Читать книгу ОК - Андрей Швайкин - Страница 24

И всё-таки Чечкин проворонил. Несмотря на намечавшийся конструктивный диалог с тройкой, Степаныч выхватил от Фили эфесом промеж глаз и скукожился, как печёный баклажан. Барон посчитал унизительным бросать перчатку в физию зарвавшейся твари.

– И что на этот раз не поделили, великовозрастные сущности? – Василий с интересом рассматривал сморщенную субстанцию, потерявшую разом и облик, и должность, и полномочия. – И что предъявим опричникам? Лизуна33 с глазками? Вот-де, сдулся чиновник?

– Они его тоже не особо любили, – угрюмо отозвался Филя.

– Аргуме-е-ент! – протянул Чечкин. – Давайте тогда и Пихто прикончим. Дедушку вообще здесь никто не любит.

– Он сказал, что я плебей!

– Галл, – уточнил Пиндола. – Несчастный имел в виду галла, когда говорил о предках французов.

– Перепутал… В силу необразованности, – подтвердила грустная бурёнка и обнюхала «баклажан». – Травушкой пахнет.

– Как можно плебеев перепутать с галлами? – удивился Василий. – Но ты-то интеллигентный человек, Филипп! Должен был догадаться…

– Он настаивал.

– Эх, беда! Филя, Филя… Для чего, по-твоему, нужны прикомандированные провокаторы? Вот что с ним теперь делать?

– Можете положить перед входом как коврик или на стене растянуть как трофей, – не замедлил материализоваться демон утробным хохотом. – Красавцы! Я и сам хотел… Опередили!

Филипп побледнел до прозрачности, Пиндола закрыл глаза и начал бубнить мантры, бурёнка встала перед бароном с угрожающим видом, какой только может изобразить добродушная говядина, Мочета оторвалась от «патриция», у которого под белыми простынями оказалась жуткая волосатая спина, и не мигая воззрилась на непрошеного гостя влажными, полными счастья глазами. Зелёными, кстати. Василий почувствовал гордость за команду: там на это уходили годы. Каждый во что горазд защищал попавшего в беду товарища, пусть и подставившего их всех.

– Послушайте, уважаемый демон… – начал осторожно Чечкин.

– Да не парься! – перебил тот. – Земные твари живучие. И этот оклемается. Вы, главное, по нему не топчитесь особо, – загоготал демон. – А то в реанимации ошалеют от бреда. И, кстати, вы ничего не нарушили. Кто-то весьма хитрый писал «Положения о сущностях», пункт два в частности. Тварь не может нанести вред сущности, а вот о возможном ущербе для твари – ни слова. Гениально же!

– А посему?.. – Василий начал подозревать подвох.

– А посему, господин Чечкин, я по другому поводу. Пройдёмся?

– Пожалуйста, запоминайте визуализации, чтобы вернуться, – прошептал в голове демон, когда отошли на приличное расстояние.

Материализовалось Слово: ни цвета, ни запаха, ни очертаний.

– Что запоминать-то?

– Ключ. Смысл.

– ОК. – И Слово стало «ОК». На заводском бетонном заборе.

– М-да, – протянул демон. – Ну, хоть без пошлятины.

За Словом последовала тьма – зацепиться не за что. Тьма и тьма. А бездна едва ощущалась. Как за дверью ночью в чужом туалете: вышел и наткнулся на всё, что не мешало трезвому. Василий постоял, глаза привыкли. Вот и бездна – гладь, вихрь над ней – очевидное.

– По пути сотворения?

– Не совсем. Визуализируйте!

Вихрь превратился в бегунок старого принтера.

– Воплотитель! – И стал принтер – буржуйская диковинка от спонсора в его первой малотиражке. – Да будет свет? – ОК. Вспышка!

– Не совсем, – снова поправил демон. Свет превратился в заповедь: «Уходя, гасите свет!»

– Логично. Только вряд ли экономия зависит от уходящих. В эволюционном плане.

– Не отвлекайтесь! – Было бы на что.

– А это зачем?

– Цепочка понятна, а уж зачем оно вам – и я в затруднении.

Помпезный зал с позолотой, головастые люстры, дорожка, мундиры, костюмы, рясы, трибуна с двуглавым, трибун изливается в сонные чуткие уши: «достигли», «усилили», «превзошли», «ярило превращается в белого карлика: перспектива не радует…» Проснулись, зааплодировали. Остальное радует. И всего-то шестая часть суши, а столько эмоций.

