Читать книгу Аю-Даг - Наталья Струтинская - Страница 7

Мы просидели около часа, поглощенные эйфорией долгожданной встречи, когда солнце стало припекать, и Вася предложил прокатиться на катере. Искушенная тихой рябью и прелестью моря, я с радостью согласилась. Никогда прежде я не каталась на катере, которым управлял мой друг. Подобрав подол сарафана, я, с помощью сильных Васиных рук, забралась на борт и опустилась на деревянную лавку. Вася завел мотор, и катер, слегка покачиваясь, двинулся в синеву.

Мы удалялись от берега. Нос катера рассекал мягкие волны, соленые брызги щекотали коленки. Запах свежего бриза ударил в лицо, каштановые волосы трепал ветер. Я сняла шляпу.

Катер набирал скорость, и вот мы уже неслись вперед по синей глади воды. Солнце весело играло в переливах волн, а небо, казалось, отражает мягкую голубизну моря. Линия горизонта постепенно сливалась с морской гладью, так что мы неслись вдаль по бескрайней атмосфере. Я опустила руку за борт, и мои пальцы коснулись воды. Теплая, она свежей волной проникла в самые сокровенные уголки души, словно очищая ее от обременяющих оков мыслей.

Какое яркое чувство свободы! Как весело брызгает вода! Как весело, как игриво!

Василий твердой рукой держал штурвал. Как, верно, счастлив он, имея такую возможность – в любой момент оторваться от земли и лететь навстречу горизонту! Навстречу безлюдному, самобытному горизонту!

Катер то взлетал, то опускался на волнах, белая пенная дорожка оставалась позади. Берег удалялся, теряя отдельные отвесные выступы и превращаясь в общий каменный склон. Мы словно навсегда покидали землю. Таким беззащитным выглядел берег, таким великим казалось море! Медведь2, склонивший свою могучую голову в бездонные воды моря, смотрел нам вслед, – грузное, могучее тело великана.

Легенда гласит, что давным-давно в этих некогда безлюдных местах жила девочка среди свирепых, огромных медведей. Девочка выросла и превратилась в прекрасную девушку с чарующим голосом. Ее пение восхищало медведей, и они полюбили ее. И вот однажды девушка заметила среди обломков скал разбитую лодку, а на дне ее – обессиленного юношу. Она перетащила его в свой домик, в который медведи никогда не заглядывали. Благодаря нежной заботе девушки юноша скоро поправился и позвал ее с собой. Вскоре влюбленные покинули берег. Когда паруса их поймали попутный ветер, земля задрожала, и волны захлестнули лодку – медведи обнаружили пропажу. Они опустили свои могучие пасти в море и стали с силой втягивать в себя воду. И тут девушка запела. Ее божественная песнь донеслась до берега, и медведи подняли свои головы от воды. Один вожак, глубже погрузив морду в море, продолжал пить. Сломленный горем, он застыл, печально вглядываясь туда, где скрылся парус любимой. Его могучее тело окаменело, бока превратились в отвесные скалы, а густая шерсть – в дремучий лес. И сейчас древнее чудовище с грустью провожало нас одиноким, бесстрастным взглядом…

Я неслась от берега как когда-то уплывала та девушка. Я словно спасалась от чуждого мне мира великанов и могучих тел. Я спасалась. Подумав об этом, я взглянула на Василия. Он твердо стоял на ногах, ветер ласкал его крепкое тело, солнце лоснилось на загорелых плечах.

