Читать книгу Аю-Даг - Наталья Струтинская - Страница 21

Бонус потерялся. Дома его не было, блюдце из-под молока было пусто. Я обыскала весь сад – никого. Слезы наворачивались мне на глаза.

Все утро я провела с Вадимом, катаясь по побережью на байке, и вот, когда солнце позолотило верхушки деревьев, клонясь к закату, Бонус исчез. Я искала его под кроватями, в отчаянии выдвигала ящики комода. Я искала под каждым деревом, в зелени плетеных роз и дедушкиной капусте.

Все впустую.

И тогда я села на плетеную скамейку в саду и заплакала.

Слезы градинами струились по моим щекам. Бонус ушел от меня, а вместе с ним не было теперь и Василия.

Прошло уже несколько дней с того момента, когда он приходил ко мне. И дни эти, блестящие, яркие, я провела в компании Вадима. Мы ездили на байке, смотрели закаты и говорили, говорили, говорили…

И в дни эти с самого утра я ждала наступления вечера, чтобы вновь почувствовать себя нужной, желанной. Василий несколько раз звонил мне, но телефон я не брала – я не знала, что сказать ему. Он еще не знал о том, в чьей компании я провожу время, и возможно, я в некоторой степени боялась этим обидеть его или, быть может, унизить себя в его глазах. Никто не знал о наших вечерах: ни Дима, ни Коленька, не знал никто и из друзей Вадима. Был вкус в этих тайных, безобидных побегах из города, в скорости, с которой байк рассекал шоссе, в знакомстве друг с другом.

Есть ли что-то более увлекательное в жизни, чем познание мира незнакомого человека? Знакомясь и узнавая друг друга, мы проникаем в тайны одной из миллиардов судеб, наполненной событиями, мыслями, чувствами, причинами и следствиями, суждениями и размышлениями. И незнакомая жизнь эта – целый мир, в котором есть свои города, люди, низвергаются вулканы, проливаются дожди, бывает пасмурно, солнечно, тепло и холодно, и нет ничего увлекательнее путешествия в этот мир, билет в который – знакомство.

И я окунулась в этот мир, и реальность совершенно выпадала из моей головы. Я пребывала в крайнем возбуждении от предвкушения скорой встречи, я ждала, когда на улице покажется черная спина байка, и тогда бежала через сад, взбиралась на седло позади Вадима, и мы неслись вслед тонущему солнцу.

Сначала я была уверена, что не влюблена в него. Мне просто были интересны и необычны эти вечера, лестно внимание Вадима, его букеты полевых цветов, которые он привозил мне. Он говорил мне, что со мной он становится другим, он становится лучше, и я верила ему. Возрождение этого человека происходило на моих глазах.

Он был добр, заботлив, и мне казалось, что душа его, словно бутон, раскрывалась под воздействием размышлений, которые я поддерживала в нем. Мы говорили о людях, о действиях, о красоте. Суждения его были здравы, но временами эгоистичны. И тогда проскальзывало в нем что-то, что напоминало мне прежнего Вадима, которого я привыкла видеть – самоуверенного, резкого, закрытого человека.

Однажды вечером, когда мы вернулись из одной такой поездки, замок на моем шлеме заклинило, и я не могла расстегнуть его. Тогда Вадим подошел ко мне. Снимая шлем, я увидела в его глазах то, что давно ожидала и подсознательно боялась увидеть – искру страсти. И тогда я опустила глаза, сделав вид, что ничего не заметила, забрала цветы и хотела уйти, когда он остановил меня. Сердце мое испуганно забилось.

– Маша, – тихо сказал Вадим, – я могу поцеловать тебя?

Холод пробежал у меня по спине. Вопрос этот как-то странно кольнул меня. Сначала я хотела отшутиться, сказав что-то вроде: «Нельзя тем, кто спрашивает», но потом представила, как губы эти касаются моих, как руки обнимают меня, и все тело мое воспротивилось этому. Я не могла найти объяснения своей реакции, все было будто на уровне инстинктов. Передо мной стоял красивый, харизматичный молодой человек, который был интересен мне и который привлекал меня, но отпечаток его прошлого несло предвкушение его поцелуев. Его глаза будто поглотили мои, так что я стояла и, казалось, вечность смотрела в них. Наконец, я мягко отстранилась, покачала головой и убежала в дом. Я боялась, что в следующий раз он повторит попытку, но он будто забыл о том вечере, и общение с ним снова стало беззаботным.

