Читать книгу Узором по крови - Анна Светлова - Страница 1

1178 год. Граница Руси и Дикого Поля

В тех краях, где русские леса уступают Дикому Полю, притаилось княжество Черноярово. Не велико оно и небогато, но славится силой духа несгибаемой и крепкой верой. Здесь встречаются два мира: с одной стороны – наши дубравы, берёзовые рощи, церкви с куполами луковками и золотые поля; с другой – безбрежная степь, где ветер поёт о своей свободе, как кочевники, что странствуют по её бескрайним просторам.

Батюшка мой, князь Всеволод, держит эту землю рукой железной, но справедливой. Дружина его хоть и невелика числом, но каждый воин стоит в бою десятерых. Крепость Чёрный Яр возвышается на берегу Сулицы, защищённая частоколом с дозорными вышками. За стенами её стоит терем батюшки, церковь святого Георгия, избы дружинников и ремесленников. А дальше по реке простираются сёла – последний оплот земли русской.

В то жаркое лето мы с матушкой, княгиней Любавой, поселились в селе Серебряные Ручьи. Батюшка отправил нас сюда подальше от лихорадки, что косила людей в крепости, а старшего брата Всеслава отослал с дядькой Ратибором за реку. Серебряные Ручьи славились на всю округу целебными травами и родниками с чистой водой. Матушка надеялась, что здесь я окрепну после зимней хвори, что едва не свела меня в могилу.

***

Я проснулась от запаха дыма – не того привычного, печного, а едкого, горького, от которого горло сжимается и глаза слезятся. Сердце моё сразу заколотилось, как пойманная птица. За окном стояла странная темнота – не ночная, глухая, а красноватая, дрожащая, словно кто-то накинул на мир кровавую ткань.

– Матушка? – прошептала я, и собственный голос показался мне чужим.

Тишина в ответ. Только снаружи – крики, лязг железа и дикое ржание коней. Холодный ужас пополз по спине, когда я подбежала к окну и выглянула на улицу. Село полыхало, как гигантский костёр. Между горящими избами метались всадники на приземистых лошадях, размахивая кривыми саблями. Половцы! Но как они проникли в село незамеченными?

Лишь вчера на площади стоял караван с яркими тканями и диковинными товарами. Смуглые торговцы улыбались, показывая белые зубы, угощали детей сладостями, а женщин – блестящими безделушками. Матушка даже купила у них серебряную заколку для волос… Теперь я поняла – это были они. Лазутчики, прикинувшиеся торговцами, чтобы изучить село и ночью открыть ворота своим.

Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стояла матушка – волосы растрёпаны, лицо белее берёзовой коры, глаза огромные, как у совы. Верхняя рубаха наброшена наспех, в руке – маленький нож с рукоятью из кости.

– Забава, доченька! – Её шёпот обжёг мои уши. – Половцы! Бежим! Через задние сени, к лесу!

Она схватила меня за руку, и я почувствовала, как дрожат её пальцы. Мы выскочили во двор, где жар был таким сильным, что казалось – кожа сейчас треснет и слезет, как берёста на огне. Пламя уже лизало крышу нашей избы, солома вспыхивала с жадным треском. Воздух обжигал лёгкие, глаза слезились, а в ушах стоял крик умирающих.

Над пожарищем, мне показалось, кружили тёмные силуэты – не то вороны, не то души погибших, не нашедшие пути в другой мир. Они кричали голосами тех, кого уже забрала смерть.

Матушка тащила меня за собой, пригибаясь, словно мы были зайцами, убегающими от охотников. Мы пробирались вдоль заборов, прячась в тени. Вокруг горели дома, падали люди, свистели стрелы в темноте. Степняки догоняли и рубили мечами тех, кто пытался бежать. Мир превратился в ад, о котором зимой рассказывал старец Никодим.

Мы почти добрались до леса, когда из-за горящего амбара появились трое всадников. Впереди скакал мужчина на вороном коне. Его тёмное лицо, изрезанное шрамами, освещалось пламенем пожара, делая похожим на демона из преисподней. На груди блестела золотая бляха с изображением барса – знак военачальника.

– Барсбек, гляди! – крикнул один, показав рукой на нас с матушкой.

Имя прозвучало как удар хлыста. Барсбек. Тот, о чьей жестокости шептались по вечерам. Тот, чьё имя воины произносили с ненавистью, а женщины – со страхом.

– Княгиня русская, – произнёс тот, что был впереди, на ломаном языке, растягивая слова, словно пробуя их на вкус. – Я давно хотел увидеть твоё лицо при свете пожара.

Матушка резко остановилась, загородив меня собой. Я чувствовала, как бешено колотится её сердце, когда она прижала меня к спине. От неё пахло страхом и решимостью – странная смесь, которую я никогда не забуду.

– Беги! – Её крик был резким, как лезвие. – К дубу, где жёлуди собирали. Помнишь его? Спрячься в дупле и жди. Если не приду до рассвета – иди на север, к крепости. Беги, Забавушка!