И все же, как странно видеть его таким. Быть может, я тоже так изменилась. Я всегда чувствовала себя слишком неокрепшей, слишком маленькой. Сейчас, находясь с ним так далеко от берега, я была защищена и свободна. Свобода давалась мне сейчас природой, свобода естественная. А защиту мне обеспечивало уединение. Я бессознательно воспринимала Васю как часть себя, я была полноценна и защищена. В эту секунду я была в высшей степени счастлива. Мне казалось, что все, что происходило там, на берегу, было не со мной, это была не я. Мои переживания и страхи, люди, мысли – они нереальны. Я здесь, сейчас. Я, Маша Корчагина, сильная, здоровая, полная жизни. Я не имею страхов, я живу, как должен жить человек – свободно и независимо. Мой долг – жить. Жизнь дана Богом, я ощущаю ее полноту, высшую точку ее бытия. Все вокруг меня возвышенно. Благодатный восторг заполняет сердце, душа вдохновенна силой природы, силой Бога.

Как чудесно, необыкновенно жить! Какое чудо сама жизнь!

Василий вел спасательный штурвал, направляя лодку против золотого солнечного диска. Небо розовело, – нежно-голубое, оно уже было подернуто золотистой дымкой. Как быстро здесь приближаются сумерки. Как быстро жадные горы поглощают солнце! Как мало часов дано нам на жизнь. Ночь забирает тело, не давая душе в полной мере насладиться жизнью. Как прав был Лоуренс, утверждавший, что тело – оковы для души!

Вася заглушил мотор. Катер еще отнесло течением, и он остановился, мерно покачиваясь. Вася отошел от руля и сел рядом со мной.

– Это мое любимое место. Звучит банально, правда?

– Нет… Совсем нет! – восхищенно воскликнула я. – Здесь очень красиво.

Берег, подернутый золотой дымкой, поднимался вверх, словно крепость для всей скрывающейся за ним земли. Отсюда виднелись маленькие, теряющиеся в пышной зелени крыши домов. Казалось, городок окружен диким, непроходимым лесом, – а там, далеко впереди, виднелись скалы.

Я никогда еще не уплывала так далеко от берега.

Зрелище настолько захватывало воображение, что несколько минут мы просидели в тишине.

– Ты, наверное, уже успела отвыкнуть от здешних мест, – усмехнулся Вася.

– Когда я в городе, мне кажется нереальным, что есть такой покой и тишина, как здесь, – но когда я здесь, я не могу представить, что есть город.

Лодка покачивалась, усыпляюще действуя на сознание. Как хорошо сидеть здесь, рядом с ним, и смотреть на угасающий городок.

– Я иногда вам даже завидую, – я взглянула на Васю. – Здесь так хорошо, что когда я возвращаюсь домой, я задыхаюсь. Воздух кажется мне настолько пыльным, что нечем дышать.

– Здесь не так весело, как там у тебя, – повел плечом Вася. – Некуда пойти, не на что смотреть.

– Да у тебя здесь лучший театр на свете! – воскликнула я, указав на отражающиеся от скал лучи заходящего солнца.

– К нему быстро привыкаешь.

– И ты променял бы это место на жизнь в мегаполисе?

– Ни за что на свете! – улыбнулся Вася.

– А Коля с Димой? Они здесь?

– Коля тоже недавно приехал на каникулы. Они с Димой уехали утром в Симферополь, скорее всего сегодня ты их не увидишь.

– Бабушка сказала, что часто встречает вас, – хитро подмигнула я.

– Да, мы целыми днями слоняемся по городу… – с серьезным видом протянул Вася и, прочитав на моем лице недоверие, улыбнулся: – Я иногда захожу к ним. У Петра Матвеевича много работы. Огород отнимает много времени, к тому же у него пчелы, а это тяжелый труд. А в основном я в море или у причала. Сейчас горячий сезон и работы хоть отбавляй. Ведь наш катер теперь относится к компании, занимающейся экскурсионными перевозками, так что я уезжаю утром, а возвращаюсь поздно вечером. Но, слава богу, у меня есть напарник, и мы работаем по сменам. Валентина Александровна сказала, что ты приезжаешь первого, и я попросил его заменить меня на пару дней, – и добавил, театрально подмигнув: – Сейчас ты мой VIP-турист.

– Звучит многообещающе.

