Читать книгу Далеко в стране Колымской, или Золотодобытчики - - Страница 18

Скоро Иркутск исчез, поезд шёл на подъем, дорогу Владимир знал, знал, что первая остановка, будет в Слюдянке, до которой более двух часов. На боковушках пассажиров не было и он сел на одну из них, решив, что спать ляжет после Байкала. Он смотрел на дорогу, и только когда заставлял себя очнуться, видел лес, столбы, озеро. Скоро он забывался и думал о Клаве, о предстоящей встрече с женой, соображая, что она скажет о поездке их на Колыму. Поезд шёл по дороге, которую во время войны прокладывали в режиме особой секретности, подъёмы и спуски были намного круче, чем перед Читой на Яблоневом хребте, где поезда шли с толкачами и с двойной тягой. Здесь мощные электровозы справлялись в одиночку.

Вид Байкала перед Слюдянкой, когда поезд начинал спуск, всегда поражал Владимира суровым и величественным видом, старая железная дорога, которая должна была уйти под воду, виделась у самого уреза воды Байкала, и иногда было видно, как по ней ходил небольшой поезд за паровозом. Внизу среди громадных скалистых гор хребта Хамар Дабана покоился Байкал, сверху на поверхности воды были видны, как на топографической карте поля и дороги, это рябил поверхность озера ветер, если бы не пароходики, то можно было бы, увидев первый раз эту картину, и не поверить, что уже видны воды озера. В Слюдянке менялся электровоз, и Владимир вышел, поразила пустота у вокзала, где раньше шумели базарчики, было пусто, были закрыты даже государственные киоски, постояв и подышав воздухом Байкала, вернулся в вагон.

«Да! Распродал, лысая сука, омулёк», – услышал он разговор пассажиров в соседнем купе. Раньше тут его было любого, а уж пожрать взять – проблемы не было. Частник он на то и частник, чтобы продать с выгодой. Частники здесь раньше торговали круглые сутки, вынося провизию к поездам, а государству это не нужно. Торговля делает план, у неё план на первом месте, а мы с вами в расчёт торговлей не берёмся, план нас не видит, пока торговля в руках у государства, будем и голодать, и испытывать дефицит, – говорил пассажир за стенкой. Что он говорил ещё, Владимир не услышал, поезд пошёл, и он достал сумку, которую наготовила ему Клава в дорогу. Наготовила она ему, еды если не до Магадана, то до Владивостока явно бы хватило.

– Ку-ку, земляк, подсаживайся на помощь, а то ведь пропадёт еда, – позвал он парня, который смирно сидел в купе.

Познакомились. Владимир.

– Леха, – представился тот. – Еду домой от хозяина.

– От какого хозяина?

– Освободился, срок закончился, – объяснил тот.

– Ну, тем более, садись. За едой разговорились.

– Жена провожала?

– Родня,– ответил Владимир, учёбу закончил, еду домой, потом на работу.

– Куда?

– На Колыму.

Лёха улыбнулся и сказал,– однако, далеко собрался.

– Направили, должен три года отработать, а потом уже куда захочу.

– А я вот тоже три года отпахал на хозяина, спасибо, что пригласил, а то денег нет, а жрать охота.

– Где служил хозяину-то?

– В Ангарске, там лагерь на лагере, ТЭЦы строят.

– Ну и как?

Лёха махнул рукой и приналёг на еду, – среднее между концлaгeрeм и дурдомом. Приеду и суку участкового отблагодарю, наглым образом засадил.

– Как так? – заинтересовался Владимир

Мешал я ему. Выпивал, дрался, не работал. Давно он от меня избавиться хотел, а тут кто-то изнасиловал и убил бабу, стали парней брать, заявились и ко мне с обыском. Раза-два меня потом следователь вызывал, где, мол, взял пакетик, с какой целью. А пакетик с наркотой.

– Да не знаю,– говорю,– как это у меня оказалось, наверное мeнт ваш подкинул, давно меня засадить стращался.

Тот ухмылялся, я думал, суд разберётся, а у них там одна шайка-лейка, дали три года, а ребята отсоветовали подавать на кассацию, говорят, что могут срок накинуть. Вот и отбарабанил.

