Читать книгу Политическая история Русской революции - Дмитрий Лысков - Страница 4

В этой работе мы не раз будем обращаться к количественным оценкам тех или иных сторон жизни Российской империи – от динамики развития промышленности до демографических показателей. Между тем государственная статистика рассматриваемого периода до сих пор вызывает немало дискуссий, подчас весьма жарких, и в публицистике, и в исторических кругах.

С одной стороны, цифрам мы привыкли доверять, даже абсолютизировать их значение по сравнению с другими источниками. Так, публицист Леонид Радзиховский в колонке в «Российской газете» размышляет: «Всегда интересно как-то оценить "путь России" в течение последних 100 лет. Обычно такие общие оценки сводятся к эмоциональной и пустопорожней болтовне, с вечным поиском виноватых и проповедями заранее известных спасительных истин. Но есть способ избежать соблазна таких детских игр. Для этого нужно обращаться не к эмоциям, а к ФАКТАМ И ЦИФРАМ»[1].

С другой стороны, еще совсем недавно пресса полнилась уверениями, что вся советская статистика является лживой насквозь, в лучшем случае полной приписок и отражающей спущенные «сверху» плановые, а не реальные показатели. А в худшем – намеренно искаженной в угоду идеологическим и конъюнктурным соображениям. Конечно, такая точка зрения слишком отдает идеологической заданностью, но ведь действительно, к примеру, население Российской империи в 1913–1914 годах в советских источниках оценивалось в 165,7 млн человек[2]и оттуда, кстати, оценка перекочевала в современные таблицы Росстата[3] а по дореволюционным – в 174 млн человек[4]

Разница в 8 млн подданных является существенной сама по себе, а если поместить это расхождение в контекст непрекращающегося спора о демографическом всплеске в России начала XX века (яркое, по мнению ряда авторов, свидетельство растущего благосостояния народа), можно представить себе, сколько копий в последние годы было сломано вокруг этих данных.

Действительно, цифра в 165,7 млн была еще в 1930-е годы выведена советскими демографами[5] причем как раз в заочной полемике со статистиками Российской империи, которые, по мнению первых, существенно завышали показатели народонаселения. Но есть у этого числа и очень близкий аналог в официальной статистике дореволюционного государства. Первые данные (174 млн) принадлежат Центральному статистическому комитету МВД. А Управление главного врачебного инспектора МВД доказывало, что цифры завышены, а «население всей Империи 166.650.000»[6]

Две структуры Российской империи, и даже относящиеся к одному и тому же ведомству, давали существенно разные оценки народонаселения страны – расхождение в 7,5 млн человек.

Ситуация становится еще интереснее, если обратиться к данным, которые собирали другие государственные ведомства. Так, в Сборнике статико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств Отдела сельской экономии и сельскохозяйственной статистики Министерства земледелия империи численность населения в 1913–1914 годах оценивалась следующим образом[7] Европейская Россия (51 губерния) – 131 796 800 человек; Привисленские губернии (Польша) – 12 247 600; Кавказ – 13 229 100; Сибирь – 10 377 900; Средняя Азия – 11 254 100; Финляндия – 3 277 100. Итого: 182 182 100 человек.

Сравним эти данные со сведениями Центрального статистического комитета МВД: всего населения по 51 губернии Европейской России – 125 683 800 человек[8] по Привисленским губерниям – 11 960 500[9] по Финляндии – 3 196 700[10] Кавказу – 12 512 800[11] Сибири – 9 788 400[12] Средней Азии – 10 957 400[13] Итого: 174 099 600 человек.

И если бы дело касалось только численности населения! Не меньше вопросов вызывает, например, сельскохозяйственная статистика. Так, данные по урожаям конца XIX – начала XX века от ЦСК МВД и Отдела сельской экономии и сельскохозяйственной статистики Министерства земледелия отличались подчас на 10–20, а в отдельных случаях и на 25 %[14]. Что позволяло еще дореволюционным исследователям ставить вопрос таким образом: «Какова ценность русской текущей урожайной статистики с точки зрения исследователей, интересующихся урожаем как валовой суммой продуктов?.. Достигает ли она такой степени абсолютной точности, какая требуется для удачного ведения продовольственной кампании, для правильности расчетов относительно предстоящего состояния хлебного рынка и т. п.? Позволяет ли она вовремя установить в каждый год цифру общего сбора с вероятной ошибкой, не отражающейся серьезно на практических мероприятиях?»[15]

Этот вопрос не был сугубо академическим для дореволюционной России, не является он таковым и для нас сегодня – если, конечно, мы стремимся действительно разобраться в жизни страны и происходящих в ней процессах, а не доказать какой-либо заранее заданный тезис, жонглируя теми или иными «удобными» для изложения цифрами.

Не забудем, что в том числе и на основании статистических данных правительство Российской империи делало выводы о ситуации в государстве и принимало серьезные, а иногда и определяющие решения. Например, ЦСК МВД, резюмируя данные о сборах урожая за 1913 год, констатировало: «Общий остаток продовольственных хлебов за вычетом посева в 88 губерниях простирался в 1913 г. до 3.868,903,6 тыс. пудов; деля его на соответствующее число жителей, получим на душу населения 22,81 пуда. Остаток этот на 3,51 пуда более среднего за 5-летие 1908–1912 г. и на 2,02 пуда более прошлогоднего. <…> Если принять достаточным для прокормления одного человека в течение года 15 пудов хлеба, то обеспеченными хлебом частями Империи являются в 1913 г. Европейская Россия, Западная Сибирь и Среднеазиатские области»[16] Нужно ли говорить, сколь велика в данном случае была бы цена ошибки?

Учитывая масштабы разночтений в данных официальной статистики, учитывая ту роль, которую играли численные показатели для управления страной – и играют для нашего дальнейшего изложения, нам не избежать отдельного разговора об истории государственной статистики в Российской империи. В конце концов, должны же мы понимать, какими данными пользовались государственные органы и каким данным можно доверять, а к каким относиться с настороженностью.