Читать книгу Далеко в стране Колымской, или Золотодобытчики - - Страница 19

Над всей Магаданской областью шёл снег. Тёмная лента колымской трассы быстро белела и бесконечная колонна автомашин из Магадана, сбавив скорость, медленно продвигалась на север. Среди этой нескончаемой колонны, пристроившись за гружённой Татрой медленно двигался автобус, у которого с правой стороны по ходу высовывалась труба, из трубы шёл самый настоящий дым, пахнущий углём. Впервые попавшим на трассу было вначале непонятно, что там за дым, а дым валил не только из автобуса, но и из кабин грузовых автомашин. Чтобы ответить на это, нужно заглянуть в магаданский автобус 50-х годов.

На улице вовсю свирепствует мороз, а в автобусе тепло, как в доме. Боковое сиденье слева от передней двери шофера убирали сразу, пол и борт обивали асбестом и жестью, ставили малогабаритную металлическую печурку типа «буржуйки», боковое стекло заменяли металлическим листом и, прорезав отверстие, выводили трубу, согнутую коленом. Рядом с печкой стояли два металлических ящика с углём и дровишками. Печка весело трещала, и в салоне было временами даже жарко. Заднее сиденье тоже убиралось, и на освободившемся месте складировался багаж пассажиров, задняя дверь автобуса заделывалась наглухо и оббивалась кошмой, а передняя занавешивалась одеялом. Это было частным оформлением автобусов против лютых колымских морозов. Так же утеплялись и кабины грузовиков, в кабинах ставились крохотные печурки на место сиденья справа от шофёра. Умельцы ставили и двойные лобовые стёкла, которые не обмерзали в любые трескучие морозы, а морозы на Колыме доходили временами до минус 66 градусов.

В автобусе, что шёл за "Татрой", на втором сиденье у окна сидел Коршун Владимир. Ехал он по направлению в Сусуманское горнопромышленное управление на должность сменного горного мастера. Было ему 27 лет....

Рядом сидел бульдозерист, возвращающийся из отпуска, парень чуть старше Владимира, но уже успевший отработать на Колыме шесть лет. Познакомились они на бывшем пересыльном пункте, где было общежитие – гостиница для всех впервые приезжающих на Колыму и для всех колымчан, которые поизрасходовались в отпуске и добирались до места жительства на последние рубли. Возвращались скромно, без того шика с которым уезжали в отпуск. Оттуда отходили автобусы и там пассажиры знакомились. Звали попутчика Геннадий, родом был из Горьковской области.

– Когда я первый раз приехал в отпуск, меня даже щупали и удивлялись, как я оттуда приехал живой и невредимый. Думают, что там холода и зэки. Да и не только на «материке», но и в самом Магадане побаиваются трассы.

–Как вам платят? – поинтересовался Владимир, слышал у вас на трассе очень большие заработки.

–Всё зависит от бригады, от бульдозериста, от полигона, но если говорить о средней зарплате, то на нашем участке это в пределах 450 рублей, здесь всё ещё зависит и от процентных надбавок. Товарищ лысый здорово ударил по колымским заработкам, многие собрались уезжать.

–Это ты про Хрущева?

–Про него, ты ещё и не то услышишь. Придумал, что Север и «материк» это одно и то же.

Ладно, продолжим про зарплаты. У меня при расчёте отпускных вышло около тысячи рублей. Но я 100 процентник, работаю на новом бульдозере, вся наша бригада женатики, не загуливаем, не прогуливаем и ведём вскрышные работы. Если бульдозер работает на подаче песков, то там премия идёт от золота, если прибор новый, то хорошо, а если старенький и без конца ломается, то на нём даже плана не бывает.

–Объясни Геннадий, что такое прибор?

–Это Володя целое устройство, на котором моют золото. Копают котлован, в него устанавливают бункер–питатель, в него толкают пески, содержащие золото. От бункера–питателя идет транспортёр к скрубберу, это такая большая бочка с дырками, она вращается и в неё вместе с песками подается вода. Мелкий песок с золотом проваливается в дырки и попадает на колоду, на колоде золото оседает, а песок уходит в эфеля. Камни проходят в конец бочки – скруббера и попадают на стакер, тоже транспортёр, который их вываливает в отвал. Когда образуется огромная гора камней, гальки, зовут нас, бульдозеристов. Есть у нас кудесник, несколько часов карабкается на бульдозере на отвал, а забравшись на верх за несколько минут расталкивает эту гору.

