Читать книгу Узором по крови - Анна Светлова - Страница 15

Переяр

– Забава, – Маломира покачала головой, серебряные подвески в её чёрных косах тревожно звякнули, словно предупреждая. – Негоже так говорить с раненым…

– Я пришла не утешать, – отрезала княжна, и в голосе её зазвучала сталь. Половицы скрипнули под ногами. – Отец хочет знать, когда полукровка сможет говорить. Нужны сведения о планах хана – сколько воинов, когда выступят, какими путями пойдут.

Я смотрел на неё, не отводя взгляда, хотя каждый удар сердца отдавался болью в висках. Глядел на гордо поднятый подбородок, на сжатые в тонкую линию губы, на тени под глазами, выдававшие бессонные ночи. Она была красива той суровой красотой, что бывает у северных рек – холодных, глубоких и опасных для тех, кто не знает их нрава.

– Я могу говорить сейчас, княжна, – сказал я, пытаясь подняться. Свежая рана стрельнула болью, мышцы заныли, старые шрамы натянулись белыми нитями по груди. Память о прежних битвах. О прежней жизни, когда я ещё не знал, что значит быть никем – ни степняком, ни русичем.

– Не сейчас! – Маломира встала между нами, как мать, разнимающая ссорящихся детей. – Сначала нужно набраться сил. Я не для того три ночи над тобой сидела, травы драгоценные жгла, духов молила, чтобы ты сейчас от истощения помер. Вечером будешь говорить с князем.

Забава окинула меня долгим взглядом, от которого, казалось, должна была заледенеть кровь в жилах. Я чувствовал, как ярость клокочет в ней, готовая вырваться наружу.

– Хорошо, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Пусть набирается сил. Отцу доложу, что к вечеру сможет говорить.

Но что-то сломалось в её сдержанности. Она шагнула ко мне так резко, что воздух свистнул. Наклонилась, и я почувствовал запах её кожи: дым костров, железо, горькие травы. Наши лица оказались так близко, что я видел золотистые искорки в зелени её глаз и тонкий белый шрам над верхней губой, почти незаметный, если не знать, куда смотреть.

Слишком близко. Опасно близко.

– Но помни, Переяр, – прошипела она, и нож появился в её руке, словно сам собой. Лезвие дрогнуло у моего горла, и я почувствовал, как её дыхание на миг участилось. Тёплое, предательски неровное. Как будто не только я один здесь задыхался. – Если хоть слово твоё окажется ложью, если из-за тебя пострадает хоть один человек в Чёрном Яру, я сама перережу тебе горло. И сделаю это без сожаления, как убивают бешеного пса.

Мы смотрели друг другу в глаза, и я видел своё отражение в её зрачках – искажённое, чужое. Полукровка. Человек двух миров. Но страха не было – только понимание. Она права. Я бы сделал то же самое.

– Я понимаю, – сказал я тихо, стараясь не шевелиться под лезвием. – И не прошу доверия. Только возможности предотвратить новые смерти.

Что-то мелькнуло в её глазах – боль старая и глубокая. Рука с ножом дрогнула почти неуловимо. Она отстранилась и, спрятав оружие в складках одежды, выпрямилась. Плечи расправились, лицо стало каменным.

– К вечеру отец будет ждать тебя в гриднице, – бросила Забава, но в последний миг её взгляд скользнул по моему обнажённому торсу – по шрамам, что рассекали грудь белыми молниями, по напряжённым мышцам живота. Мгновение. Одно-единственное. Но я поймал этот взгляд, как ловят падающую звезду. И она поняла, что я заметил.

Румянец вспыхнул на её щеках, словно заря над степью. Губы сжались до белой полоски. Моя кровь ударила в виски, оглушая.

– Ты дрожишь, княжна, – прошептал я, и голос мой стал низким, хрипловатым. – Неужели так ненавидишь?

