Читать книгу Узором по крови - Анна Светлова - Страница 14

Переяр

Я тонул в огненном мареве, словно в смоляной реке, что течёт между миром живых и мёртвых. Жар пожирал меня изнутри, а боль расползалась по телу, как ядовитые корни болиголова. В этом кошмарном полусне ко мне приходили тени – родные лица, искажённые пламенем и горем.

Мать склонялась надо мной, её волосы развевались, как дым над пожарищем. Глаза – цвета осеннего неба перед грозой – смотрели с такой печалью, что сердце готово было разорваться.

– Сынок, – шептала она, и голос её звучал как треск горящих брёвен, – что же ты наделал? Душа твоя теперь ни своим, ни чужим не принадлежит.

Слёзы стекали с её лица на мои ладони, каждая капля обжигала сильнее расплавленного металла. Слова застревали в горле, словно кто-то стягивал его петлёй, не давая вырваться ни крику, ни мольбе о прощении.

Рядом возникла бабка – сгорбленная, с лицом, изрезанным морщинами, как старая кора.

– Не уберёг, – шипела она, и кожа на её лице начинала чернеть, трескаться, обнажая белую кость. – Где ты был, когда Заречье пылало? Где был, когда детей резали, как ягнят?

Запах гари и крови ударил в ноздри так сильно, что захотелось задохнуться. Я слышал далёкие крики, треск рушащихся изб, плач младенцев. Весь мир горел, а я… я лежал беспомощный, как подрубленное дерево.

Из огненной мглы выступил отец. Шрам над бровью побелел, глаза сверкали, как угли. Он смотрел на меня с такой ненавистью, что кровь в жилах стыла.

– Предатель, – процедил отец сквозь стиснутые зубы. – Кровь свою продал. Не сын ты мне больше!

Он поднял руку, и я увидел топор – тот самый, которым рубил дрова в детстве. Лезвие блеснуло, занесённое для удара…

Я заметался на жёстком ложе, как рыба, выброшенная на берег. Невидимые путы сковывали руки и ноги крепче железных оков. Хотел кричать – не мог, пытался бежать – не было сил пошевелиться.

И вдруг прохладные ладони коснулись моего лба. Чьи-то пальцы, пахнущие травами и дымом, смыли жар, как родниковая вода смывает пыль с камня.

– Переяр, – позвал низкий женский голос. – Вернись. Рано тебе в тот мир уходить. Путь твой ещё не пройден до конца.

Я разлепил веки – тяжёлые, словно налитые свинцом, – и увидел склонившуюся надо мной женщину. Её чёрные, как воронье крыло волосы, были заплетены в тугие косы. В них были вплетены амулеты – костяные, деревянные, медные, позеленевшие от времени. При каждом движении они тихо позвякивали, как колокольчики на шее заблудшей коровы.

Лицо её темнело смуглой кожей, мелкие морщины расползались паутиной от уголков губ к вискам. Но глаза горели молодым пламенем – разноцветные, чарующие: левый карий, словно янтарь на солнце, манил теплом и обещал утешение, правый – зелёный, как омут в лесной чаще – завораживал, опутывал чарами. Кто она? Знахарка. Ведунья.

– Вернулся, – удовлетворённо кивнула она, заметив, что я очнулся. – Хорошо. Значит, сильный дух в тебе. Не зря я три ночи над тобой просидела.

Я попытался заговорить, но горло пересохло. Женщина поднесла к губам глиняную чашку с тёплым отваром. Пахло мятой, зверобоем и чем-то ещё – горьким и целебным.

– Пей, – велела она. – Силы набирайся.

– Где я? – прохрипел я, каждое слово царапало горло, словно проглоченные угольки.

– В Чёрном Яру, где же ещё? – Усмехнулась незнакомка. Она снова поднесла к моим губам чашу.

– Пей. Это вытянет жар из твоей крови.

Я послушно выпил, морщась от горечи, что разливалась по языку металлическим привкусом. Отвар обжигал горло, но почти сразу в голове прояснилось.

«Живой. Я всё ещё живой».

