новейшего порядка милостиво согласились, дабы не оскорбить паству. Как и в Древнем Египте, в их честь возводились пирамиды: от основания клерков до управляющих проектами. Но чем выше, тем уже становился храм: кто-то падал, кто-то застревал, а кто-то разочаровывался в метре от неба. Мотивация требовала всё больше жертв и усилий, и всё больше Эффективные превращались в недосягаемых. Оторванные от собственного учения, Менеджеры перестали верить и в мотивацию, и в паству – перестали интересоваться ей. Так боги умерли и стали Вселенной…»

Василий тоже умер и стал Вселенной. Последнее злило особенно. Чечкин и сам растерял сотрудников. Запросы казались неадекватными. На смену же пришёл планктон, как его метко называют там, с амбициями совсем непомерными. Тупые, жадные. Злило и то, что вышестоящие перестали воспринимать его равным. И это предсказал Первонах: «Перегрызутся Менеджеры. Топы вытеснят Эффективных. И в первую очередь тех, кто создавал картинку идеологии. За ними последуют те, кто напрямую охаживал паству, – станут немотивированными, как и сама паства». От такой крамолы многим хотелось скупить тираж скандальной книжицы и спалить на них Первонаха, накостыляв предварительно. Но тот благоразумно куда-то пропал. Поговаривали, уехал в Штаты учить капиталистов плановой экономике.

– Ва-сии-лий! – весело отозвался Первонах, видимо из Коннектикута. – Ты чего здесь, а? Планета не выжила после оптимизации?

– Гагик Вигенович?! – Чечкин огляделся в поисках Первонаха. – Где вы?

– В Коннектикуте. Главное, сам же придумал.

– Вы не умерли?

– Э-э… Я уже умер и воскрес!

– Но вы… звучите, я слышу.

– Все звучат, дорогой, кого ненавидят.

– Так вы там или здесь? – проскользнула робкая надежда на абонента там.

– Э? Какая разница, Василий? Искушает неведение?

– Ну, хорошо. А что происходит у вас? – решил зайти с другой стороны.

– Ничего неизвестного, Василий. Теракт. У мира оторвало ноги, и он выпал кишками наружу. Теперь готовится к чуме.

– Прелестно! Какие ещё новости?

– И яйца оторвало. И знаешь, – чуть ли не шёпотом, – это как-то повлияло на его ориентацию, – и заржал: легендарное остроумие, безусловно, принадлежало академику Арабяну.

– Гагик Вигенович, я же серьёзно! Я пытаюсь разобраться здесь!

– Тогда зачем тебе кладбище? – пробасил Первонах. – Тут разбираются те, для кого очевидна реальность… Так что от меня нужно-то, Василий, э? Коли позвал?

– Совета, что ли… Как всё работает, не понимаю. Выменял этот позор. Ну? За него и обоссанные семейники не получить, не говоря о нормальном прикиде. Мотивация есть, а активов – нет.

– Э-э… Смотря что понимать под активами, – заумничал Первонах. – Голова не актив, да? Девяносто процентов – догадки, десять – наблюдение. В твоём случае наоборот – десять на девяносто, плюс эти розовые шнурки с мошонкой. Негусто.

– А то не знаю, – обиделся Чечкин.

– Так зачем позвал? – искренне непонимающе повторился Арабян. – Валяй, дорогой, наблюдай. Потенциальные объекты – фетишисты, трансвеститы и те, кому для полёта не хватает розовых штучек. Выбрал жертву, ай? Включай криэйтора, мозги сбытовика, э! Принцип клиентоориентированности помнишь? Искушение! Клиенту нельзя сразу давать то, что он видит. Продешевишь. Клиент ради опыта и пылинку не сдвинет…

– И чем, к примеру, я должен искушать трансвестита? – приуныл Василий.

– Я бы на твоём месте к фетишистам присмотрелся…

Сказал со знанием дела и пропал. Вместе с Гоби. Так эффектно и исчезают великие коучеры. Пока учат жизни – жизнь полна, по полочкам, а стоит остаться одному – труба: кисло, пресно, нужно, а неинтересно. Фантомное.

Гоби трансформировалась в очертания смутно знакомого городка на берегу моря. Что-то из туманного детства. Кривые сбегающие улочки, лозы винограда на каменных заборах, вино в жёлтых пузатых бочках с надписью «Пиво», куры и козы на тротуарах, и крова на крыльце администрации. Кто-то явно затягивал Чечкина в непредвиденную визуализацию.