– Кажется, мы проскочили отделение воды от воды, – всё же заметил Чечкин.

– Значит, и вам это показалось неважным… – Демон ускорил шаг.

Краем глаза только и успели увидеть, как зал прорастает лианами, а кровавая дорожка становится ярко-зелёной. И вновь пустота, в пустоте – дом, в доме – окно с телескопом. Сам собирал, когда надоело солнце. Солнце Василию надоело лет в десять. Бессмысленно солнце на Севере. На Севере солнце быстрее превращается в карлика. А вот у луны – перспективы. Неясные. Неисчерпаемые потому.

– А я про «карлика» раньше Вождя узнал.

– И что дало это знание?

– ОК. Проехали.

Рыбы, птицы, звери мельтешили вокруг психотипами. Бесцветно и холодно смотрел безопасник рыбьими глазками. Даже если ты чист, этот взгляд наверняка найдёт лишнее. Добавить округлые тугие губы – всё, рыба и есть, как, например, послушный работодателю профсоюзник. С птицами проще: либо тупая канарейка из протокола, либо стервятник-подрядчик, либо пингвин-снабженец. Гады имеют черты и рыбьи, и звериные, как водится. Чиновники на прикорме – милые ужики, если не брезговать ужиками: отвернулся – уже и гадюка или колючий, сопливый ёрш. Чиновники на прикорме у конкурентов – тасманские дьяволы: орущие, но и безобидные, если вовремя обратить в ужей. Иными животными чертами Чечкин не увлекался: не видел ни акционеров с волчьей хваткой, ни шакалящих партнёров, ни акул бизнеса. Чаще звучало обобщённо: «серпентарий» или «террариум». Свиньи, козлы и прочий колхоз остались у потребителей. «Занятный уголок юнната», – без иронии посочувствовал демон. И Василий вдруг осознал, что мизантропия в бизнесе – не овердрафт, а естественная защита.

– Собственно, прибыли мы, – донеслось до Чечкина, когда он на автомате отшвырнул соседского мейн-куна, не успев удивиться его наличествованию здесь. VIP-засранец в прямом смысле. Он вырывался из квартиры начальника налоговой инспекции и гадил на всё, что видел: на коврики, цветы, машины, умудрялся даже на скользкие подоконники. Или страдал благородным несварением – родословная позволяла, или оправдывал статус. «С хозяином закопали?» – позлорадствовала опять же нечеловеколюбивая мысль.

– Нет, ваш сосед не скоро сюда. Вредный он, – пояснил демон. – А котяру дворник, лопатой… Между второй и третьей жизнями застрял, ненадолго.

– То есть и коты – сущности? – удивился Чечкин.

– Не вполне, но в данном месте бытия – да.

Василий огляделся. «Данное место» походило на московскую «Горбушку» образца девяностых прошлого тамошнего века: лотки, киоски, кирпичные стены в обрывках объявлений, заплёванные бетонные полы, снующие туда-сюда тенями сущности и неизменное «э, дарагой» сквозь всё: рэп, рок, попсу и хрипы местных бомжей.

– Дурацкое местечко для бытия, – развёл руками Чечкин. – Попросили б меня вспомнить молодость – и не петляли бы, чтобы оказаться в заднице. Стоило так шифроваться!

– Стоило, Василий, стоило. Это и есть тёмный рынок и новые возможности. Здесь вы можете купить и продать что угодно, хоть шкуру вашей твари, если она не очухается.

– А мне нужен был тёмный рынок?

– А разве не вы интересовались у Дали, как он перемещается?

Хитрость не удалась.

– Ну, ОК. Есть же цель, с которой вы меня сюда притащили?

– Разумеется. Я привёл вас предупредить. Следуйте за мной.

И направился в гущу сущностей, бойко торгующих неучтённым шмотьём. И совершенно никого не смутило появление демона. Более того, и опричников, и демонов, и ангелов здесь было не меньше, чем сущностей разных мастей: голых, полуголых, стильных, безвкусных, в простынях и даже в собольих шубах. «Э-э, дарагой, взад верни!» – «Пошёл ты!» И Слову здесь было не место.