Читать книгу Далеко в стране Колымской, или Золотодобытчики - - Страница 10

На руднике Владимира встретили, как встречают любого командированного, быстро оформили общежитие, вручили направление и он пошел получать койко – место на всю производственную практику. Общага гудела, пили после получки, песни и маты доносились почти из каждой комнаты. Полнотелая комендантша очень удивилась, когда Владимир попросил место в комнате, где не пьют.

– Ты что больной?

– Да нет, я же в шахту иду работать.

– Тогда будешь пить, научат,– уверенно заявила она, но место дала, где по её словам парни не напивались до потери пульса, то есть выпивали в меру.

До глубокой ночи шарашились пьяные холостяки, дверь нельзя было закрыть на замок, так как всё равно её бы вышибли. Иной заходил, бессмысленно таращился и, постояв, ничего не сказав, уходил. Утром Владимир пошёл устраиваться на шахту.

Для себя он решил, что будет лучше для него, как для будущего горного инженера, если он освоит за время практики несколько горняцких профессий. Вначале он попросился в бригаду проходчиков учеником. Взял его к себе в звено сам бригадир, Валерий Черепанов, которого все звали "Черепушкой". У бригадира было среднетехническое образование, когда он увидел Владимира у начальника участка, то сам попросил:

– Юрий Гаврилович, дай мне парня в бригаду, парень здоровый, а у меня в бригаде, сам знаешь, кто болеет, кто в отпуске. Я из него в два счёта проходчика сделаю, если он не лень и работать хочет.

– Добро, Валера,– согласился начальник и, кивнув в сторону бригадира, спросил: – Коршун, слышал? К Черепанову пойдешь на выучку.

В свою первую рабочую смену Владимир собирался только завтра к 17:00. Светило солнце, было тепло, и шахтеры не торопились опускаться под землю, во мрак и сырость. Проходчики грелись на солнышке, курили, балагурили и совсем не обращали внимания на призывы стволовой спускаться вниз.

– А ну, поехали,– просто приказал бригадир своим и ещё двое, кроме самого бригадира и Владимира поднялись и пошли к клети. Подошло ещё одно звено, стволовая закрыла клеть, решётку и дала сигнал к отправлению. Клеть приподнялась, зависла, за это время стволовая убрала "кулаки" и клеть пошла вниз, набирая скорость. Владимиру показалось, что пол резко ушёл из под ног, и он схватился за поручни. Скорость нарастала, уши заложило, светом шахтерских фонарей высвечивало сплошной сруб ствола шахты, два раза внизу начинало светлеть, но клеть проносилась мимо ярко освещенных горизонтов. Наконец Владимир почувствовал, что его начало вдавливать в пол. Началось резкое торможение, он на какое-то мгновение даже засомневался в прочности пола и еще сильнее ухватился за поручни, клеть очень плавно стала опускаться и скоро прочно стала. Появился стволовой в широченнейшей шляпе, открыл решётку, двери, и объявил:

– Остановка конечная, выходи!

– Лёха, а где порожняк? – спросил стволового бригадир.

– По забоям развезли, Валера, но порожняка мало. Отвечая, закрыл двери, решётку и дал сигнал для подъёма клети. Валера, что там телятся? Почему смена не опускается?

– А ты что не знаешь? На улице красота, кому в этот ревматизм опускаться охота, мастер выйдет из раскомандировки и загонит,– объяснил бригадир и направился вглубь квершлага. Шли долго, с освещённого квершлага, который был прямой и широкий, свернули в штрек, освещение скоро закончилось, захлюпала вода, со стоек крепления свешивались длинные белесые нити плесени, нарастал шум работающего вентилятора. В забое после взрывных работ пахло горькой миндальной косточкой, а около работающего вентилятора ничего не было слышно. Бригадир выключил его, и наступила вдруг такая тишина, что скоро стало слышно журчание воды. Тишина, казалось, звенела.

– Стас, займись уборкой, ты Никола, ороси, да получше, а то, как поссышь. Лей, чтобы меньше пыли было, а мы, Володя, пойдём с тобой порожняк в разминовку загоним.

– Дело дрянь,– порожняка мало, у ствола, крепежника тоже нет, как бы ни пришлось нам загорать.

Владимир не стал расспрашивать бригадира, а принялся с ним перекатывать порожние вагонки из штрека в разминовку, девять они закатили, а десятую покатили с собой к забою.