Она отпрянула, будто прикоснулась к раскалённому железу. Грудь вздымалась под тонкой тканью рубахи – часто, прерывисто.

– Презираю, – выдохнула она. – Ты для меня – грязь под сапогом. Не более.

Я медленно провёл языком по пересохшим губам, наблюдая, как её зрачки расширяются, поглощая зелень глаз. Воздух между нами сгустился, стал вязким, как мёд.

– Тогда почему ты до сих пор здесь? – Мои пальцы сомкнулись на её ладони – той самой, что только что держала нож у моего горла. – Ты же собиралась уходить.

Её дыхание сбилось окончательно. Я чувствовал жар, исходящий от её тела, видел, как трепещет пульс в ямочке у основания шеи.

– Отпусти, – прошипела она, но не дёрнулась. Стояла как зачарованная и смотрела на меня глазами, полными бури.

Наши взгляды сплелись, и в её зелёных омутах я увидел то же, что кипело у меня в крови – ярость, да. Но и другое. То, что заставляло живот сжиматься тугим узлом, а сердце биться так, что рёбра, казалось, вот-вот треснут.

Княжна первой отвела глаза – резко, словно оборвала нить. Дёрнула руку, и на этот раз я отпустил. Но мы оба знали – это была не последняя наша схватка.

Она метнулась к двери, но на пороге замерла. Обернулась. Её пальцы непроизвольно сжимали складки платья.

– Не играй со мной, степняк, – прошептала она. – Я не из тех, кто прощает.

Дверь захлопнулась, оставив после себя гулкое эхо и призрачный шлейф луговых трав. Но в воздухе ещё висело что-то неосязаемое: запах её кожи, тепло дыхания, неосторожное прикосновение.

Кто же ты такая, княжна Забава? Лёд, что обжигает сильнее огня? Враг, что заставляет сердце биться чаще? Или…

Я откинулся на жёсткое ложе, и тело моё разом обмякло, словно натянутая тетива лопнула. Спокойствие, что я выставлял напоказ перед княжной, рассыпалось в прах. Руки тряслись, но не от слабости. От того, что она была так близко. От того, что я чуть не потерял голову.

Внутри меня бушевал ураган. Тревога за людей Чёрного Яра терзала душу: они не ведали, какая лавина крови и стали катится на них из бескрайних степей. Горечь собственного проклятого положения жгла горло – ни степняк, ни русич. Никто. Изгой в обоих мирах.

И ещё что-то – то, чего я боялся назвать даже в самых потаённых мыслях. Восхищение этой зеленоглазой княжной, чья ненависть была такой же яркой и чистой, как её красота. Если бы она знала, что гнев делает её ещё прекраснее…

Голова кружилась от жара. Мысли путались, словно нити в проклятом клубке, который, чем больше распутываешь, тем туже затягивается петля.

– Видела я, как на княжну глядишь, – голос Маломиры прорезал туман боли. Она протянула новую чашу с дымящимся отваром. – Опасно это. Сердце – не степной конь, его не объездишь. Оно само выберет, кого полюбить, а кого погубить.

Жар ударил в щёки, словно меня ошпарили кипятком. Я отвернулся, но её взгляд жёг затылок.

Пальцы Маломиры – тонкие, прохладные, коснулись моего лба. Я зажмурился, вдыхая запах снадобий: мёд и берёзовые почки, полынь и что-то горькое, незнакомое.

Я молча принял чашу, чувствуя, как горячая жидкость обжигает губы и язык. Что я мог ответить?

Закрыл глаза, но сон не шёл. Вместо него приходили видения: степь, залитая кровью, чёрная, как дёготь. Горящие избы, чей дым застилал небо. Плач детей, что резал слух.

И среди всего этого кошмара – лицо Забавы, искажённое горем. Её глаза, наполненные слезами. Её губы, шепчущие моё имя. Зачем же ты явилась в мою жизнь, княжна?