Читать книгу Узором по крови - Анна Светлова - Страница 4

Батюшка шёл к гонцу, окружённый дружинниками. Солнце било в глаза, заставляя щуриться, но даже сквозь прищур я видела, как напряжены плечи отца.

– Что там, Пелагея? – спросила я и повернулась к няньке, чувствуя, как холодеют пальцы до самых костяшек, словно их окунули в колодезную воду.

– Не знаю, голубка. – Нянька торопливо перекрестилась, её морщинистые пальцы дрожали. – Но сердце моё не на месте. Вороны с утра кружат над крепостью, собаки воют, не переставая… Недобрые вести, чует моё сердце.

Я снова выглянула из-за резного наличника, вырезанного ещё моим дедом. Отец читал какую-то грамоту, и лицо его становилось всё мрачнее с каждым мгновением, словно грозовая туча наползала на ясное небо. Он резко развернулся и крикнул что-то воеводе Ратибору. Дружинники засуетились, забегали, звеня кольчугами и мечами, как потревоженный пчелиный рой. Я видела, как батюшка сжал кулаки, а потом поднял глаза к небу, словно призывая Всевышнего в свидетели.

– Созвать совет! Немедленно! – рявкнул он так, что вороны сорвались с крыши терема.

Что-то случилось. Что-то страшное. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, будто ледяной водой окатили из бадьи. Внутренности скрутило в тугой узел. Также было шесть лет назад, перед набегом: тревожное предчувствие, от которого сводит живот и немеют губы, словно от терпкого кислого мёда.

– Пелагея! – Я схватила няньку за руку, чувствуя, как бешено колотится сердце, словно птица в силках. – Мне нужно узнать, что в той грамоте.

– Княжна, да в своём ли ты уме… – начала она, поправляя вышитый повойник, но я уже не слушала, а побежала к лестнице, перепрыгивая через ступеньки, подхватив подол вышитого сарафана, на котором красные узоры-обереги сплетались с синими нитями, защищающими от дурного глаза. Деревянные ступени скрипели под ногами, выдавая моё бегство. Отец не возьмёт меня на совет – женщинам там не место, даже если эта женщина – дочь князя, умеющая стрелять из лука лучше многих дружинников. Но есть тайный ход, о котором знаю только я: лазейка между стеной трапезной и гридницей, где собирается дружина. Я нашла её ещё ребёнком, когда пряталась от Пелагеи после того, как разбила привезённую из Царьграда чашу. Оттуда можно услышать всё, что говорится на совете.

Сердце колотилось, руки дрожали, пока я отодвигала тяжёлую дубовую скамью, скрывающую вход в лаз.

Паутина липла к лицу, пыль забивалась в нос, но я упрямо ползла вперёд по узкому проходу. Каждый вдох давался с трудом, словно сама судьба пыталась остановить меня. Что-то подсказывало: сегодня там решится участь всего Черноярова.

Я прижалась ухом к щели в стене, боясь выдохнуть. Густой запах дыма от смоляных факелов, хмельного мёда из дубовых братин и мужского пота просачивался сквозь трещину, обволакивая меня, словно погребальный туман. Голос отца звучал глухо, но каждое слово врезалось в сердце острее кривого половецкого ножа.

– Половцы собирают огромное войско. Хан Кончак поклялся напоить свой меч русской кровью и стереть с лица земли все крепости на границе. И первой на его пути окажется Чёрный Яр, – проговорил отец.

В гриднице повисла тишина – тяжёлая, давящая, как перед грозой, когда даже птицы замолкают. Я слышала лишь потрескивание факелов да прерывистое дыхание мужей. Кто-то сплюнул на утоптанный земляной пол и прошептал молитву, призывая защиту Господню.

– Сколько у них воинов? – спросил старый боярин Святослав, его голос скрипел, как несмазанная петля на крепостных воротах. Я явно представила себе его изрубленное шрамами лицо, седую бороду, аккуратно подстриженную, и нательный крест на груди, потемневший от времени.

– В грамоте говорится, не меньше шести тысяч, – ответил отец, и я услышала, как он с силой опустился на дубовую лавку, покрытую волчьими шкурами. – Степь черна от их коней, как погост после мора. Они идут, словно саранча, пожирая всё на своём пути. Сжигают деревни, оскверняют церкви, угоняют скот и людей.

Желудок мой скрутило в тугой узел, во рту пересохло, будто я неделю не пила воды. Шесть тысяч… Я попыталась представить такое войско и не смогла – разум отказывался вмещать эту бездну.

– У нас едва наберётся пять сотен мечей, – проскрипел голос сотника Братимира, и в нём звучала обречённость старого волка, загнанного в ловушку. – И это считая стариков, что меч еле держат, да безусых юнцов, не видевших крови. Запасов зерна на месяц осады, не больше.

Я закусила губу до боли, ощутив, как кровь пульсирует в висках подобно боевым барабанам. Пять сотен против шести тысяч… Это не битва – это жертвоприношение. Как ягнят на заклание поведут наших мужей. Перед глазами встал образ старшего брата Всеслава, который всегда бредил подвигами и славой. Неужели ему суждено пасть от стрелы какого-нибудь безымянного степняка?