–А как же зимой на бульдозерах работать?

– Зимой бульдозеры ремонтируют, оставляют парочку для хознужд и расчистки снега. Зимой мы переквалифицируемся в шахтёры. Зарезаем шахту, добываем из шахты пески, а по лету эти пески промывают прибором.

– А летом шахты не работают?

– Летом шахт нет, летом все золото моют, а шахты обычно зарезают всего на одну зиму. И зарезают шахты в местах, где бульдозером вскрывать пески невыгодно.

Владимир не очень понял рассказ попутчика про временные шахты, решил, поработаю, разберусь.

– А какие квартиры, общежития?

– Общаги разные, есть хорошие, комнаты на два человека, есть как казармы, человек на двадцать. Тут от руководства зависит. Есть столовые, если повар хороший, то кормит по-божески, а есть такие, куда почти никто не ходит. Сейчас осень, привезут свежие овощи, буду запасаться. А потом до следующей осени в магазинах будет всё сухое, от картошки, до яичного порошка.

– Ген, а ты золото-то видел?

– На золоте живём, по золоту ходим, золото моем, так что золота видел очень много.

– Воруют?

– И воруют, и попадаются. Ещё насмотришься и наслушаешься об этом. Каждый год один, два процесса в районе проходят. Одних судят, другие смотрят и всё равно воруют, надеются, что они-то не попадутся.

Снегопад то усиливался, то совсем прекращался. Автобус то набирал скорость, то совсем останавливался, всё так же ехал за «Татрой», даже не пытаясь её обогнать. Навстречу шёл поток машин, только иногда немного редеющий.

– А морозы зимой сильные?

– До минус пятидесяти работаем на открытом воздухе, при минус пятидесяти одном градусе работу актируют. В мою первую зиму было тепло, всего неделю было за пятьдесят, а на вторую зиму загибало за минус шестьдесят. Когда мороз ниже пятидесяти, начинаешь слышать выдохи, воздух шелестит как папиросная бумага. Воздух зашелестел, можно на градусник не смотреть, день будет актирован. Но не в шахте, в шахте теплее.

Снег усилился, иногда усиливался ветер.

– Не замело бы, а то насидимся,– проговорил Геннадий, это первый снегопад, шофера от лета ещё не отвыкли, небольшая авария и трасса встанет.

Предусмотрительные дорожники заранее отметили дорогу вешками, в низинах дорогу переметало.

После ужина в теплом автобусе, под шум мотора пассажиры дружно задремали. Вдруг автобус сильно тряхнуло. Владимир проснулся, шофёр сквозь опущенное стекло с кем-то матерился. Геннадий и некоторые пассажиры, выпившие за ужином спирта, даже не проснулись.

Немного постояв автобус, поехал с черепашьей скоростью. Ехал долго, пока снова не тряхнуло. Геннадий проснулся, вопросительно посмотрел на Владимира. Тот пожал плечами,– только что встали, снег такой, что ничего не видно, встречных машин нет.

– Это плохо, Геннадий встал, подошёл к водителю, вместе с ним ушли в метель, разузнать обстановку. Ходили долго, вернувшись, Геннадий сказал, что впереди поперёк дороги развернуло лесовоз, кран и трактор выехали, но когда доберутся неизвестно, ночевать придётся здесь.

– Пойдём, угля принесём, впереди маз с нашим аркагалинским углём.

Пассажиры повозмущались, многим с утра на работу, но деваться было некуда, все быстро уснули.

Владимир никуда не спешил, вспомнил начало своего путешествия. После окончания ВУЗа получил распределение на север. Жена ехать с ним отказалась. В поезде по вагону шла женщина, спрашивала пассажиров, кто до Магадана? Так он познакомился с Натальей. Она работала в Магаданском совнархозе, куда распределили и Владимира.