– У нас, таким образом, золото подбрасывали, сосед так соседа сажал.

– Вот-вот,– заметил Леха,– может быть, взятку вымогали, мне следователь намекал, судья у нас берёт год – штука.

– Как, как?

– Допустим, по статье можно дать от трёх до червонца, но дать всё равно что-то надо, так вот, если судье сунуть на лапу, он может дать всего три года общего, а если не дать, то загремишь на червончик. На зоне тоже, если есть бабки, можно уйти на расконвойку, на условное освобождение, с бабками жить везде можно, – объяснял Леха, уплетая яйца и курицу.

Поели, Лёха сходил, стрельнул закурить, а то уши у него опухли, покурил и вернулся.

– Много сидит? – поинтересовался Владимир.

– Под завязку на всех зонах,– ответил Леха.

– А за что?

– Весь УК, но в основном бакланка.

– А это что?

– 206 статья,– хулиганство,– объяснил Лёха.

– А кормят как?

– С голоду помереть не дают, говорят, что день обходится в рваный, вот и считай, как кормят. Если с воли подогрева нет, то хорошего мало.

– Подогрев?

Посылки, дачки-передачки. Зажали капитально, сейчас в ларьках только маргарин и сахар, ну ещё курево, а у кого бабки есть, то и на зоне всё есть, за деньги на объекте можно и бабу. Если есть бабки, то на объекте, то есть где работают зеки, можно договориться с вольнонаёмными, за деньги, конечно, те занесут в зону и закуркуют, и водяру, и курево, и пожрать. Примерно половину берут за риск, их ловят и пропусков лишают, если поймают. Договариваешься, куда чтобы запрятали, иногда охрана находит, тогда плакали твои денежки. Бабы сами приходят, их за бабки шворят, на ночь прячут, на ночь даже закладывали кирпичом в подвале.

Лёху от еды начало укачивать. «Ладно, браток, спасибо, я полежу совсем разморило, последние сутки почти не спал, сам знаешь, радость, нервы».

Лёха – Алексей был на год младше Владимира, окончил школу, пошёл работать грузчиком в ОРС. «Мать с отцом пили, и я тоже начал пить с ними, как стал получать бабки. Через год в армию ушёл, взяли в стройбат, там больше пили, чем работали, пропивали всё, что можно было продать и пропить, пили всё. Одеколон и Полина Ивановна считались за классную выпивку, мазали сапожный крем на хлеб и ели, нет, не с кремом, а то, что хлеб впитывал», – объяснил он, заметив, что Владимир сомневается. Дембельнулся, начал работать, но, сам знаешь, что будет, если пить, а не работать, скоро меня ушли, нас там было несколько человек, скорешнулись и у одной шалавы обитались, пили и т. д.

– А что собираешься делать дома?

Лёха пожал плечами: «Вначале с краснопёрым рассчитаюсь, а там видно будет».

Владимира тоже стало укачивать: «Лёха, еда в сумке, захочешь, есть – бери и ешь, я посплю».

Проснулся ночью, в купе все спали, вещи были на месте, сходил в туалет и вновь лёг. Думы и мысли полезли в голову, мечтать, вспоминать, и думать о Клаве было легко и приятно. О Галке думать не хотелось, он уже решил, что, если примет её условия, то он как мужик будет в её глазах никто, да и сам себя уважать перестанет. Решил, что всё решится в личной встрече. Как из тумана всплывала в память Тамара, которую вспоминал всё реже.

– Клава, Клава! Самые яркие и самые свежие воспоминания были о Клаве. Поезд шёл, мысли замедляли бег и Владимир уснул, просыпался за ночь несколько раз, когда поезд сильно дергался.

День сидели у окна, Леха рассказывал о своей жизни, о лагере. На воле его жизнь, вся заключалась в одной задаче – напиться. Любой новый день начинался с заботы – как и на что, опохмелиться, опохмелившись, думали, как захмелиться. Захмелялись, между очередными бутылками валандались с бабами, такими же, как и они, и так день за днем.

– А тебе, Лёха, не надоедало?

