Читать книгу Когда Молчат Князья. Закон Топора - - Страница 15

Покои Златы находились в самой высокой башне терема. Это было самое светлое и чистое место во всем остроге. Сюда почти не долетали крики из гридницы и вонь псарни. Пол был застелен дорогими византийскими коврами, на лавках лежали подушки, вышитые шелком, а в углу, у слюдяного оконца, стояло серебряное зеркало, мутное, искажающее черты, но все равно – неслыханная роскошь. Это была ее золотая клетка.

Злате было восемнадцать. Она была красива той холодной, отстраненной красотой, какая бывает у зимнего солнца. Густые, цвета спелой ржи волосы были заплетены в тяжелую косу, глаза – серые, как грозовая туча, а губы – упрямо сжаты. Она сидела у окна за пяльцами, но не вышивала. Ее руки неподвижно лежали на ткани, а взгляд был устремлен вдаль, за частокол, туда, где начинался темный, бескрайний лес.

Она слышала все, что происходило в тереме. Слух у нее был чуткий, как у лесной рыси. Она слышала рев отца прошлой ночью, пьяные песни, визг девок. Слышала тревожный гул поутру, когда принесли весть с мельницы. И слышала тишину. Тяжелую, испуганную тишину, которая воцарилась в остроге сейчас. Ее отец, великий и страшный боярин Волх, заперся у себя и пил. Один. А это был плохой знак.

Злата боялась отца. Этот страх въелся в нее с детства. Она помнила его руки – тяжелые, сильные, которые могли в один миг швырнуть об стену провинившегося слугу, а в другой – неловко, грубо гладить ее, тогда еще маленькую девочку, по голове. Она боялась его пьяной ярости, его мрачного молчания, его непредсказуемых приступов щедрости, которые были страшнее гнева.

Но в последние годы к страху примешалось что-то еще. Что-то новое и едкое. Презрение.

Она была умнее его. Она видела то, чего не видел он в своем пьяном угаре. Она видела, как его боятся, но не уважают. Как заискивают перед ним, а за спиной называют "жирным боровом". Она видела, что его сила держится не на любви людей и не на верности дружины, а только на страхе, который он сеет вокруг. А страх – вещь ненадежная. Сегодня боятся, а завтра – перережут глотку.

Он был слаб. И эта его слабость вызывала в ней брезгливость. Он был похож на огромного старого медведя-шатуна, который все еще может убить одним ударом лапы, но уже чует свой близкий конец и оттого становится еще злее и бессмысленнее в своей жестокости.

А Злата мечтала о силе. О настоящей. Не о той, что берется криком и плеткой, а о той, что заставляет людей повиноваться добровольно, с восхищением. Она часами сидела у окна и представляла себе своего будущего мужа. Это был не сын какого-нибудь соседнего боярина, такой же жирный и глупый, как ее отец. Нет. Это был князь. Или великий воевода. Кто-то, чье имя гремит по всей Руси. Кто-то, кто возьмет ее за руку и поставит рядом с собой на вершине власти. Не как игрушку, не как красивую вещь. Как советницу. Как равную. Она знала, что у нее хватит ума и воли, чтобы править рядом с таким человеком.

Но это были лишь мечты. А реальность была другой. Реальность заключалась в том, что она – лишь товар. Самый ценный товар ее отца. Который он выгодно продаст, как только придет время. Обменяет ее на дружину, на землю, на мирный договор. Ее красота, ее ум, ее мечты – все это лишь цена на ярмарке боярской политики.

В дверь тихо постучали.

"Войди, Дуняша", – не оборачиваясь, сказала Злата.

Вошла ее служанка, старая, сморщенная нянька, которая была с ней с самого рождения. Она принесла кувшин с узваром и краюху хлеба.

"Покушай, ягодка. Со вчерашнего дня не ела".

"Не хочу".

"Боярин… снова гневается, – зашептала Дуняша, оглядываясь. – Весь день в тереме сидит, как сыч. С мельницы вести худые привезли…"

"Я знаю".

"Говорят, лешие бунтуют. Знаки на трупах оставляют, – шепот няньки стал еще тише. – Боги старые гневаются на боярина за… за все".

Злата промолчала. Она не верила в леших. Но она верила в ненависть. Ненависть была силой куда более реальной, чем старые боги. И она чувствовала, как эта ненависть сгущается вокруг их острога, как грозовая туча.

"Сказал, завтра к Тугару едет", – добавила нянька.

Злата резко обернулась. "К Тугару? Зачем?"

"Просить помощи, поди. Больше-то не у кого".

Злата все поняла. Сердце ее на миг сжалось ледяным обручем. Тугар. Хитрый, как лис, и жадный, как волк. Он никогда не помогал просто так. А чем мог заплатить ее отец, у которого пустела казна, а дружина отказывалась воевать?

Ответ был один. Ею.

У Тугара был сын, Игнат. О его слабоумии ходили легенды по всей округе. Говорили, он в свои двадцать лет играет в куклы и боится громких звуков.

Вот она, цена. Вот он, ее великий воевода, ее князь. Дурачок Игнат.

В глазах Златы потемнело. Презрение к отцу сменилось холодной, звенящей ненавистью. Он был не просто слаб. Он был готов унизить, растоптать ее, свою собственную дочь, лишь бы спасти свою никчемную шкуру.

"Оставь", – сказала она служанке, указывая на еду. – "И уходи".

Когда Дуняша вышла, Злата подошла к своему ларцу, обитому железом. Покопалась на дне, под шелковыми платьями и вышивками. Ее пальцы нащупали холодную сталь. Это был маленький нож, который ей когда-то подарил заезжий варяжский купец. Тонкий, острый, как игла. Она всегда держала его при себе. На всякий случай.

Она посмотрела на свое отражение в мутном зеркале. На красивую, молодую женщину, которую собирались продать, как скотину.

"Нет", – сказала она своему отражению.

Она не знала, что будет делать. Но она знала одно. Она не покорится. Она – дочь Волха, и в ее жилах течет его кровь. Может быть, более холодная, но не менее жестокая. И если ее мир решил ее уничтожить, она утащит с собой в бездну столько, сколько сможет.

Она спрятала нож в рукав. Золотая клетка вдруг показалась ей не такой уж и прочной. Нужно лишь найти слабое место в прутьях. Или дождаться, пока кто-то взломает дверь. Неважно кто. Спаситель или чудовище. Любой будет лучше, чем то, что ждало ее сейчас.