– В самом Магадане Вас не оставят, все направления идут через совнархоз, там решат куда Вас направить. Доберемся до Находки, по моим подсчётам должны попасть на пароход «Кулу», там четверо суток и мы в Нагаево. Это порт, морские ворота Магадана. В порту возьмём такси, несколько минут и мы в городе. Я живу на улице Пушкина, в бараке, но на следующий год дадут квартиру. А симпатичный попутчик да ещё такой комплекции ей нужен для переноски и присмотра за её грузом. В свою очередь она будет доставать билеты и поможет в Магадане с жильём. Если что, можете остановиться и у меня, живу одна, только представитесь моим родственником, приехавшим на работу, на трассу.

От неё Владимир услышал, что Колыма это остров, а остальной Союз – «материк».

–Раньше лучше снабжали прииски, но теперь снабжение лучше в самом городе,– объяснила Наталья. Она рассказала, что отпуск обычно берут раз в три года, на Крайнем Севере это допускается. Раз в три года оплачивается дорога в любой конец Союза, туда и обратно. Тут же прошлась по Хрущеву, обозвав его … нехорошо обозвав, за всё, что он сделал для северян. Наталья была невысокого роста, щуплая, ни особой красоты, ни привлекательности в ней не было, но в умении разговорить собеседника она преуспела. В Уссурийске они сделали пересадку и вели себя как старые знакомые, а в Находке были уже как родственники.

«Кулу» в Находке не было, был какой-то грузопассажирский пароход, на который билеты были только в твиндек.

– Берем в твиндек, спросила Наталья?

– А это что такое?

– Это что-то вроде огромного общежития, нары, у каждого своё место, кажется, даже постель дают. И очень дешёвые билеты.

– Берём.

Взяв билеты, Наталья побежала по магазинам, зашла на базар, набрала продуктов, в ресторан на пароходе не находишься, дорого.

Из Находки вышли утром, в воскресенье, и как только оказались в открытом море попали в мёртвую зыбь, которая начала укачивать хуже штормовых волн. Владимир с удивлением обнаружил, что его не укачивает, зато почти все пассажиры начали бегать на палубу блевать, потом обессилев, лежали, свесив головы с полок, разевали рот как рыбы. Наталья осунулась, стонала и желала немедленно умереть. Владимир вытирал ей лоб, и поил холодным компотом из ресторана.

Зыбь ночью закончилась, с утра все начали оживать.

Пролив Лаперуза проходили днём, капитан по радиосети передал, чтобы пассажиры покинули палубу. Но все наоборот бросились на верх. Несколько раз над пароходом на бреющем полёте пролетел двухмоторный самолет. В нейтральных водах пароход сопровождала советская подлодка.

– Всяко может быть, объяснил один из пассажиров.

Постепенно народ вернулся в твиндек. Играли в карты, пили спирт.

С палубы было видно только море, кругом вода, волн почти не было, взгляд было не на чем остановить, никаких ориентиров, было ощущение, что находишься посредине огромного блюдца. Иногда над водой появлялись плавники касаток, да солнце неспеша двигалось по небу.

На третьи сутки пароход застопорил ход, матросы спустили на воду шлюпку, подняли на палубу воздушный шар, корзину с аппаратурой унесли в рубку, а сам шар отдали пассажирам, разрезав его на кусочки.

Через неделю, день в день пришвартовались в Нагаево. Владимир перетаскивал багаж, Наталья нашла машину, и, погрузившись, поехали на улицу Пушкина. Наталья представила соседям Владимира родственником, приехавшим на работу, на трассу. Соседи посмотрели на Владимира как на больного.

– Раньше надо было приезжать, лысый зарплаты обрезал.

Магадану было чуть больше 20 лет. По сравнению с «материковыми» областными центрами это была карликовая столица. По сути, Магадан состоял из улицы Ленина, которая начиналась в порту Нагаево и переходила в многострадальную «дорогу смерти». На этой улице высилась телевизионная вышка, гордость горожан, телевидение было создано руками местных умельцев.

Город рос, но современными зданиями был застроен только центр.