– А об этом думать было некогда.

– Так можно и кони двинуть,– заметил Владимир.

– И двигают, если пить и ещё колоться, сказал он, не колоться, а ширяться и рассказал, что редко те кто ширяется – пьют, а кто пьёт, тот обычно не колется. А вот план курят, курят и дуреют.

– На это же деньги надо,– заметил Владимир.

Бабки доставали: то бухарика, то есть пьяного, ошманаем, то где стрельнёшь без отдачи, то что-нибудь уведёшь и загонишь – в общем, вертелись и к вечеру набирались. Иногда на работу для отмазки устраивались, но больше месяца, знаю, никто не задерживался на одном месте.

– И сколько же вас таких было?

– А по-разному. Кто замерзал, кто кони двигал, кто лечился, кто к хозяину уходил, но человек десять в нашем районе было всегда.

– Тебе нравится такая жизнь?

Лёха пожал плечами, подумал и ответил,– втягиваешься, трудно завязать и пить, и курить.

– Так и женщины с вами были, они, что без семей, без детей?

– Некоторые с мужиками пьют, некоторые сами одни, пили чаще у них, у баб хаты есть, у них и собирались.

– А что тебе мать с отцом сказали, когда тебя забрали, судили?

– Отец сказал, что и это надо пройти, сказал, что в жизни всё узнать надо, он у меня два раза срок тянул, а мать отца слушает, ждут. Писали, чтобы, когда откинусь, то есть освобожусь, чтобы домой ехал.

– Ну, а в зоне, обижали?

– Там надо за себя постоять, у меня там земели нашлись, приняли семейником, а если один да струсишь, то и манькой сделают. Мне хотели повязку повязать, сделать активистом, но я ни в какую, раза-два меня отметелили и отстали, одним словом, там свои порядки, но и там люди живут, привыкают.

Поздно ночью Лёха помог Владимиру сойти на станции, ночной автобус отменили и надо было ждать утра. Занял очередь в кассу за билетом и стал наблюдать за пассажирами. На вокзал съезжались из двух районов, знакомых почти не было, было человека четыре, которых он видел, но которых не знал даже как звать, время тянулось очень медленно, спать не хотелось и не дремалось даже. Всю ночь просидел и в шесть утра с большим трудом попал в автобус, за ночь пассажиров, желающих уехать, набралось, и больше половины остались без билетов.

Светка с Андрюхой ещё спали, когда он пришёл домой, обнялись, поцеловались и мать спросила,– а где же Галина? Домой, что ли ушла?

– Какая Галина? – удивился в свою очередь сын,– она же должна быть дома, уже больше месяца.

– Да ты что, сын!? Да и, если бы была дома, неужели бы не пришла ни разу? Где же она потерялась? – забеспокоилась мать.

– Когда я вернулся со стажировки, её не было, хозяйка сказала, что она уехала домой сразу же, как я уехал «воевать», еще в конце июня, а сейчас уже август…

Пришёл из магазина отчим, поздоровались, обнялись, по русски поцеловались, и отчим сразу сказал,– тут тебе что-то, сынок, пришло, на почте мне не дали, оно на тебя, уже скоро месяц будет, посидим ты потом сходи.

– Отец, – сообщила мать мужу новость,– Галка потерялась.

– Как потерялась, разве она не приехала?

– Да Володя говорит, что уехала ещё в июне. К сватам надо сходить, может они что знают, если нет, то нужно срочно идти в милицию, куда она могла деться?!

– А что мне пришло? – вдруг спросил Владимир,– откуда хотя бы?

– Да пакет, сынок, и вроде из Иркутска,– объяснил отчим,– там сидела какая-то новенькая и сказала, что письмо адресовано лично Коршуну Владимиру Константиновичу,– но на письмо походит мало, я думал – бандероль.

Что его в Иркутске удивляло, здесь вдруг стало догадкой, что его жена осталась в Иркутске, и что видел он её, а не похожую на Галку женщину.

– Пойду на почту,– сказал он,– а там видно будет, что делать.

– Где же она потерялась? – проговорила мать, и слёзы брызнули у неё из глаз, как материнское сердце почувствовало, что тут что-то случилось, может быть и большая беда.