Она толкнула меня к зарослям бузины у забора. Я побежала, спотыкаясь о корни, раздирая босые ноги о камни и сучья. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. За спиной раздался крик матушки – не испуганный, а яростный, как у зверя, попавшего в капкан.

Не выдержав, я обернулась. Трое воинов окружили её. Тот, кого назвали Барсбеком, слез с коня и шагнул к ней. Он что-то сказал, голос его был спокоен, но от этого стало только страшнее.

Её волосы растрепались, лицо было бледное, как полотно. Она отчаянно сопротивлялась, её руки беспорядочно метались в воздухе в попытке оттолкнуть нападающего, однако он удерживал её с железной хваткой, подобно тому, как хищная птица крепко сжимает свою беззащитную добычу в когтях.

Смех Барсбека был хриплым, неровным, будто он задыхался от дыма или от собственной злобы. Одной рукой он схватил её за волосы, другой – за рубаху, и ткань рванулась с сухим треском. Матушка отбивалась, но он был сильнее.

Я видела, как он повалил её на землю, как их тени слились в одну, искажённую и страшную. Видела, как она боролась до последнего, как её пальцы впивались в землю, вырывая клочья травы. Слышала его голос – грубый, жадный, заглушающий её прерывистые стоны. Внезапно он выхватил нож и одним движением воткнул его в грудь матушке. Раздался страшный звук. Не крик. Не плач. А что-то глухое, сдавленное, будто кто-то наступил на горло птице.

– Матушка! – закричала я, и мой крик разорвал ночь, но потонул в треске пламени.

Один из половцев заметил меня. Он что-то крикнул остальным и пустил коня в погоню. Я бросилась в чащу, петляя между деревьями, как заяц. Ветки хлестали по лицу, оставляя кровавые полосы, колючий кустарник цеплялся за подол рубахи, словно хотел удержать меня и отдать врагам.

В голове билась только одна мысль: «Матушка, ну как же так?». Слёзы застилали глаза, но я бежала, бежала из последних сил, чувствуя, как сзади приближается всадник, ругаясь на своём гортанном языке. Его голос был похож на карканье ворона, что кружит над падалью.

Внезапно земля ушла из-под моих ног. Я оступилась и покатилась вниз по крутому оврагу. Мир закружился вокруг: земля, небо, огонь вдалеке, всё смешалось в один водоворот. Я ударилась обо что-то твёрдое и замерла, оглушённая болью. Во рту был вкус крови и земли. Мне почудилось, что корни деревьев зашевелились, словно пальцы лесных духов, тянущиеся ко мне из-под земли.

Сверху доносился шум. Степняк спешился и осторожно спускался по склону. Я слышала, как осыпаются камни под его ногами, как он бормочет что-то на своём языке. Попыталась подняться, но ноги, словно налитые свинцом, отказались повиноваться. Отчаяние накрыло меня чёрной волной, затопив последние островки надежды.

«Матушка, прости, что не смогла убежать», – подумала я, уже готовясь к смерти.

И вдруг увидела два горящих глаза в темноте. Огромный серый волк стоял в нескольких шагах от меня, припав к земле, готовясь к прыжку. Его шерсть серебрилась в лунном свете, а глаза… глаза, казалось, смотрели прямо в душу.

Я зажмурилась, ожидая, что зверь вцепится мне в горло. Но волк прыгнул не на меня, а мимо – туда, где на краю оврага показалась фигура степняка. Раздался дикий крик, звериный рык, хруст костей, а потом – тишина, страшнее которой я ничего не слышала.

Когда я осмелилась открыть глаза, волк замер рядом, его бока вздымались от тяжёлого дыхания. Окровавленная морда говорила о свершившейся расправе, но в повадке не было угрозы. Волк смотрел на меня внимательно, с каким-то диким любопытством. Белая отметина в форме молнии у него на лбу сияла, словно древний знак.

– Ты… ты спас меня? – прошептала я, не веря своим глазам.

Волк склонил голову набок, будто прислушиваясь к моему голосу, а потом медленно подошёл и лёг рядом, прижавшись тёплым боком к моему дрожащему телу. От него исходил запах леса, мха и чего-то древнего, как сама земля. Я, повинуясь какому-то звериному инстинкту, зарылась пальцами в его густую серую шерсть и заплакала – по матушке, по сожжённому селу, по всем зверски убитым ночью.

Мне показалось, что в этот момент деревья вокруг зашептались, передавая друг другу весть о случившемся, а из-под земли поднялся тихий стон – это плакала Мать Сыра Земля, принимая кровь невинных.

А над лесом поднималось солнце, окрашивая небо в цвет крови, и дым от горящих Серебряных Ручьёв стелился чёрной пеленой, словно погребальный саван. В этом дыму мне привиделись лики предков, смотрящих на меня с печалью.