Читать книгу ОК - Андрей Швайкин - Страница 23

Быть начальником трудно и не так уж почётно на самом деле. И даже если ты не совсем скотина, подчинённые всегда найдут попутное скотство. Там. Здесь. Не важно. Хороший начальник заботится о репутации начиная с окружения, плохой подбирает стильные галстуки. Хороший нет-нет бывает хуже лучших в команде, но считается круче вышестоящих и напивается вусмерть последним; аутсайдеры у него не приживаются, а неформальные лидеры приносят скальпы соседей. Плохой подбирает атласные рубашки к стильному галстуку, надевает под лакированные туфли джинсы и стремится быть равным всем, а козлы в команде пьют за его счёт. Про хорошего начальника говорят: у приличного человека недостатка больше, чем достатка. А про плохого ничего такого не говорят – просто «мудила». Хороший, наконец, благородный «эспрессо», а плохой – великая мистификация «американо», поднятая в цене за счёт кипятка.

Про «американо» Первонах придумал на закате карьеры, в ток-шоу ляпнул. Из зависти к Роббинсу31, не иначе. Тогда Энтони превзошёл сам себя, собрав на шабаш в «Олимпийском» потенциально успешное человечество – от пятисот до десяти тысяч зелёных за «место в стаде баранов». И все в одни ворота: из метро, из лимузина. Политики, попса, спортсмены. «Ещё никогда страна, находящаяся в глубокой экономической заднице, не видела столько перспективных лохов. И чем глубже, – делился впечатлениями Первонах, скромно умолчав о стоимости своего билета, – тем дороже и примитивнее коучеры. Вода мокрая – массовое открытие. Кнутом-пряником – для интеллектуалов. Только вот они думают, что пряники уже все сожрали, оттого и получаем люлей. Что мы из себя представляем? Нечто!»

Что из себя представлял неживой ныне босс департамента общественных связей госкорпорации «Энерготреш» с годовым доходом под миллион долларов, в летнем клетчатом сине-кофейном casual от Brioni без галстуков, лаков, с идеально вмятым в голливудские зубы хот-догом, Чечкин теперь затруднялся ответить. Его коллеги, те самые, с плоскими лицами, – как на подбор: строго-тоскливые Zegna с бессмертием на фитнес-коже. Они искренне сожалели, что не разглядели в Василии фаст-фуд при жизни. Бедолаги. Носить им в себе. Траурной кислотой выделялись разве «фанаты «Зенита». Только сейчас фантомная память опознала в них забытых товарищей-политтехнологов. Хогвартс фактически. Было в лихие годы: выбирали творчески, по понятиям, а не по разнарядке со скучными штампами… И ни одного подчинённого. Или им стало тошно от последней идиотской выходки начальства, или панихида совпала с дедлайном: как раз готовились к поглощению строптивого сибирского монополиста. Сам бы не пошёл. Простительно.

«Интересно, какие были трусы?» Знал бы, надел что поприличнее. «Фу-у!» Подумалось о том самом. «Да нет, испугаться вроде бы не успел…»

Трудно быть начальником. А когда начальник начальника – дебил, лучше и вовсе не быть… Из журналистики Чечкин переметнулся руководить пресс-службой металлургической корпорации, в СП32, владевшее заводами по всей России. До того он «мочил олигархов» в вечёрке, а они подсылали работяг с династиями, влекли огнедышащей плавкой и «внутренней кухней» – Лондонской биржей металлов. И проникся. Искренне. Магией литья, омарами на Пикадилли, зарплатой в у. е. Ну, ОК, выкупили за идею и бонус. Ошалело журфаковское тщеславие… Вработался. И всё бы хорошо, кабы не зам генерального по кадрам, курировавший внешние связи. Прислал неизвестную невинно-стервозного образца, вроде бы в помощь. Ножки еле умещались под рядовой офисный стол, а грудь никуда не вмещалась. И с такими-то данными, естественно, юбочку носила до самого-самого, а улыбочку – до игнора. И что бы ни поручал ей Чечкин, сидела, уткнувшись в монитор, и реагировала лишь на звонки протектора. Бесили друг друга знатно, совершенствуя мимику и пополняя словарный запас. Гуманитарии-таки.

– Слушай, – через пару месяцев холодной войны сдался Василий. – Я уже ненавижу и контору, и Питер, и эту страну ненавижу. Я готов хоть к пингвинам!

– И я! Лишь бы тебя не видеть. Пошли к генералу, пусть сам решает!

А у генерального выяснилось, что длинноногая – ничья не протеже и вообще никакого отношения к PR-отделу не имеет. И пока под неё создавали протокольную группу, зам решил повеселиться, понаблюдать «кто кого». Кретин! У него и жена с любовницей рожали в одной больнице, в соседних палатах («Я их собирался в одну устроить, не вышло: забавно было бы – кто кого!»). Последний раз «юмориста» Чечкин видел у себя в офисе за пару лет до трамвая. Приходил с рюкзаком, полным церковной утвари, и с освящёнными каталогами. Василий так и не понял, была ли идея «производственных часовен» бизнес-проектом или очередным нездоровым стёбом. Купил серебряный подсвечник к грядущему дню рождения коллеги да и забыл.

– Мы слишком много времени тратим на идиотов.

– К чему это, Василий Вадимович? – встрепенулся Степаныч: твари всегда «идиотов» принимают на свой счёт.

– Размышляю просто. Хороший я для них босс или так себе?

– Ну, это вы… зря, – расслабилась тварь. – Начальнику с такими вопросами как бы и не полезно…

– То есть?

– Главное ведь – уважение, приличие. Я вот не позволяю себе… Ну, вы понимаете. Моветон!

– М-да… Моветон. Моветон – заказывать на Рубинштейна пельмени, Иван Степанович. А банька с сотрудниками – благородный стресс-тренинг, я понимаю. Вы – молодец!

– Зачем вы так? – обиделся и надулся. – Там ничего такого… Шутил я!

– О! – рассмеялся Василий. – А церковной утварью не приторговываете?

Иван Степанович надулся ещё больше, отвернулся к бурёнке. Кажется, Зет единственная сущность, которая не презирала тварей в транзите. Степаныча даже опекала по-матерински. Видимо, он напоминал ей о превосходстве жвачных над прямоходящими. И с этим Чечкин, по земному опыту, не сильно-то спорил.