На почте ему выдали конверт, это было заказное, ценное письмо с припиской: «Лично Коршуну Владимиру Константиновичу». Письмо было от Галки. Отошёл от почты, нашёл скамеечку у чьего-то дома, сел и вскрыл письмо, а до этого изучил почтовый штемпель Иркутска, письмо было отправлено в начале июля.

«Прости, Володя. Я так решила. С тобой я не поеду, решено окончательно и бесповоротно. Жизнь одна, и прозябать её где-то на окраине в глухомани я не собираюсь. Обо мне не беспокойся и не ищи, желаю тебе счастья и всего хорошего, я замужем. Г.»

В конверте были его фотографии, из её альбома.

– Что, сынок, узнал? – спросили его дома в голос мать и отчим.

– Галка осталась в Иркутске, ехать со мной на Колыму не хочет,– объяснил он, садясь к столу.

– И что ты решил? – спросила мать, – прошептав,– слава тебе господи, нашлась.

– Буду решать,– ответил он и протянул руки к Андрюхе, который стоял в дверях заспанный и без штанишек.

– Нет, сынок, пусть пописает, и глазки промоет,– сказала мать и увела сынишку на улицу. Выглянула Светка и спряталась за занавеску.

– Светочка,– крикнул Владимир,– выходи, поздороваемся, поцелуемся, будем смотреть твои новые куклы.

А у меня новых кукол нет,– сказала сестрёнка.

– Как нет! Выходи, смотреть будем, сейчас достану, – и брат стал развязывать рюкзак.

Мать занесла Андрейку, Владимир схватил и обцеловал его, братишка насупился, но как только из рюкзака появилась машинка, то он взял её и стал смотреть по очереди,– на брата и на машинку. Достал куклу сестрёнке и, поцеловав её, отдал. Уже через пять минут дети сидели у брата Володи на коленях и улыбались. Светланка прижималась к брату, а когда он им достал все игрушки, то они на время забыли про всё на свете.

– Что же это сношенька задумала? Столько пережить всего, дождаться окончания, когда только жить да жить, а она отказывается ехать, а куда она сама хочет? – спросила мать.

– Она давно мне говорила, что Север не для неё, но в этом году она уже перестала напоминать об этом, и я думал, что она согласна ехать. Когда вернулся с военной стажировки, хозяйка сказала, что она уехала домой, я и не беспокоился, когда всё получил, всё оформил, поехал сюда в надежде, что Галка меня ждёт, но она сюда и не думала ехать, а осталась в городе.

– Так, где же она живёт?

– Адреса не оставила,– ответил Владимир .

– Искать поедешь? – спросил отчим.

– Нет, не поеду,– ответил он, наблюдая за ребятишками, которые рассматривали друг у друга игрушки.

– Как это не поедешь,– возмутилась мать,– покапризничает да, глядишь, всё и образуется.

– Да нет, мама, это она задумала давно, давно всё и решила. Считай, что Галки больше нет для меня.

– Как это нет?

– Нету, мама, – ответил он,– этого я ей прощать не собираюсь.

– Да что с ней случилось? Ты нам можешь объяснить,– вскипела мать.

– Замуж она вышла, вот что! Я перед отъездом встретил "Победу" и в ней увидел женщину, которая, как я тогда подумал, очень сильно походила на неё. Ещё и хозяйке сказал, но она меня успокоила, объяснила что иногда встречаются очень похожие люди, я поверил, а теперь знаю, что это была она.

– Да ты что, сынок!

– Вот её письмо, вот все мои фотографии, которые она мне вернула,– произнёс сын и показал письмо.

На несколько минут в доме установилась гнетущая тишина, даже ребятишки, почувствовав неладное, играли молча.

– Да, родственники, – вдруг обратился Владимир к сестрёнке и братишке, кто будет, есть шоколадки, поднимите руки.

– Я,– закричала Светка, а братик солидно направился к брату и протянул ручонку.