– Смотри и запоминай,– бригадир стал показывать Владимиру, где и что у них лежит. Где, что, и как подсоединять, как страховать прикрученные шланги. Всё трясётся, всё вибрирует, а давление в магистрали около шести атмосфер, если сорвёт шланг, а ты обрати внимание на накидную гайку, и этой гайкой, не дай бог, по виску шарахнет. Вот я и страхую цепочкой шланг, чтобы не летал по выработке, а если сорвёт, то падай и лежи, выжидай, чтобы кинуться и перекрыть воздух.

Объяснял, показывал, прицепил вагонетку к погрузмашине и сходил, показал ученику – студенту, где и как открывать воздух, воду. Открыв воздух, стал легко, играючи, подбирать ковшом машины породу с рельсового пути. Валерий грузил, а парни по два человека катали груженые вагоны вниз по штреку за разминовку и по одному из разминовки подкатывали к машине. Двое катят, один отдыхает, быстро загрузили все десять, и бригадир пошел к стволу за порожняком, дав задание звену проходить водоотливную канавку.

Бригадир ушёл, Николай и Стас закурили.

– Ты что, студент, не куришь?

– Нет.

– Плохо,– засмеялся Стас.

– Чем плохо?

– А кто не курит, кто не пьёт, тот здоровеньким умрёт. Может быть ты и не пьёшь?

– Угадал, не может быть, а не пью.

– Что так? Антабусник, или какая другая причина? – поинтересовался всё тот же Стас.

– Причина, парни, одна, на четыре сотни стипендии не разгонишься.

– И по чуть-чуть не потребляешь?

– По чуть-чуть мараться не охота, а на большее нет денег. Владимир, взял лопату и начал прибирать канавку, бросая породу, как научил его бригадир, за крепление. Пока бригадир ходил, парни курили и давали советы Владимиру как лучше и быстрее работать. Он успел пройти метров десять канавки, когда пришёл Валерий и отматерил Николая со Стасом:

– Работнички, мать вашу в душу, с палкой я над вами стоять не собираюсь, не хотите вкалывать, катитесь из бригады к чертям собачьим. Лучше новеньких наберу и обучу, чем с вами работать, что в забое работы не стало? Порожняка, скорее всего не будет, а крепление у нас отстало раза в два больше допустимого, не хотите канавку проходить, поставили хотя бы раму, стойки в разминовке есть.

Николай со Стасом привезли на "козе" бревна, Владимир к этому времени закончил канавку, помог бригадиру откайлить приямки под стойки рам крепления. Тот показал ему как топором рубить лапу "верхняка" без "пропеллера" и предложил попробовать самому зарубить с одного конца для пробы. Владимир попробовал лезвие топора и быстро вырубил лапу.

– Колян, иди, посмотри, парень первый раз рубит и без "пропеллера", а ты ни как не можешь,– позвал бригадир Николая и показал лапу.

– Так он же студент, грамотный, а я кто?

– Ты проходчик пятого разряда, а он всего-то ученик проходчика, сейчас ты скажешь, что у тебя руки разные, одна, мол, правая, другая левая,– так? – сказал со смехом и стал показывать ученику как клинить крепление, чтобы раму выбило взрывной волной.

– Смотри, Володя, вот так будет не выбивать, а наоборот взрыв будет помогать клинить раму. До конца смены крепили, порожняк подали в конце смены, так что грузить им уже не пришлось. Выдались "на-гора", когда стояла ночь. Ярко светили звёзды, было тепло и пахло травой, пахло так, что после затхлого и сырого воздуха шахты у Владимира закружилась голова.

– Какая же всё же благодать – чистый, земной воздух,– подумал он и поспешил за всеми в бытовку. Сдал фонарь и самоспасатель, получил свой номерок, сбросил в сушилке брюки и брезентовую куртку, повесил их сушиться, остальное грязное поместил в шкафчике и пошёл в душевую. Он постоянно ходил как тень за кем – нибудь из своих, помылся, переоделся в чистое и пошёл со всеми ждать автобус.

Пока ждали автобуса, один из проходчиков спросил Стаса: – Стас, ты научил студента заводить перфоратор?

– Мы сегодня не бурили, завтра научу,– откликнулся тот.

– Я тебе научу,– пригрозил бригадир, который оказался рядом. Сам то, давно ли бегал в восстающий*, по солнцу время смотреть? Проходчики дружно хохотнули и стали вспоминать розыгрыши.