Как и все города первых сталинских пятилеток, Магадан был малопригоден для нормальной жизни. Для каждого нужного работника предоставлялась минимальная жилплощадь, где можно было переночевать, да и только. Крыша над головой часто протекала, зимой во время буранов могло намести сугробы. Всё делалось ради плана, сдавались и принимались квадратные метры, а не квартиры. Получив свои метры жильцы доводили их до состояния при котором в них можно было как то жить. Магадан совсем не понравился Владимиру.

Отдел кадров направил его в Сусуманское горнопромышленное управление,– там Вас товарищ Портянко уже направит на конкретный прииск,– сказал кадровик,– Я ему позвоню. В бывшем пересыльном пункте, в одном из бараков Владимир купил билет до Сусумана, ехать решил через день. Закончив свои дела, он вернулся к Наталье. – Куда это ты запропастилась?– спросил он, когда она вернулась. – Бегала, к девчатам, им кофточки понравились, думала, что ты там долго проторчишь, а ты аж на пересылку успел смотаться. – Давай пообедаем, ты отдыхай, а я опять к девчатам. Часа в три пополудни он на настойчивый и громкий стук открыл дверь и впустил грузную женщину.

– Где Натаха? – спросила она, не представившись.

– Да ушла по своим делам,– ответил Владимир зевая.

– Да ты-то кто такой? – Родственник, временно остановился у родственницы, скоро уеду работать на трассу,– отрапортовал он как учили. -Близкий, дальний родственник?

– Если совсем точно, то моя мать и мать Натальи – женщины.

– Значит сестрёнка, подвинься я лягу, так?

– В родственных связях не разбираюсь, поэтому просто родственник.

– Как звать–то, родственник?

– Владимиром зовут, с самого рождения.

– Передай Владимир, что была Даниловна, что ждёт племянницу у себя. Бывай, родственничек.

Ушла Даниловна, пришла соседка, спросила, – Наталья дома?

Ушла к знакомым, Владимир внимательно разглядывал молодку, которая оценивающе осматривала его.

– Нина.

– Владимир.

– Значит Натальин родственник?

– Да вроде родственник.

– Надолго остановился у родственницы?

– Послезавтра уезжаю на трассу.

– Так быстро? Не то спросила, не то удивилась Нина, подняв полу халата и начав поправлять чулок.

– Если бы моей родственницей была ты, я бы задержался подольше.

– Я бы тоже с тобой породнилась, но ты уедешь, надо расставаться, лить слезы, грустить, а я этого не люблю, ответила соседка с улыбкой и начала поправлять второй чулок.

– Соседка! Уйди, не доводи до греха!

– Завтра твоя родственница уедет, а я пока пойду.

Наталья пришла затемно.

– Заходила Даниловна, – сообщил Владимир, – велела зайти, когда, не сказала.

– Кто ещё заходил?

– Соседка Нина.

– А эта сучка зачем заходила?

– Тебя спрашивала, интересовалась, до какой степени я тебе родственник.

– Вот баба! Все ей надо знать. Сама втихаря живёт с отчимом, пугает его матерью, тянет с него деньги, а мать про это всё знает, но помалкивает.

– А ты откуда всё это знаешь?

– Здесь все всё про всех знают. Но делают вид, что ничего не знают.

Владимир, молча сел за стол. Здесь лучше помалкивать, подумал он.

– Ты мне, родственничек напишешь, когда устроишься на работу?

– Напишу, – пообещал он.

– Мы летом ездим по командировкам, посещаем прииски, участки. Если у меня будет твой адрес, то я могу взять командировку к тебе.

Поужинав, Наталья ушла к Даниловне, а он начал крутить радиоприёмник. Отлично ловились только японские и американские станции, он выключил радио и лёг на софу, так здесь назывались широкие топчаны.

Владимир спал чутко, и сразу же открыл дверь, как только услышал стук. Пришла Наталья.

– Ты бы хоть спросил, кто там? А то откроешь дверь и получишь по голове.

– У вас так бывает?

– У нас всё бывает.

Наталья начала собирать сумки для завтрашней поездки, а Владимир ушёл спать на «софу».

Утром в семь часов, с громким шёпотом, – проспала! Наталья быстро собралась и убежала.

Вскоре дом загудел, захлопали двери, заскрипели петли, глухо забубнили голоса.