Огляделся, пытаясь понять, в какую западню меня занесло. Маленькая комната с низким потолком, закопчённым от очага, где тлели угли, отбрасывающие пляшущие тени на стены. Узкое окно, затянутое полупрозрачным бычьим пузырём, сквозь который пробивался тусклый свет – то ли рассвет, то ли закат. Пучки трав, развешанные по стенам, источали сильный дурманящий запах. На полках теснились глиняные горшочки, банки с мутными настоями, связки корней, похожие на высохшие пальцы.

«Ведьмин дом. Попал в самое логово», – мелькнула мысль.

– Кто ты? – спросил я, чувствуя, как сердце стучит всё ровнее, но тревога не отпускает.

– Маломира, – ответила женщина, убирая чашу и вытирая мой лоб влажной тряпицей, от которой пахло мятой. Её пальцы были удивительно прохладными. – Знахарка здешняя. Князь послал за мной, как только ты в крепости появился. Три дня я вытаскивала тебя с того света, сын двух кровей. Рана твоя гнилью пошла, еле успела. Ещё бы ночь – и ушёл бы ты к предкам своим: и нашим, и степным.

Три дня. Три дня я провалялся без сознания, пока она колдовала над моим телом. Что могло случиться за это время?

– Три дня? – я дёрнулся вверх, но комната тут же закружилась перед глазами, стены поплыли, словно отражение в воде.

– Лежи, – Маломира надавила тонкой, но неожиданно сильной ладонью мне на грудь. – Я смерть только-только от порога отогнала, а ты уже вскакиваешь. Силы к тебе ещё не вернулись.

– Князь Черноярский… – Я сглотнул горечь во рту, чувствуя, как пересохшие губы трескаются. – Где он? Что решил?

Незнакомка отвернулась к своим травам, перебирая сухие стебли тонкими пальцами. Её плечи чуть опустились, и в этом жесте я прочитал нежелание отвечать.

– Князь поверил твоему предупреждению, – наконец, проговорила она, не оборачиваясь, и её голос прозвучал осторожно, словно она взвешивала каждое слово. – Разослал гонцов в соседние крепости, усилил дозоры. Воины точат мечи, женщины запасают воду и пищу. – Она повернулась, и её глаза впились в моё лицо. – Но не все в Чёрном Яру рады твоему появлению, полукровка.

«Конечно. Как я мог надеяться на иное?» – Про себя усмехнулся я.

– Княжна, – это не был вопрос. Я видел ответ в её взгляде.

– Да, Забава против тебя. – Маломира тяжело опустилась на низкую скамью, и та скрипнула под её весом. – Она потеряла мать в набеге шесть лет назад. Люди Кончака зарубили княгиню прямо на глазах дочери. Забава тогда еле уцелела.

Ледяной холод прошёл меж лопаток, несмотря на лихорадочный жар в теле. Имя дяди словно вызвало его грозную тень из степных далей. Кончак – одно лишь это слово повергало в трепет русские земли.

– Я понимаю её. – Слова царапали горло, как песок. – На её месте я бы тоже не доверял.

«Кто поверит человеку без рода? Кто захочет довериться тому, в чьих жилах течёт кровь убийц?»

Дверь распахнулась с таким треском, будто её хотели сорвать с петель. Деревянные створки ударились о стену, и в комнату ворвался поток холодного воздуха.

На пороге застыла она – княжна Забава. Солнечный свет из-за её спины очерчивал силуэт, превращая русую косу в золотую реку, стекающую по плечу. Простое льняное платье без вышивки и украшений только подчёркивало её стать – прямую спину, гордо поднятую голову.

Она замерла, увидев, что я в сознании, и её рука инстинктивно дёрнулась к поясу, где висел нож в кожаных ножнах. Клинок был небольшой, но я не сомневался – она умеет им пользоваться.

– Очнулся? – В её голосе не было ни тепла, ни облегчения. Глаза зелёные, как молодая листва после дождя, сузились, изучая меня с нескрываемой враждебностью. – Значит, правду люди говорят, что у полукровок живучесть особая. Как у сорняков.