– Валера, а помнишь xoхла, что просил у тебя рельсы для восстающего?

Тот засмеялся: – Как не помнить! Xoхол он и есть xoхол, настырный, надоедливый, как комар. Я тогда мастерил, он меня заколебал. Давай, говорит, мастер рельсы, стелить будем. Спрашиваю: «Какие рельсы, куда стелить?» Знаю, что он в восстающем работает. А он мне: «Геннадий меня послал за рельсами, старые закончились, а новых нет, как породу откатывать будем?» Еле втолковал ему, что в восстающем рельсы не настилают, говорю, что подшутили над тобой, над новеньким. Дошло наконец, что Генка его разыграл. Ну он ему при первой же пьянке и поставил фонарь, чтоб светлей в шахте было, говорят, врезал и посоветовал, рельсы фонарем освещать.

В шахту городские парни приходили малограмотными, шли деревенские, в шахтёрском деле ничего поначалу не понимали. Вот их старые шахтёры и учили,– то перфоратор заводить, то для погрузмашины ведро компрессии принести, то сбегать в восстающий и посмотреть,– высоко ли солнце на небе, не пора ли смену заканчивать. А потом всей сменой, как жеребцы ржали над новичками. Особенно любили учить их заводить перфоратор.

– Работал я сменным,– рассказывал бригадир,– звеньевым был Сашка Патылицин, дали ему в смену новичка, он идет с ним и спрашивает,– ты хоть раз перфоратор пробовал заводить? Тот говорит, что вообще такой машины не видел. Тогда, говорит, сходи и попроси у, вон того парня, верёвочку, скажи, что не знал, никто не сказал, поэтому и не принёс. Отправляет его к хохмачу Пошехонцу Юрке, тот сразу врубился, дал ему верёвочку – оплётку от огнепроводного шнура. Дал, а сам позвал ребят, и пошли смотреть на комедию. Забой был чистый, Саня объяснил новенькому всё. Сам густо-густо намазал штангу солидолом, всё приготовил, намотал шнурок на буровую штангу и говорит: заводят перфоратор, как моторную лодку или трактор с пускача, от верёвки. Даёт ему конец и говорит: «Дёргай, как скажу. Я, говорит, до трёх досчитаю, ты дёргай, понял?» Досчитал и включил перфоратор, тот вроде дёрнул, а Саня резко выключил и говорит: «Видел? Мотор схватывает, идёт дело, повторим, только, говорит, смазка кончилась, надо штангу ещё сильнее смазать». А у новенького и без того вся рожа в солидоле, одни глаза сверкают, заводят дальше, тут и парни подошли, как увидели новенького, так аж за животы схватились, ржут.

– Что с ними?– спрашивает парень

– Припадочные, не обращай на них внимания,– говорит на полном серьёзе Сашка, а это он умел делать, и дальше заводят.

– Я как раз захожу, разогнал этот спектакль. Сашке тогда выговор вкатил да фонда мастера лишил.

– А помнишь, как Ванька Пахомов, Зимина, отправил в восстающий солнце смотреть?

– Помню. Тот сбегал и говорит,– видно дождь идёт, всё небо затянуло, солнца не видно.

– Дурак,– смеётся Пахом,– какой дождик? Какое небо? Какое солнце? Мы же на триста метров ниже земли, по которой ходим. А восстающий выходит на следующем горизонте.

На вторую смену Владимир спросил бугра: – А ты почему, Валера, сменным мастером не работаешь?