Он подал им пакет со сладостями, но вмешалась мать и забрала, дав им по шоколадке. Сестрёнку в школу отдавать не собирались, ей только в декабре должно исполниться 7 лет. Ростика она была небольшого, росла спокойной, рассудительной и уже помогала матери, следила за Андрейкой, который мог, молча уйти на другую улицу или в огороде оборвать огурцы, обрывал и рассматривал, отчим звал его агрономом. Иногда отправлялась за хлебом, сама подметала пол, но мать после мела по новой.

Владимир достал подарки матери и отчиму. Мать накрыла на стол и скоро сели за праздничный завтрак. Выпили, закусили и начали говорить. – Ты, сынок, объясни мне,– попросила мать,– почему не захотела ехать, почему ты её не уговорил и за кого она замуж вышла?

– Давай, сынок, еще по одной выпьем, оно легче будет, а потом и расскажешь,– предложил отчим и налил рюмки. Водка помогает, по себе знаю.

Владимир обстоятельно рассказал.

Мать, было, начала ругать сноху, но сын остановил её,– не надо, мама. Кроме этого её последнего поступка я ни чего плохого сказать о ней не могу, да и не хочу, всё же у нас было больше хорошего, как говорится,– бог ей судья, может быть она и права, если нашла себе мужа, пусть живёт.

– Ты, сынок, так всё рассказываешь! – прошептала мать с удивлением.

– А что делать? Лоб разбивать о стенку? Рыдать? Али ехать и уговаривать, чтобы она вернулась?

– Мать,– вмешался отчим,– она ещё спохватится, а Володя прав.

– Не знаю, отец, но прожить столько и разойтись только из-за того что не хочет ехать с мужем – это для меня не понятно.

– Спасибо ей сказать нужно за то, что детей не нарожала, там вообще бы для Владимира горе горькое было, бог, и время их рассудит. После застолья Владимир спросил,– мои дорогие родственники, кто со мной на речку, поднять ручки.

– Мы!– закричали оба и посмотрели вопросительно на родителей.

– Возьми, сынок, покрывало, и полотенце большое да смотри, чтоб в воде долго не сидели и на солнце не жарились и вообще,– не долго.

Когда он им сделал фуражки из газет, то восторгу не было предела.

Светланка взяла новую куклу, которую назвала Наташей, а Андрюха взял самосвал возить песок на стройку. На речке он искупал их, искупался сам и изловил двух раков, сестрёнка испугалась и долго не подходила, a Андрей заставлял раков хватать клешнями прутик и долго их рассматривал. Возиться с детьми Владимиру было настоящее удовольствие.

– Ведь и у меня могли быть дети,– думал он, глядя, как они рассматривают раков, причём Светланка ни разу не притронулась ни к одному. Скоро раки надоели, Владимир отпустил их в воду, но сестрёнка после этого не хотела заходить в речку, боясь быть укушенной. Под навесом из покрывала они играли в песке, а он лежал, загорал и наблюдал за ними, улыбаясь.

– Пойду к тёще,– сказал Владимир матери,– может они знают что-то. Сказал и стал собираться.

– А я бы, сынок, не пошёл,– сказал отчим.

– Это почему же, отец: – спросила мать мужа.

– А не пошёл бы,– ответил Семён.

– Сходить нужно,– заявила мать и Владимир ушёл.

Как только он открыл дверь квартиры, тёща спросила,– что у вас там, Володя, случилось?

– Если бы я знал, сам только узнал из письма, сегодня получил на почте.

– Письмо у тебя?

Он подал письмо и мать Галины долго читала, вернее долго смотрела и думала, сходила, принесла своё и дала прочитать Владимиру :

«Здравствуйте, дорогие, родные, – писала Галина. – С Володей решили разойтись. Решила с ним на край света не ехать, остаюсь в Иркутске. Нашла квартиру, поживу пока одна, а там видно будет, может быть, муж одумается и вернётся, может быть, замуж выйду. Если увидите Володю, то не обвиняйте его, ушла я сама, пока не знаю, к лучшему или худшему. Приеду домой, всё сама расскажу более подробно, дочь Галина».

– Мне она про замужество ничего не пишет, тебе пишет, что замуж вышла, ничего не пойму, Володя, – удивилась тёща, – хоть самой туда ехать и разбираться.