Постепенно всё затихло, Владимир задремал, в дверь громко постучались.

Спросонья, забыв предупреждение Натальи, Владимир открыл дверь. В дверь стучала Нина. Отодвинув Владимира, зашла в комнату.

Владимир стоя в валенках и трусах, ошарашено разглядывал соседку, та тоже была в валенках на босую ногу, и в халате на голое тело.

В соседке Нинке было минимум три Натальи, её возраст и обтягивающий халат показывал, что соседка только в начале развития женского начала.

– Я в отпуске, ехать на материк не на что, отсыпаюсь, через несколько дней на работу. И без перерыва протараторила:– Наталью мне жалко. Ей хотя бы половину моих прелестей, бабёнке цены бы не было. Баба она денежная, пару раз в год мотается на материк, везёт вещи и здесь продаёт.

– Ну что родственник, всё разглядел? Ещё не то увидишь. Давай завтракать и спать.

Поздно вечером вернулась Наталья, довольная донельзя.

– У тебя всё хорошо? – спросил Владимир.

– Хорошо,– ответила Наталья, извлекая из сумки свёртки, пакеты, и наконец, бутылку вина.

Будем праздновать,– сказала она, ко мне кто-нибудь заходил?

– Соседка Нинка.

– Ну и как?

– Ты лучше,– ответил он как бы в шутку.

– Вот сучка! Ничего обо мне не говорила?

– Нет.

Больше она его ни о чем спрашивать не стала, и, помыв руки, принялась готовить ужин.

– Хотела чего-нибудь покрепче взять, но вспомнила, что ты не любитель выпить, да и завтра тебе ехать, а с похмелья ехать трудно. Но отметить надо, хотя бы символически, вино хорошее, из заначки отдали.

– Когда же Наташа мы будем покупать не из заначки, а – пришёл, выбрал, заплатил?

– Если у нас секретарь обкома дефицитные меховые шапки сам делит, то с госторговлей похоже никогда. Если бы у нас торговля была такой, какой она должна быть, то чем бы я жила?

– Ты что, много имеешь?

– Не много, но моя зарплата по сравнению с этим доходом, мизер.

Во время ужина она спросила, а ты Володя даже не поинтересуешься,– сколько же я зарабатываю таким образом?

– А зачем? Если захочешь, сама похвастаешься, а нет, значит, секрет.

– Тысяч в пятнадцать обойдётся мне этот рейс.

На Владимира, который таких денег не видел, это не произвело того эффекта на который рассчитывала Наталья. Он помолчал, улыбнулся, потом спросил её,– если мне надоест работать на прииске, приеду, возьмёшь в напарники?

– Я же тебе говорила, можешь вообще не ездить на дурацкую работу, без неё проживём.

– А ты зачем работаешь?

– Я, Володя, одинокая. Работа нужна как прикрытие, езжу не за товаром, а вроде как в отпуск.

– И мне надо будет, где то работать?

– Можешь устроиться снабженцем, можешь сезонно. А с деньгами можно подумать и о скупке–продаже металла.

– За металл, Наташа, при И. В. Сталине давали 25, 15, 5.

25 – лишение свободы, 15 – высылка, 5 – лишение прав. А сейчас вроде как 15 лет, или расстрел?

– Володя! Государство забирает все золото, платит нам мизерную зарплату, от него не убудет, если кто-то возьмет для себя совсем немножечко.

– Ты хочешь сказать Натали, что можно брать и не попадаться? Так не бывает. Жадность фраера губит, как говорят у меня на родине. У нас в области, в шахтах, добывают рудное золото, руда не песок, и всё равно как то воруют и очень многие сидят за него. Как в картах, трудно выигрывать, постоянно не мухлюя. Раз выиграл, два выиграл, а там пошло, поехало,– жадность засасывает. Риск есть риск, можно озолотиться, а можно попасть к хозяину, лес валить.

Наталья помолчала, разглядывая Владимира, и согласилась,– да Володя, риск – есть риск. Есть Володя люди, которые любят рисковать.

– Я Натали к твоему сожалению не азартен и не жаден.

– Пойдем, Володя ложится, с тобой всё ясно.