Я посмотрела на Василия.

Степенный, сильный.

Мужчина.

Сердце вдруг отчаянно забилось. Я вдруг поняла, что Вася взрослый. Совсем взрослый.

Я неожиданно показалась себе слишком маленькой и незначительной рядом с ним. Мое бледное тело было как будто не к месту рядом с его, пышущим здоровьем и силой.

Мне не хватало Василия, словно тонущему не хватает кислорода. Я всегда рассказывала ему все, что происходило со мной в Петербурге, делилась сомнениями и переживаниями. Мне необходимо было поделиться с кем-то своими мыслями. С кем-то, кто не пустится в нравоучения, не начнет читать лекцию по психологии жизни и социальной адаптации, а просто выслушает и поймет. А он понимал. Он со всей серьезностью выслушивал мои изречения и тихим, шуршащим телефонным голосом говорил то, что я хотела услышать – все непременно будет хорошо и именно так, как нужно.

С Колей и Митей мне было весело, они развлекали меня, но мне было неловко рассказывать им то, что касалось моей души. Что-то подсказывало мне – они не поймут.

Я с родителями много путешествовала. Средства позволяли нам часто летать во Францию, Германию, Великобританию, отдыхать на лазурных берегах Италии и Греции. Мне нравилась суматоха сборов и предвкушение эмоций. Моя фотографическая память нуждалась в новых образах, и родители потакали моему желанию.

Мальчики жили намного скромнее меня. Однажды, рассказывая им о своих путешествиях, я уловила в их взгляде что-то, что остановило меня. Тогда я впервые задумалась над поговоркой «друг познается не столько в беде, сколько в радости». В глазах же Василия я видела неподдельный интерес, – он задавал мне встречные вопросы, расспрашивал о каждой мелочи, вплоть до температуры воды в Средиземном море и о бананах на Бали.

Однажды я привезла ему небольшой сувенир из Рима – фотографическое изображение Колизея. Он сказал тогда, что повесит его над своим столом и, каждый раз глядя на него, будет вспоминать меня.

– Ты по телефону сказала, что расскажешь при встрече о своей поездке в Вену, – улыбнулся он, перехватив мой взгляд. – Когда ты ездила? Весной?

– Точно, – выдохнула я, – совсем забыла! В мае. Мне безумно понравилось!

– Вы ездили втроем?

– Нет, только с мамой. Папа тогда в Копенгаген летал. Это было восхитительно! Знаешь, в самом центре города есть площадь Штефансплац. На ней находится собор Святого Стефана. Он безумно красивый! Выполнен в готическом стиле. Маме он показался слишком мрачным, а по мне, так это только добавляет ему загадочности. Когда мы пришли, там как раз проходила служба.

– Играл орган?

– Да! Знаешь, это было чудесно! Еще мы спускались в пещеру, в которой находится подземное озеро Зеегротте.

– Это то самое озеро с подсветкой?

– Именно! Вода там голубая-голубая! Это… сложно описать словами!

– А в Венской опере была?

Мы долго сидели, мерно покачиваясь на волнах. Я говорила о Венской опере с ее золотыми залами, о дворце Лихтенштейн, о венских сосисках и шоколадных вафлях, о засахаренных лепестках фиалок и рычащем динозавре в Историческом музее. Вася с легкой, как будто снисходительной улыбкой внимательно слушал меня, задавая наводящие вопросы и восхищаясь моей памятью на названия мест.

Я много говорила, но слова были как будто не к месту. Я хотела говорить, и в то же время у меня возникло чувство, что я говорю все не то. Вася слушал, и в глубине души я знала, что значение моих слов не столь важно для него. Он слушал голос – мой голос, – я видела его глаза, жадно устремленные на меня. Все его тело будто впитывало в себя одно мое присутствие. Временами мне становилось неловко под его внимательным, новым, незнакомым взглядом, мысли сами по себе тонули в черных, теплых глазах, и я теряла нить рассказа. Василий, не замечая моего смущения, задавал наводящие вопросы, и я продолжала болтать.