– Ездить не нужно, обратного адреса – нет, где мы с ней жили, её нет давно, но хозяйка должна узнать,– за кого Галина вышла замуж, если действительно вышла, они с ней вместе учились в одной группе, вы ей напишите.

– А ты, Володя, что сам не поедешь? Не узнаешь, не переговоришь с ней?

– Не поеду. Коли бы с вами поступили так же, то вы тоже бы не поехали, да и как я буду выглядеть, если она замужем.

– Да, ты прав, я тоже письмо получила недавно и глаза выпучила. Ничего не пойму. Сама не приедет, съезжу да разузнаю,– пообещала тёща, вытирая слёзы.

Владимир задерживаться не стал, задерживать его тоже не стали, так как мать поняла, что не он, а дочь сама ушла, но ушла не так как ей написала, а нашла лучшее.

Владимир ей, как парень, как муж дочери, нравился, но то, что он был голье, что его мать под старость вышла замуж за инвалида и нарожала детей, её коробило, поэтому родство было сугубо официальное и друг к дугу сваты в гости не ходили. Что дочь вышла замуж, она не сомневалась, уж она-то дочь знала и знала, что характером она вся пошла в свою бабушку по отцу, а та умела крутить мужем, коварная старуха была. Она догадывалась, дочь Владимира на худшего не сменяет. Если бы такой поступок совершила чужая, то она бы сказала, что по отношению к мужу она поступила безнравственно, но это была её дочь…

По дороге домой Владимир зашёл в универмаг и заглянул в посудный отдел.

– Володя! – удивилась Светлана. – Здравствуй! Что, уже закончил учёбу?

– Да, Светочка, можешь поздравить, – сказал он и поздоровался с ней и с напарницей.

– Поздравляем, да, Лариса неси стаканы, надо обмыть,– предложила Светлана.

– Сейчас? – спросил Владимир.

– А что! Стаканчик шампанского, думаю, не повредит, как ты думаешь, Лариса?

– Да точно также как и ты,– улыбнулась та.

– Я в гастроном,– засмеялся Владимир и пошел за шампанским.

– Что у вас переучёт на самом деле, или …

– Конечно, или,– засмеялась Светлана, закрыла дверь и пригласила его в подсобку.

– Как закончил?

– Хорошо.

– Когда едешь?

– Как надоест отдыхать.

– Теща не даст много отдыхать,– засмеялась Светлана.

– А у меня нет, Светлана, жены,– сказал он.

– Как это нет? – спросила Света, растягивая слова, – куда же ты её дел?

– Сама делась, Светочка, сама. Нашла другого, лучшего,– объяснил, открыл бутылку и наполнил стаканы.

– Не смеши, Володя,– или ты меня разыгрываешь, или я ничего не понимаю, ты серьёзно?

– Если зашёл к вам и пью с вами, то вероятно это серьёзно.

– Вообще ты на обман не способен, что случилось?

– Не захотела ехать моя жёнушка со мной и срочно вышла замуж, так что выпьем за окончание института и за развод,– предложил он.

– Эх. Если бы ты об этом мне сказал или сообщил чуть раньше,– вздохнула Светлана,– то я бы замуж не выходила.

– Ты? Ты что замуж вышла?

– Уже целый месяц, Володя, так что следующий раз выпьем за моё замужество, ты удивлён?

– И да, и нет, а кто, муж, я его знаю?

– Его не знаю,– знаешь или нет, но брата его должен знать, ты с ним когда-то учился. Мишку Бутькова помнишь?

– И брата его знаю, но брат младше Михаила.

– Вот видишь, Лариса, он всех тут знает. Предупредил бы, что приедешь один, подождала бы. Ты, Володя, не расстраивайся, Лариса холостая, и ты ей нравишься, – сказала Светлана. Лариса покраснела и опустила голову.

– Лариса! Ты что как девчонка застеснялась? Сосед мой – мужик что надо! Эх!… – махнула рукой и пошла, открывать двери, тут поворкуйте, а то не ровен час мой заявится!