И вот теперь мне вдруг стало ужасно тоскливо. Все эти дни я не вспоминала Василия, я игнорировала его внимание, а теперь исчез Бонус, и мне хотелось, чтобы меня пожалели. Я, словно обиженный ребенок, сидела в саду и хотела, чтобы вот сейчас раскрылась калитка, и зашел Вася, и, как в детстве, обнял меня, и сказал, что все будет хорошо.

Когда Вася говорил так, я знала, что именно так все и будет, и иначе и быть не может, ведь это сказал Вася, мой Вася. Но калитка была недвижима, улица пуста, и я заплакала еще сильнее.

Улица!

Бонус мог уковылять через щели в заборе на улицу.

Я вытерла слезы тыльной стороной ладони и вышла на улицу.

Быстро темнело. Если до захода солнца я не найду Бонуса, то я не найду его уже никогда.

– Бонус, где же ты, Бонус, – шептала я, словно котенок мог услышать и понять меня. – Бонус! Зачем…

Я встала посреди грунтовой дороги, прислушиваясь в надежде услышать писк. Тишина. Даже цикады предательски замолкли. Ветер едва шевелил верхушки деревьев, не долетая до земли. Казалось, вся природа замерла в ожидании. Я не знала, куда мне идти. Мой взгляд упал на овражек, из которого торчал небольшой пучок сухих веток – сосед все-таки не смог удержаться от искушения.

Я пошла вдоль улицы по направлению к Аю-Дагу. В некоторых домах уже загорались окна, но улица была пуста. Сады безмолвно темнели за заборами, и даже собака, которая каждый вечер оглашала своим лаем окрестности, не нарушала тишины. Отчаяние сковывало мое сердце, грудь сжимала тоска. Мне доверили спасенную жизнь, а я так безрассудно ее потеряла. Я корила себя, что не закрыла котенка в одной из комнат, когда уезжала. Следить за ним было некому – дедушка и бабушка весь день проводили за делами, в саду, а мама помогала им, и котенок, воспользовавшись распахнутыми настежь дверями дома, отправился в большой мир, наивным своим носом искать приключения. Я даже не подумала о нем в те минуты, когда собиралась – так была увлечена собственными мыслями.

Я почти дошла до конца улицы, когда, украдкой оглянувшись назад, увидела в свете заката силуэт человека. Знакомой походкой он направлялся ко мне, скрестив руки на груди.

– Вася… – прошептала я и быстрым шагом бросилась к нему навстречу. – Вася!

Именно он был мне так нужен сейчас! И он, словно почувствовав, что я нуждаюсь в нем, пришел ко мне. Пришел, несмотря на мое невнимание к нему, на мое безрассудное поведение.

Он медленно приближался; вот я уже видела его лицо – его серьезное, красивое лицо, – чуть раскосые глаза, две родинки под родными губами. Вот я уже стояла близко к нему, раскаиваясь в своей потере и ища в его глазах сочувствие. Но глаза его были темны, и я видела в них только желтые блики зажигающихся фонарей.

– Эх, хозяйка, – глубоко вздохнул Василий и, к моему удивлению, широко улыбнулся моей бессвязной слезной речи, – вот и доверяй тебе теперь.

– Ты улыбаешься? – удивленно прошептала я. – Как можно?

Но Василий откинул край своей ветровки, и оттуда показалась маленькая пушистая головка с приплюснутым пуговкой носом.

Я вскрикнула от неожиданности.

– Как? Откуда? – воскликнула я. – Где ты его нашел?

– Он заблудился в полыни, – пожал плечами Василий.

Котенок тихо сидел на руках у Василия и моргал закрывающимися, сонными глазами. Я взяла его на руки. Он тихонько пискнул и зацепился белыми лапками за рукава моей кофты.