– У меня раз проходчика на смене задавило, под суд не отдали как члена партии, но в проходчики разжаловали, с той поры я уже четыре года работаю бригадиром, зовут в мастера, когда мастеров нехватка, но я ни в какую. В бригаде я сам себе хозяин, а на смене у мастера число забоев иногда доходит до пятнадцати штук и на всех трёх горизонтах. Один мастер просто физически не в состоянии побывать перед началом работ во всех забоях, как того требует инструкция. Да и в течение смены, иногда, ни во всех бываешь. Хорошо, если на смене всё нормально и всё есть, а если что-то не клеится? То порожняка нет, то электровоз где-нибудь забуриться да и мало ли чего может случиться. Мастер один на всех, а иногда и по две смены приходится вкалывать, вдруг кто-то запил, заболел из тех же мастеров, вот и подменяешь. Главное за час-два до конца работы нужно передать взрывникам на склад заявку на взрывные работы, а это, значит, нужно знать,– сколько забоев, сколько шпуров, сколько взрывчатки им везти. Были сумконосы, их отменили, сократили, а когда забоев много, сам хватаешь сумку, а то и две и пошел работать за взрывника, чтобы успеть к началу следующей смены закончить взрывные работы. Обычно мастер выдаётся, когда следующая смена уже опускается, а надо ведь ещё все журналы заполнить. Смена считается шесть часов, а фактически растягивается на все десять, хорошо, если план есть, а если нет? Тогда утром иди в комбинат и пиши объяснение, почему плохо сработал, втык получай, а каждый втык – это проценты лишения премии. Прав почти никаких, а спрос по большому счету. Поэтому молодые специалисты даже свой положенный срок не отрабатывают, сбегают. И тянут тут лямку в основном такие как я – техники. Когда я мастерил, то кроме @буков ничего не имел и не видел, а как стал бугром, то одними благодарностями можно стенку оклеить. К награде, говорят, представили, а о деньгах я не говорю, намного больше получаю.

Я ещё помню, когда не было комплексных бригад, были бригады по профессиям, бригада бурильщиков, у них буроносы были, у взрывников были сумконосы, а сейчас взрывник, как ишак на себе и взрывчатку тащит, и средства взрывания. Были крепильщики, откатчики, путейцы, канавщики, а сейчас проходчик – это всё в одном лице. Брак, если принимать работу проходчика по всем буквам требований, стопроцентный. Слышал, что где-то вывели маркшейдеров из подчинения шахт и передали их в Госгортехнадзор и сразу же маркшейдера забраковали почти все метры проходки за месяц, а брак есть брак, за него спрос на всю катушку. На следующий месяц такая же картина и пришлось возвращать всех маркшейдеров в родное лоно шахт, брак сразу исчез, вроде и не было, премия оказалась той волшебной палочкой, которая все исправила.

Валерий рассказывал, учил студента премудростям проходческих работ, учил терпеливо и доходчиво, расскажет и заставляет делать: «Пробуй, смелее Вот эту самую машину, – говорил бригадир, – когда-то осваивали чуть ли не из-под ружья. Вспоминать смешно. Набросают в ковш породы, а тот, что у рукояток, кричит: «Берегись! Выгружаю Сойдёт машина с рельс, по-нашему – забурится, целое ЧП не только на всю шахту, а и из комбината приезжал представитель, чтобы руководить разбуриванием. Сейчас за смену эту машину десяток раз забурят и разбурят, а тогда это было ЧП. Прогресс произошел в горном деле буквально на моих глазах. А саму проходку догнали до десяти метров готовой выработки на человека в месяц, и платят уже за это достижение только тариф, а ещё недавно за это платили огромные деньги. Тогда бурили, правда, вручную, бурили на сухую, без орошения, глотали пыль, на сто процентов состоящую из силикоза. Умирали быстро и в расцвете сил, тогда говорили, что чахотка, мол, съела. А какая чахотка, когда пыль забивала и цементировала лёгкие.

Робел поначалу Владимир, да и побаивался подземных работ, но скоро за работой стал забываться, боязнь уходила, появлялась осторожность и осмотрительность.

– В шахте, Володя, травмирует либо новичков зелёных, либо проходчиков с большим стажем, так называемых асов. Первые страдают от отсутствия опыта, а старые теряют чувство опасности, дорабатываются до такой степени, что начинают чувствовать себя в шахте, как у себя дома. Ткнешь его носом в "закол" – висит на кровле огромная глыба и чуть держится, говоришь ему,– убери! А тот посмотрит, улыбнется и отвечает,– чего его трогать? Я его не трогаю и он меня не тронет, знает, что я свой в забое. А закол, Володя, есть закол и падает он вопреки всем теориям вероятностей почему- то на своего человека и прямо своему человеку на голову, а весят некоторые заколы с тонну, вот за такой камень, и за такого своего проходчика я чуть и не сел. Ещё, Володя, проверяй во время работы все гайки на шлангах со сжатым воздухом, это главное на смене. Забуриваться мы должны с помощью забурников, но их нет, да и это пустая трата времени, проходчик забуривается сразу штангой, я вот только взгляну на его работу, сразу же у меня о нём мнение складывается, как о специалисте. Настоящий забуривается сам без посторонней помощи, иногда, когда нужно забуриться на плоскости скольжения разлома, тогда можно и помочь, но хороший проходчик и на скользуне один справляется.