– В кино на восемь пойдём? – спросил он напарницу, чувствуя, что начинать разговор, когда Светлана рядом, не стоит.

– Можно,– согласилась она.

– Пойду за билетами, без десяти минут восемь буду ждать у "России".

– Хорошо, – проговорила Лариса и они вышли.

– Что? Уже наговорились?

Владимир со смехом объяснил, – о главном переговорили, а всё обговаривать, на вечер ничего не останется.

Дома ждал Василий – друг детства:

– Не знаю, Володя, – сказал он после крепкого рукопожатия и поздравлений,– или принести тебе своё сочувствие, или же поздравить с расторжением брака? Как лучше?

– Принимаю и то, и другое, мать рассказала?

– Ага. От тебя ушла жена, у меня тоже, уже неделю нет, запила. Пока не запьёт, баба как баба, а запьет, найти не могу. Прячется. До этого долго не пила, думаю всё – завязала. Приходит ко мне и говорит, что в магазине обрезь выкинули, яйца дешёвые, мол, дай денег, возьму. Я без всякой задней мысли и дал, а ей срок пришёл запоя, это я вечером только понял, нельзя моей в руки деньги давать, дал – пропьет. Не даю, плохо, говорит, что жмот. До этого из дома приёмник утащила и пропила, ходил, выкупал. Можно бы всё купить, у меня деньги есть, но ведь пропьёт! А ты знаешь, твоя одноклассница Томка замуж вышла.

– Не знал, ответил Владимир и удивился своему спокойствию.

Василий достал бутылку и попросил,– тётя Ксения,– дай нам что-нибудь закусить.

Мать собрала на стол, отчима дома не было, ушёл резать крапиву для свиней, братишка и сестрёнка, обласканные братом, поцелуями и шоколадками убежали играть на улицу. Пришёл отчим.

– А, дядя Семён, здравствуй. Вот с другом сидим, обмываем его или несчастье, или же счастье, и моё несчастье.

– Что, твоя Томка опять в загул ушла?

– Опять, дядя Семён, запила. Ушла и не могу найти.

– Пропьётся, придёт,– успокоил его отчим.

– Так ребятишки у матери.

– Терпи, Василий, если такую взял.

– Терплю, – согласился Василий, – терплю.

Из сумки достал ещё одну бутылку.

– Отец,– предупредила отчима мать,– ты за молодыми-то не равняйся, пореже причащайся!

– Я и не равняюсь, сейчас выпью стопочку, да пойду чушек кормить.

Выпил и спросил Василия,– а ты к Зарембе Верке не заходил?

– Был, тоже в загуле. Но моей там нет.

Василий, как показалось Владимиру, стал ещё длиннее и ещё тощее, сильно выделялся нос, сильнее запали глаза, в которых уже не светилась мечта о вселенской славе, а виделась какая-то пришибленность и смирение с судьбой. Вместо долгожданной славы Василий должен был рано или поздно запить, если только его не победит окончательно его же жадность. К семи часам Владимир отвёл друга домой, тот хотел ещё выпить, но Владимир отказался, сказал, что надо сходить к тёще.

– Мама, я, возможно, задержусь, встретились товарищи, и мы решили встретиться в восемь,– предупредил мать и, повозившись с сестрой и братом, пошёл на свидание.

Тёплые, даже жаркие дни августа заканчиваются в Забайкалье прохладными вечерами, а утрами во второй половине бывают даже заморозки в виде инея. Владимир хотел после кино походить или посидеть на улице и надел костюм. Лариса встретила его сияющая и благоухающая, в кофточке, в кинотеатре было душно, кино было ни уму и ни сердцу, поэтому по общему согласию ушли, как только в открытых дверях сгустились сумерки.

– Надо же, как хорошо на улице, а в кинотеатре сидеть невмоготу, не успевают проветрить,– заметила Лариса, зябко передёргивая плечами.

– Замёрзла?

– Да нет, сидела – вспотела, а вышли, прохладой обдало, вот дрожь и пробрала, объяснила Лариса и спросила,– проводишь?

– Пойдём.

– Туфли надела новые, а они жмут,– объяснила Лариса, чуть прихрамывая, знала, что буду мучиться, а надела.

