Читать книгу ОК - Андрей Швайкин - Страница 18

Совпало так. О слонах вспомнила Зет, о Дали – Чечкин, а раздосадованному интеллектуальным поединком с коровой Филе всё виделось в багряном свете. Вот и оказались в проекции Сальвадора. Законно. Параноидально-критическое23 бытие с земным не имело ничего общего. «Милые» членистоногие мастодонты изнутри24 выглядели кошмаром. Левый, с задранным потёкшим хоботом, очевидно собирался накостылять унылому правому, при этом оба готовы были подломиться и рухнуть на счастливых людишек (если мастер вообще видел кого-то счастливым). Спинку таким не почешешь, да и не заберёшься. Василий надеялся, что не в них бурёнка опознала разумных сущностей.

– Что мы тут вообще делаем? – удивлённо озирался Филя. – Сюр какой-то.

– Он и есть. – Чечкин указал под брюхо угрюмому слону. – Или мы чёрта вызвали, или Сальвадор Жастинович сам затащил нас в свою преисподнюю.

Дали свисал на альпинистской страховке вдоль задней ходули животного и длинной малярной кистью подкрашивал повреждённый сустав. Рядовая процедура, очевидно, расстраивала слона: тот пытался снести назойливую сущность хоботом, но из-за тяжёлой колонны на хребте никак не мог дотянуться.

– Забавно, – прокомментировал Чечкин. – Первый раз вижу, чтобы картина пыталась прикончить художника.

– Отчего же, – лениво возразила бурёнка, – вашего Врубеля, насколько мне известно, высосал «Демон».

– Парнокопытный эстет! – огрызнулся всё ещё заведённый Филя.

– Вообще-то, сударь, – оскорбилась Зет, – травка познания на моей планете открывает миры, а вы со своими чипсами дальше путеводителя не заглядывали.

– Ну, хорош! – пресёк бучу Василий. – Маэстро спускается.

– Мастер, – поправила бурёнка и презрительно фыркнула: сюрреалистов коровы, видимо, недолюбливали. – И редкостное хамло!

Дали был худощав и абсолютно гол, не считая напомаженных усов и боди-арта в стиле хаки: закрасил всё, за исключением «того самого» и ушей. Выглядело слоноподобно. Зато имелись огромные крылья, которым могли бы позавидовать и «патриции»: теоретически белые, но сейчас – жёлто-розовые с чёрными пятнами, напоминающие гламурную королевскую мантию. В своём репертуаре. «Маэстро-таки». Чечкин раза два бывал на сюрреалистах в Эрмитаже – безуспешно. А Лиза любила всякое плывущее, неопознанное, точно семейной жизни ей было мало. Но на одном из культпоходов торкнуло. Наложилось. В ушах «Нас с тобою нае… ли»25, а перед глазами «Великий мастурбатор»26. В попытке понять, что и кого имел в виду художник (хотя бы по названию «шедевра»), вскипел. Елизавета же зависла с лицом Родена. Вот Боб – молодец, открытым текстом. А тут все фобии – как слипшиеся ириски: там вмято, там зализано, там потекло.

– Хорошо, хоть к «слонам» попали, а не к «маструбатору».

– Сам не хочу! – оскалилось зелёное лицо Дали белоснежной улыбкой, что вкупе с белыми ушами смотрелось дьявольски феерично. – Там эта гнида, бр-р-р!

– Саранча, – пояснил Чечкин, вспомнив рассказы Лизы о фобиях мастера.

– Херанча! – передразнил Сальвадор.

– Говорю же – хамло! – фыркнула Зет.

– Говорящая говядина! – Сальвадор ткнул кистью в морду бурёнке, и у той осталась коричневая клякса. – Гениально! Можно с перформансами выступать!