Я на время отвлеклась, чтобы отыскать свою улетевшую в другой конец катера шляпу, когда вдруг почувствовала, что от солнца у меня уже горят плечи. Вася завел мотор, и мы направились в сторону соседнего поселка. Катер рассекал волны, оставляя позади белый пенистый след. Ветер приятно охладил кожу. Вдалеке показались скалы Адалары – два близнеца, отколовшиеся от большой земли. Я сидела на деревянной лавке, придерживая рукой шляпку. Прозрачные, соленые брызги разлетались в разные стороны. Справа от нас вверх уходил небольшой поселок с его лазурными бухтами.

В такие моменты сложно разобраться в своих чувствах, ощущения целиком захватывают разум, и бесконечное детское счастье разрывает сердце. Меня переполнял восторг. Я смеялась, а Василий смеялся мне в ответ. Смеялись брызги, смеялся ветер, смеялась сама жизнь.

Солнце уже заметно опустилось к склонам гор. Быстро приближались сумерки. Вода шуршала, лаская белоснежный борт катера. Южная ночь прекрасной волной набегала на сознание, заставляя сердце усмирить свое живое биение. Все вокруг постепенно угасало. Море словно засыпало, убаюканное собственным непокорным смирением. Чайки кружили вокруг скал, эхом оповещая приближение ночи.

Солнце быстро скрывалось за спиной Аю-Дага. Море чернело. Пора было возвращаться к берегу. Вася развернул катер, и мы направились к горбатому гиганту. Очертания спины Аю-Дага темной линией изгибались на золотом небе. Душная прохлада била в лицо, заставляя часто моргать. Я поежилась. С моря подула волна холодного воздуха, разбавляющего душные потоки.

Вечером я долго не могла уснуть. Стрекотание за окном было единственным звуком, заполнявшим дом. Ночная тишина поглощала слух. Вечер был необычайно темный и безлунный. Сердце продолжало учащенно биться. В груди что-то трепетно заныло.

Вася проводил меня до дома. Оставив катер у городского причала, мы пошли через оживленную часть города. С наступлением сумерек на улицах загорались своим неверным желтым светом круглые фонари. Вася надел майку, а на мои плечи набросил свой тонкий пуловер. Все затихало, – казалось, даже люди говорили шепотом. Стрекотание кузнечиков стало невыносимо громким, когда мы вышли на зеленую улицу, где стоял дедушкин дом. Я запыхалась, поднимаясь по крутому склону, – Вася же шагал бодрым шагом. Я сняла с плеч Васин пуловер, и моей кожи коснулась прохлада.

В сумерках Вася казался намного больше, чем был при свете дня. Темной фигурой он вырисовывался на фоне горы, лицо его стало совсем черным, и лишь белки глаз выделялись на нем. Прощаясь, он поцеловал меня в щеку. Никогда прежде мы не находились на столь близком расстоянии, и странно было ощутить прикосновение чужих губ на своей щеке. Шершавых мужских губ.

Я лежала в непроглядной темноте. Закрывая глаза, я видела множество сменяющихся картинок, одна за другой рисовавшихся моим воображением. Яркие вспышки мелькали на сомкнутых веках, а открывая глаза, я видела оставленные ими темные очертания. Предыдущий вечер и прошедший день принесли мне множество волнующих эмоций, и если вчера усталость, привнесенная дорогой, погрузила меня в глубокий сон, как только голова моя коснулась подушки, то сегодня мое растревоженное воображение не давало мне покоя. Я видела солнце, блеск воды, Васину спину с играющими мышцами на руках, видела его улыбку, я видела его губы. Я закрыла глаза, темнота закружилась вокруг меня, легкая волна засасывала меня в темный водоворот, а вдалеке тоскливо смотрел мне вслед скалистый медведь…