Скоро уже Владимир учил Николая: – Зря ты так на молоток давишь, не налегай, сильнее шести атмосфер тебе не быть, а поставь лучше колонку поположе, чтобы всё давление шло на штангу и скорость у тебя увеличится. Тот бурчал, но пробовал. Вскоре Николай всех обгонял, и ухмылялся. Но однажды у него что-то застопорилось, его начали обгонять, и он так разозлился, что в ярости бросился на молоток, начал его кусать и выть по волчьи. Стас, смеясь, сказал Владимиру: – Ты на него не обращай внимания, с ним это бывает, он в эти моменты ничего не понимает.

На руднике гремела бригада Дмитрия Куфаева, местные остряки окрестили его проходчиков «дикарями». Называлась бригада скоропроходческой, и она давала в три раза больше метров, чем любая обычная.

– Мы бы тоже давали не меньше,– говорил каждый бригадир и проходчик,– если бы и нас снабжали, как дикарей. Им порожняк перед сменой стоит как минимум на две отпалки, дежурные слесарь и взрывник сидят прямо у забоя, крепление готово. Канавку и очистку выработки ведут ИТР на субботниках, а дикари только вперёд, за метрами. За счет этого они и дают по четыре цикла за смену. Положено, допустим, проветривать забой после взрыва хотя бы полчаса, а у них минут пять, и лезут в пыль, один тянет шланг с водой, другой со сжатым воздухом, с непривычки после такой смены чумеешь от газа.

Когда начальство тыкало бригадой Куфаева, ставило скоропроходчиков в пример, над начальством откровенно издевались.

– Вы нам рты не закрывайте, – басил Походун, – дай условия, и мы дадим, на Митьку вся шахта вкалывает, они у вас сыночки, а мы пасынки. Да и в оплате вы не только нас, а и дикарей зажимаете.

– Вот ты, Походун, здесь лясы точишь, а бригада Куфаева метры даёт,– упрекал начальник, но Походуна не так-то просто сбить с толку.

– Какая мне разница, начальник, где сидеть? Здесь, по крайней мере, сухо, не капает, а за простой вы мне все равно ни больше ни меньше положенного не заплатите.

Бригадир рассказал Владимиру о "дикарях" подробнее:

– Геологи подсекли богатую жилу, её нужно было срочно вскрыть, квершлаг получается длинный, если идти его обычным способом, то это долго, вот и организовали бригаду скоропроходчиков. Взяли туда лучших, пообещали снабжать, платить, и снабжают, как сам видишь, за наш счёт. А платят за их метры мало, премия как у нас – сорок процентов, остальные метры выходят даже дешевле наших. Представь себе, что ты идёшь сто километров, так первую половину идти легче, чем вторую, логика подсказывает, что за последние метры должны платить дороже, а у наших – умников наоборот. Если я бригадой дам план, то у меня заработок лишь чуть меньше "дикарей", но зато не дышу газом и пыли съедаю меньше, чем они. Мы даём за смену цикл, а они до пяти, вкалывают, как говорится, парни от и до, а нового они ничего не придумали, интенсификация проходческого труда за счет чёткой организации труда и чёткого разделения всех операций. У них не сидят и не курят, как Стас с Николой, забой у них разделен на пять секторов, бурят в пять перфораторов одновременно, на молоток приходится максимум три шпура, заряжают в четыре трамбовки, пятый убирает инструменты, большой резерв во времени получают и за счет вентиляции. Но! Быстрее силикоз схватят и на тот свет быстрее уйдут. Был бы перегружатель, то еще бы выигрывали на погрузке. Сам Куфаев на героя тянет, но ребята его заставили, чтобы он поставил вопрос об оплате. Я ему советовал, чтобы первые сто метров оплачивали по существующему тарифу, следующие на десять процентов больше, ну а после четырехсот метров, каждые десять метров должны стоить раз в пять дороже, чем первые сто. Все вроде бы согласны, всё обещают разрешить вопрос, но каждый боится взять ответственность на себя лично. Фонд зарплаты, как священная корова в Индии. У нас здесь парадокс на парадоксе, у очистников ещё смешнее. Платят им за кубик отбитой породы, чем больше отобьет, тем больше заработок. Геологи против этого, они требуют отбивать только жилу кварца и по двадцать сантиметров породы с каждой стороны. Но тогда можно и не пролезть. Слишком узкая жила бывает, золото в ней, вся остальная порода пустая, разбавляет содержание золота, или по нашему разубоживает. Пустую породу не выгодно добывать, пустота и есть пустота, чем меньше, казалось бы, разубоживание, тем лучше всем. Но эксплуатации выгодно давать кубы, неважно какие, лишь бы кубов было больше, все идут на выполнение плана. Геологи давно ставят вопрос,– чтобы премию платили от вынутой мощности жилы, чем уже отобьют, тем выше премия. Но тогда кубов и тонн не будет, вот и получается, чем похабнее и расточительнее работаем, тем лучше для плана. Главное, что все это понимают, все вроде "за", но на месте никто ничего не решает и решить не может.