– Спасибо! Спасибо… – говорила я Васе, а на глаза мне наворачивались слезы.

Я поднялась на цыпочки и прильнула к его теплой груди, прислонилась к щеке, обвив рукой его шею. Кожа его пахла солнцем, от тела исходил жар. Я чувствовала на своей груди его тепло, пальцы мои касались его шеи, волос; я ощущала на своей шее его теплое дыхание. Щека его была шершавой, теплой, плечи – твердыми. На своей талии я почувствовала его руки, сначала бывшие на поясе, а потом медленно поднявшиеся до лопаток. Прикосновения его будоражили и успокаивали меня одновременно, мне становилось безопасно и комфортно рядом с ним, и все, чего я хотела сейчас – это стоять вот так вечность, касаться его, дышать им. Мне нравился его запах, – он обволакивал, умиротворял меня. Приятны были мне его руки, бывшие на моей спине и прижимавшие меня к себе. Как я могла быть без него эти дни? Как я могла избегать его? Как я могла довольствоваться обществом другого человека, принимать его внимание, когда был он?

Я закрыла глаза. Лицо мое ощущало его лицо. Я медленно повернула голову, упираясь кончиком носа в его щеку. Я видела, близко-близко, две маленькие черные родинки под губой. Я видела его губы и чувствовала легкий изгиб, который вел к уголкам его губ. Рука моя соскользнула с его шеи и опустилась на его твердую грудь. Я чувствовала, как под ней что-то отчаянно бьется.

Но вот его руки так же медленно оказались на моих плечах и мягко, но твердо отстранили меня. Я распахнула глаза и посмотрела на Василия. Он внимательно смотрел на меня своими темными глазами. Котенок уперся лапками в мою грудь, и я вдруг почувствовала легкий укол острого коготка.

Я не ошиблась тем утром. Я не существовала для него. Он не любил меня. И если тогда я могла предположить, что он не понял меня, то теперь не понять меня было невозможно.

Я отстранилась от него, и тогда обида, уязвленное самолюбие и злость поднялись во мне. Он был первым мужчиной, в котором я не встретила симпатии и любви к себе, который не преклонялся перед моей красотой. Я желала его, я нуждалась в нем, но он не подпускал меня к себе.

Я не могла допустить, чтобы он подумал, что я нуждаюсь в нем. Признавать свое поражение я была не готова. Сначала я не нашлась, что сказать ему, и хотела просто уйти, но потом подумала, что лучшим ответом на ту обиду, которая родилась во мне, будет безразличие к нему и его ревность, которую он может испытать, узнав, что я не принадлежу ему.

И тогда я повернулась к нему и прямо посмотрела на него:

– Наверное, лучше будет, если ты узнаешь кое-какую новость от меня, – я выделила последнее слово. – В последние дни я хорошо стала общаться с Вадимом, – и, помолчав, добавила: – Ты не знаешь его, совсем не знаешь.

– А ты знаешь? – спросил Василий, и меня неприятно ужалило то спокойствие, с которым он принял эту новость.

– Никто никого не знает, верно? – напомнила я ему его же слова. – Именно поэтому я прошу тебя не осуждать его.

– Я никогда никого не судил, – пожал плечами Вася. – Я никогда про него ничего не говорил тебе, если ты помнишь.

– Я знаю, ты считаешь его легкомысленным человеком. Но, поверь, ты ошибаешься. Он умный парень. Это может показаться удивительным для тебя, но он… Он рассуждает здраво. И он не тот, что был раньше. Он изменился.

– Люди не меняются, – покачал головой Вася.

– Значит, он был таким всегда.

– Ты хочешь, чтобы я согласился с тобой? – лицо Василия скрывала темнота.

– Я знаю, что тебе неприятно мое общение с ним.

– Вовсе нет, – повел руками Василий. – Я не собираюсь ни соглашаться с тобой, ни переубеждать тебя. Люди не учатся на чужих ошибках, шишку набивают только собственные грабли.

Несколько мгновений мы стояли вот так, в полной теперь темноте, молча глядя друг на друга. Потом я крепче прижала к себе Бонуса и пошла домой.