Читать книгу Политическая история Русской революции - Дмитрий Лысков - Страница 8

Все мы помним, сколь серьезной демографической катастрофой обернулось разрушение СССР и последовавшие годы шоковых реформ. Немало правильных слов было сказано о подорванной системе воспроизводства народа и фактическом вымирании России как в силу конкретно-экономических факторов, так и из-за утраты населением цели и уверенности в завтрашнем дне. Между тем работы историков (даже советских, не дореволюционных) свидетельствовали, что население Российской империи в период с начала XIX по начало XX века как минимум утроилось, по некоторым статистическим данным – возросло в 3,5 раза[66]. Этот рост представлялся даже не линейным, а интенсивным – после 1861 года, например, он ощутимо ускорился.

Многие авторы не удержались от простых аналогий: спад рождаемости и сокращение населения на фоне кризиса государственности и бедственного положения сегодня – и феноменальный рост населения в дореволюционной России. Лежащий на поверхности вывод – социально-экономического кризиса и кризиса государственности в те годы не было. Большевики постфактум выдумали и внушили целым поколениям представление о зревшей годами и даже десятилетиями революционной ситуации.

К сожалению, дальше такая логика вела в дебри конспирологии, к рассуждениям о заговорах и действиях иностранных спецслужб. Принципиальная ошибка крылась в попытке сравнивать несравнимое – постсоветскую (постреволюционную, если считать 1991 год революцией) ситуацию с предреволюционной 1910-х. Куда корректнее было бы сравнивать 1990-е в РФ с 1920-ми годами Советской России или же безоблачное начало 1980-х в СССР с 1910-ми годами Российской империи.

Как бы то ни было, динамика численности населения страны XIX – начала XX века стала предметом общественной дискуссии и заслуживает отдельного рассмотрения. Сразу отметим, что здесь мы встаем на зыбкую почву предположений и различных оценок, споры о демографии дореволюционной России не закончатся, видимо, никогда – с состоянием государственной статистики страны мы уже познакомились. Но другой статистики у нас нет.

Представления о численности населения на начало XIX века мы имеем только самые примерные. Исследователи выводят оценочные числа, исходя из результатов проводимых с петровских времен подушных ревизий, которые были обследованиями не демографическими, а фискальными. Соответственно, охватывали ревизии преимущественно податное население (которое по очевидным причинам всеми силами старалось от переписи уклониться). Ревизии никогда не охватывали всей территории страны, например, их не распространяли на Польшу, Финляндию, Закавказье[67]. Тем не менее определенное представление о числе жителей они давали.

В рассматриваемый нами период было проведено две ревизии – 6-я в 1811 году и 7-я в 1815-м. Население (центральной России) по 6-й ревизии оценивалось в 42,7 млн душ; по 7-й – в 43,9 млн душ[68]. Уже по этим данным видна вся абстрактность результатов такого обследования: в 1815 году ревизию было решено провести, чтобы при взимании налогов учесть потери населения в ходе Отечественной войны 1812 года. Академик Петербургской академии наук, статистик П. И. Кеппен писал: «Эта новая народная перепись была предпринята по случаю потери в людях от нашествия неприятельского, дабы таким образом отменить платеж за убылые души»[69]. А выяснилось, что населения только прибыло…

«Сказки (ревизские сказки, т. е. переписные листы. – Д. Л.) писались по-прежнему помещиками, магистратами, ратушами, сельскими властями, – отмечали дореволюционные исследователи ревизий в эти годы. – Хотя манифесты обеих ревизий (6-й и 7-й) и приказывали писать в сказки "наличных людей", однако, по прежнему, переписывалось одно юридическое (приписное) население, а не фактическое; в сказку, кроме наличного приписного населения, записывались и временно-отсутствующие, так как подати с временно отсутствующих всегда взимались на месте их оседлости»[70].

Оценка численности населения на середину века дана в Статистическом временнике Центрального статистического комитета МВД 1866 года. Недостаточность исходных данных и относительность опубликованных чисел, как мы помним, признавали сами авторы сборника. Но опять же, иных данных взять неоткуда. Население Европейской России по «Временнику» составляло 60 909 309 душ[71].

Наиболее точная оценка численности населения Российской империи приходится на конец XIX века. Она дана в результатах первой всеобщей переписи населения 1897 года. Напомним, что ревизии и оценки середины века охватывали только Европейскую Россию без Финляндии и Польши. Для тех же территорий конца века (50 губерний Европейской России без Финляндии и Польши) результаты всеобщей переписи таковы: 93 442 864 человека[72].

Рост населения Европейской России в 1811–1897 годах, следовательно, можно оценить в 50,7 млн человек. Причем с 1811 по 1866 год число подданных возросло «лишь» на 18 млн, а во второй половине века – на 32,5 млн.