У нас, Володя, система закостенела, как девственность старой девы. Я понимаю, в довоенные годы грамотёшка у всех была не высокая, но сейчас, инженер сидит на инженере, а мыслят вчерашними категориями и понятиями. Жизнь, стала какая – то двойная. Сидим, выпиваем и такие умные речи ведём, что умнее, нас кажется, ни кого нет. А как на собраниях начинаем выступать, то мельчаем, и голосуем чёрт знает за что, проголосуешь, и стыдно после бывает за себя. А рабочий класс у нас, Володя – золотой класс. Ему бы других хозяев и цены бы нашему проходчику не было. Будешь работать, не суди всех огульно, как наш начальник. Наш шеф шахты не знает, он не работал в ней, это номенклатура горкома, а в шахте, если хочешь быть хорошим начальником, к каждому нужен свой подход. Есть тут проходчик – Юра Пошехон, мужик, как бугай, на спор, что хочешь, сделает. Любит славу, но не любит, когда его награждают деньгами, с ходу их пропивает с ребятами, попадает в ментовку, и там ещё всё разворотит. Любит, чтобы была почетная грамота, чтобы подарок к ней был и чтобы это всё ему вручали принародно. Этого на горло не возьмешь, приказов не любит, прикажешь, он смену профилонит, найдёт сотню причин, чтобы не выполнить приказ. А раззадоришь, голову сломит, разобьется в лепёшку, но докажет, что может. Когда мне надо было, то я подходил и с ним по ручке, любит он, когда мастер или вообще начальство с ним ручкается. Здороваюсь, спрашиваю,– Юрий Митрофанович, как жизнь твоя? Как жена? Как дети растут? А потом, как бы, между прочим, говорю,– ты Пашку, Юрий Митрофанович, знаешь? А знаешь, что он говорит?

– А что он может сказать?

– Да говорит, что забой сегодня обурит за три часа и утрёт Пошехону нос. Мол, Пошехон что-то слабаком стал в последнее время. Тогда Пошехон и говорит,– засекай мастер, время, Юрий Митрофанович ещё может кое – кому носы утирать. Тут можно не сомневаться, забой обурит и придёт, доложит.

Мой совет, Володя, тебе,– пройди все служебные лесенки, побудь в каждой шкуре хоть понемножку. А ещё советую,– вступи в партию. Костьми ляг, но в институте вступи, там легче, если ты конечно хочешь роста по служебной лестнице, вероятность подняться вверх у партийного гораздо выше. Между нами, Володя, хоть и дерьма в партии стало навалом, но у партии власть, она у нас одна и только из-за партии я на свободе.

Кажется, что работы проще, чем управление погрузмашиной, не бывает. Две рукоятки, если повертываешь вперёд, машина едет вперёд, и обратно, если повернуть рукоять назад. Вторая рукоять поднимает и опускает ковш, но у одних машина легка и послушна, а у других она рыскает и мечется, как неуклюжее чудовище. Много шума, много суеты и мало работы. Поначалу она и у Владимира рыскала, дёргалась, ковш не наполнялся или загружался рассыпая породу. У бригадира работа на этой же машине была лаконичной и даже артистичной, ни единого лишнего движения, со стороны казалось, что машина и человек составляют единое целое.

– Не торопись, Володя, не торопись, главное,– почувствуй машину, чтобы она стала продолжением твоих рук и мыслей.

Ежедневно он давал ему погрузить один, два вагона, а если не было порожняка, то Владимир тренировался дольше. Через месяц у него стали появляться мгновения, когда он начинал чувствовать машину, до мастерства бригадира было далеко, но уровня среднего проходчика он достиг.

* восстающий – вертикальная или крутонаклонная горная выработка, не имеющая непосредственного выхода на земную поверхность.