– Сударь, – неожиданно вступился за Зет Филипп, – мы разумные сущности и в вашей паранойе оказались случайно. Так что ведите себя как подобает…

– Да ну? – перебил Дали. – В паранойях случайностей не случается. В мои паравизуализации постоянно попадаются мудаки, которым недостаёт реальности. И внимания. Считайте, вытащил неводом. На кой – неочевидно. Быть может, вы располагаете богатейшим внутренним содержанием? – Мастер критически оглядел Филиппа и Чечкина. – Так и у говна есть определённое внутреннее содержание, да не всякий копаться станет, чтобы познать «дзен». Вы – общество контрафакта! А вот ты хороша! – Потрепал бурёнку за холку. – Хочешь, портрет нарисую?

Зет покосилась на субтильных слонов и попятилась: страшно представить, чем бы привиделось извращенцу коровье вымя с щупальцами.

– Нет уж, благодарю вас. Я не до такой степени фотогенична.

– Дорогой мастер, – вклинился наконец Чечкин, – мы, видимо, за советом здесь? Иначе наше появление в вашем очаровательном мире я объяснить не могу.

– Сразу видно – пиарщик: подлизнёт и не поёжится. – Сальвадор тем не менее довольно подкрутил усы. – Какой он, к бесу, очаровательный? Тут работы ещё… Только и занимаюсь, что поганю картины27, пытаясь урезонить то слонов, то тигров. Мне скоро визы выдавать перестанут!

– То есть вы не в первый раз здесь? – удивился Василий.

– Разумеется, нет! Ношусь между раем, адом и транзитным пунктом – везде, где экспонирую картины. Едва успеваю восстанавливать! В аду погода сволочная, и Адольф-тварь донимает. В раю – кузнечики, фак! По ромашкам прыгают. И вы тут нарисовались!

– Полный аллес капут! – решил подыграть Чечкин, и без того уже узнавший много нового.

– Да нет! Капут – это когда утром не понимаешь, на какой планете очнулся. Думаешь: странное какое-то название – Земля. Что б оно значил… Стоять, тварь!

Дали рванул к женщине, что уже почти добежала до мужчины. Шарахнулся почему-то левый, позитивный слон, едва не раздавив домик.

– Вот какого?!. – орал Сальвадор на несчастную. – Сказано: протяни руки, жди! У него либидо чешется! Не! У! Те! Бя! Как последняя шалава, ей-богу! Никогда не понимал добровольного идиотизма!28 – И подзатыльник – тресь!

Чечкин поморщился. Некрасиво. О мерзком характере художника многие сплетничали, но мало кто представлял, что могли бы рассказать его затюканные персонажи. С другой стороны, в садистских фантазиях относительно некоторых засранцев Василий и не такое вытворял. Умел бы рисовать… Дали умел. Интересно, как бы он изобразил свет в конце тоннеля?

– В твоём случае, Чечкин, – вернулся запыхавшийся мастер, – свет в конце тоннеля отключили за неуплату. Слишком многим должен был. К Малевичу тебе с его квадратом, не ко мне.

– Это ребус? – оживилась бурёнка.

– Реальность, – отмахнулся Сальвадор. – Казимир нарисовал то, что нужно. Тёмную материю. Тёмная материя – конец света. Она же и возможность. Читайте кодекс: «Условная точка условного бытия для пребывания в конкретном месте». Как, по-вашему, я ношусь между раем, адом и транзитом? Чуть тёмного вещества – и вуаля!

– И где его взять? – осторожно поинтересовался Чечкин.

– На тёмном рынке, разумеется! Незаконно. И курс грабительский. За квант тёмной материи – до полусотни состраданий. Но того стоит, – подмигнул Дали. – Я бы на эти крылья ни в жизнь не насобирал. Законы всегда меркантильнее тех, кто их нарушает. Так что чешите! Всё! Не слышу, не вникаю. Я в процессе!

– А где тёмный рынок-то? – прокричали вслед удаляющемуся Дали хором.

Но тот уже отбивался кистью от хобота инфантильного слона и посыпал из ведра извёсткой застывшего в нерешительности мужчину. Мастер на то и мастер, чтобы издеваться над творениями даже в их завершённом виде.

Иррациональность натолкнула Чечкина на приятную мысль: алогизмы в транзите и есть наиболее предпочтительная форма существования сущностей. И привычно, и подозрений не вызывает. Иначе бы Пихто уже отчекрыжил крылья. Как минимум у бурёнки.