Её первый муж вместе с их сыном погибли на своей автомашине. Или он сам, или на него налетел груженый МАЗ. Оба шофёра были пьяны. Второй муж пил, бил и она от него ушла, пока моталась по городам и весям дочка заболела, и она её схоронила. Здесь уже третий год, через год после своего приезда сюда стараниями директора универмага была облагодетельствована квартирой, после ухода директора хотели квартиру забрать, но всё было сделано со знаком качества, и квартира осталась за ней. Мужчины…. Сейчас никого нет, а замуж не хочу пока что, от тех замужеств ещё путём не очухалась. С парнями нет желания, научишь, глядь, он уже к другой ушёл, а местные мужички больше умеют пить, чем любить. Не столько дел, а сколько молвы будет, а свяжись с женатиком, то его благоверная может опозорить, а место у нас со Светкой хорошее, терять не охота.

Через несколько дней Владимир окончательно успокоился, нашёл друга Василия и тот подсказал, куда лучше устроиться грузчиком.

– Решил остаться?

– Не могу у родителей на шее сидеть. Потратился, заработаю, на дорогу. На шахту долго устраиваться, а грузчиком я пять лет отпахал.

– Поедешь на Колыму?

– Поеду. Знаешь, Василий, когда диплом получал, познакомился поближе с хозяйкой, у которой комнату снимали. Галка её женила, мужа она не любит, Галку возненавидела. Так вот, она мне сказала: «Позовешь, на край света за тобой поеду». Написал ей письмо, подожду ответа до конца сентября. Если не передумала, возьму с собой.

– Ты Володя не теряешься.

– А тебе кто мешает? У тебя дипломов больше чем у меня. Я совсем немного мир посмотрел, ещё хочется. Уехал бы и ты куда подальше.

– Дети у меня, куда я от них.

Днями Владимир работал, в свободное время возился с родственниками, колол дрова, собирал грибы-ягоды, выкопал картошку. Понятная и привычная с детства жизнь. В обеденный перерыв изредка заходил в универмаг, узнать у Светланы свежие городские новости.

– Ты гляжу, Володя, решил остаться? Или поедешь? А то захвати с собой Лариску, она по тебе сохнет.

– Подумаю, уклончиво ответил он. Владимир уже написал Клаве два письма, но ответа так и не было.

– Знаешь Света, когда я служил в армии, наш санинструктор по секрету рассказал, что самые страшные раны, это не вражеские, а те которые наносят женщины. По три года не затягиваются. На Колыме подлечусь, там видно будет. Вещи собраны, уеду не прощаясь.

В конце сентября окончательно стало понятно – ответа от Клавы не будет. Возможно, её порыв прошёл. Зарядили дожди, снова осень, слякоть, тоска. В такую погоду они расставались с Дусей, как оказалось навсегда. Опять вспоминалось гадание цыганки. Видно судьба моя такая. Но как говорила прекрасная Дульсинея, что бы ни случилось, жить все равно будем.

Пересадка в Находку была в Хабаровске. Вышел в город, город для него новый, незнакомый. Вспомнил, как со школьными друзьями первый раз отъезжали на трамвае от незнакомого им тогда Иркутского вокзала. Было весело, была любовь, дружба, впереди ждала счастливая советская жизнь. Прошло восемь лет, и вот он совершенно один в незнакомом городе, нет друзей, нет жены, нет любимой. Вокруг незнакомые чужие люди. По настоящему почувствовал, как может щемить в груди. Как же непредсказуемо и быстро всё изменяется. Из вчерашней, размеренной, почти счастливой жизни, стал неприкаянным беспризорником.

Нет, Владимир Константинович, так и в запой можно сорваться. Впервые в жизни. Пора на вокзал, место не самое весёлое, но тоску развею.

Вечером снова сидел у окошка вагона, и снова смотрел на огни удаляющегося города. В голове засела мысль, что как-то тоскливо начинается когда-то манящая, а теперь слегка потускневшая самостоятельная большая жизнь. И вдруг в конце коридора услышал приятный женский голос: «Товарищи, кто едет до Магадана?»

Конец первой части.