Оценки демографических процессов последующих лет дает Статистический ежегодник России ЦСК МВД. Так, в сборнике за 1910 год сказано: «Видно, что движение населения в 50 губерниях Европейской России, в среднем за пять последовательных лет (1900–1904 гг.), представляется так: рождаемость на 1 000 душ населения – 48,6, смертность на 1 000 – 30,9, естественный прирост на душу населения – 17,7»[73].

Далее читаем: «К 1-му января 1910 года численность населения России определяется в 160.748.400 человек, a вместе с финляндскими губерниями, общее население Империи выразится цифрой в 163.778.800 душ обоего пола. Со времени переписи 1897 года население Империи увеличилось на 36.882.600 лиц, что составляет 29,1 %»[74].

В Статистическом ежегоднике за 1914 год дана оценка динамики численности населения за период с 1907 по 1912 год: «Население Империи (с Финляндией) в течение последних пяти лет (1907–1912 гг.) увеличилось на 19 050 600 д[уш] об[оего] пола, причем сельское население – на 14 692 д. об. пола, городское – на 4 358 600 д. об. п., что составляет ежегодный средний прирост 23,3 на 1 000 жителей»[75].

Отметим, что в последних цитатах речь идет уже о Российской империи в целом. И здесь крайне любопытно посмотреть, как прирастают те или иные регионы огромной страны.

Средний рост населения на 1 000 жителей (с 1907 по 1912 г.):

В Европейской России – 17,2 у сельского населения, 34,0 у городского.

В Привисленском крае – 24,8 у сельского населения, 38,3 у городского.

На Кавказе – 24,7 у сельского населения, 57,7 у городского.

В Сибири – 62,0 у сельского населения, 124,0 у городского.

В среднеазиатских областях – 30,9 у сельского населения, 48,9 у городского.

В Финляндских губерниях – 10,9 у сельского населения, 34,2 у городского[76].

Авторы «Ежегодника» сразу оговариваются, что столь феноменальный рост населения в городах обусловлен не столько естественным (превышение рождаемости над смертностью), сколько механическим приростом. То есть речь идет об увеличении территории городов и о росте их населения за счет приходящих в города людей[77].

Еще раз отметим, что исследователи критически подходят к данным ЦСК МВД, обвиняя статистический орган в завышении многих показателей, в том числе и данных о рождаемости и росте населения[78]. Но – только в завышении. Положительной демографической динамики в Российской империи этого периода никто не отрицает.

Рождаемость, согласно данным ЦСК МВД, больше всего у православного населения империи – 51,1 на тысячу душ населения. У мусульманского населения этот показатель составляет 43,9, у католиков – 36,5, у протестантов – 29,2[79]. И вот эти цифры уже вызывают серьезное недоумение. Как мы видели из предыдущего блока демографической информации, именно в православной Европейской России средний прирост населения наименьший по империи (17,2 на тысячу жителей). На Кавказе или в Средней Азии (24,7; 30,9) он ощутимо выше.

Объяснение кроется в данных о смертности. На тысячу душ населения смертность у представителей разных конфессий за 1907–1912 годы распределяется так:

У православных – 32,9.

У мусульман – 26,2.

У католиков – 23,0.

У протестантов – 18,4[80].

Таким образом, смертность в империи наивысшая также среди православных подданных.

И совсем уж удручающую картину рисует возрастной состав умерших. На каждую тысячу смертей приходится: детей от рождения до года – 399,5; детей от года до 5 лет – 207; детей от 5 до 10 лет – 43,9; от 10 до 15 лет – 17,2: от 15 до 20 лет – 19,2; от 20 до 25 лет – 20; от 25 до 30 лет – 19,6. Далее в возрастных группах цифры смертности колеблются в районе 20, существенно возрастая лишь к 55–60—65 годам – 26,9; 30,5; 32[81].

Налицо катастрофическая сверхсмертность детей в возрасте от 0 до 10 лет. На эту группу вообще приходится подавляющее большинство смертей.

При ближайшем рассмотрении, таким образом, демографическая ситуация в Российской империи уже не кажется столь идеальной. Дьявол, как обычно, кроется в деталях. На фоне общего демографического бума именно в Европейской России прирост населения наименьший, и именно у православного населения империи самые высокие показатели смертности.

Еще один характерный пример: в Европейской России середины XIX века сокращалась численность крепостных крестьян[82]. Министр финансов империи Н. X. Бунге писал об этой убыли, что она «тем более поразительна, что ее нельзя объяснить ни перечислением в сословие крестьян государственных, ни отпущением на волю»[83]. Действительно, она объяснялась только медленным вымиранием основной производительной силы дореформенного государства. Притом, что среди свободных крестьян наблюдался естественный прирост населения.