Читать книгу Аю-Даг - Наталья Струтинская - Страница 23

На городском причале покачивался на волнах белоснежный теплоход «Жемчужина». В воде, гладкой, словно зеркало, отражались огни ярко освещенной пристани. Темная, тихонько шурша, вода облизывала берег.

Было пятнадцатое июля – день рождения Вадима, и по этому случаю был арендован теплоход, а точнее сказать, был пришвартован теплоход, пригнанный сюда близким другом Вадима, который так же был приглашен.

Приглашены, собственно, были все. Как я говорила ранее, Вадима знал весь город, и, несмотря на то что одна половина его осуждала, а другая – воздыхала, все были счастливы весело провести время в его компании.

Когда я появилась на причале в своем ярко-изумрудном летнем платье с обнаженной спиной, из шумной толпы молодежи, что образовалась у мостика, ко мне вышел Вадим. Темно-синяя рубашка его оттеняла красивое загорелое лицо.

– С днем рождения, – сказала я и поцеловала его в щеку, вручив ему маленький презент – кожаный ремень, на пряжке которого была выгравирована змея с изумрудным глазом – подарок какого-то папиного коллеги, врученный ему при открытии выставки недвижимости, и осмотрительно привезенный нами сюда. Приглашение на празднование дня рождения Вадима было неожиданностью для меня.

– Не стоило, – прошептал Вадим, восхищенно улыбаясь.

– У меня было не так много времени обдумать подарок, – в ответ улыбнулась я.

– Лучший мой подарок сегодня – это ты, – сказал он и, свернув ремень обратно в коробку, он добавил, окинув взглядом мое платье: – Он теперь будет напоминать мне о тебе.

Это было первое наше совместное появление на публике, поэтому многие, особенно девушки, оборачивались и с интересом рассматривали меня. Вадим, ни секунды не колеблясь, взял меня за руку и повел сквозь толпу к теплоходу.

На открытой просторной палубе были подвешены шарообразные фонари, которые создавали приглушенный свет, тихо играла музыка. В ресторане уже были накрыты столы с закусками. Вадима кто-то окликнул, и, оставив меня в ресторане, он ушел.

Несколько официантов еще разносили на широких подносах шампанское. Для меня было в некоторой степени неожиданностью такое грандиозное празднество. Семья Вадима не отличалась богатством, но его коммуникабельность и умение привлекать людей окружали его людьми совершенно разными. Так, у него было много приятелей в разных сферах услуг, и многие местные развлечения были доступны ему совершенно бесплатно.

Столы пестрили различными рулетиками из баклажанов с орехами, икры и рыбы, хачапури, треугольничками, запеченными тарталетками, корзинками с разнообразными начинками и канапе. В широких плетеных корзинках лежали фрукты. Вадим с минимальными затратами создал вокруг себя атмосферу уютного достатка. Стол был подобен тем столам, которые я привыкла видеть в Санкт-Петербурге, за исключением отсутствия золотых пирамид из пенящегося шампанского, шоколадных фонтанов и явного присутствия винных бокалов под российским полусладким.

Перед выходом я долго думала, что мне надеть. Вадим сказал, что праздник намечается с размахом, но что он подразумевал под словом «размах», я не знала. Честно признаться, я не знала, к чему готовиться – к местной молодежной тусовке с пивом, сигаретами и шашлычком, или же будет что-то более утонченное. И я выбрала оптимальный вариант – короткое, легкое изумрудное платье с глубоким вырезом на спине и телесного цвета балетки. Каштановые пышные волосы я распустила, и они волной лежали на моих худеньких плечах.

Я вышла на палубу, с которой доносилась музыка. Палуба постепенно наполнялась людьми, среди которых я сразу разглядела Никиту, который разговаривал с какими-то незнакомыми мне двумя девушками, и Лену, так же, как и я, оглядывающуюся по сторонам в поиске знакомых лиц. На ней было симпатичное короткое малиновое платье свободного кроя, подпоясанное тонким коричневым ремешком. Ее длинные прямые волосы блестели в свете огней. Я направилась к Лене, когда перед моим взором неожиданно возникла Виктория.

На ней было облегающее голубое трикотажное платье, которое как нельзя лучше гармонировало с ее светлыми волосами. Маленькая, худая, она словно кукла смотрелась на общем фоне молодежи.

– Так вы вместе? – воскликнула она, целуя меня в щеку как старую подругу. – А ты, тихоня, молчала!

– Говорить, собственно, не о чем, – озадаченно протянула я. – Мы просто хорошо общаемся…

С Викторией за это время мы несколько раз пересекались в городе. При виде меня ее тонкое лицо озарялось самой милой из ее улыбок, сразу располагающей к себе.

Первое впечатление о ней оказалось не ошибочным, – это была холодная, неприступная девушка. Но она чудесным образом перевоплощалась, становясь открытой и дружелюбной для тех, кому симпатизировала. Но рамки своей открытости она определяла сама. Она могла с легкостью расспрашивать о тебе, но о себе рассказывала с неохотой, отвечая односложно и взвешивая каждое слово. Ее отношения с Вадимом оставались для меня загадкой. Можно ли сохранить дружбу с человеком, которого в прошлом любил?

– Ну, ладно, – подмигнула мне Виктория. – Только приглядывай внимательней за своим платьем, иначе его случайно могут облить шампанским.

– Я не знала, что Вадим так популярен, – улыбнулась я, зная, что соврала.

– Еще бы, – сказала Виктория, доставая из маленькой сумочки пудреницу. – Я буду рядом, можешь на меня положиться. Мы раздвинем эту шелупонь, – и, заметив приближающуюся к нам Лену, она добавила: – А вот и главная из них.

– Привет, – улыбнулась нам Лена и, обводя взглядом громко разговаривающую молодежь, сказала: – Я не знала, что будет так много людей.

– Детка, – снисходительно улыбнулась Виктория, – это Вадим. Мне кажется, пора бы уже знать, чего ждать от него.

– Разве Вадим из тех людей, от которых можно чего-то ожидать? – удивленно посмотрела на Викторию Лена.

– Полегче с высказываниями, – предупредительно вскинула руку Виктория, покосившись на меня, – ты можешь кого-то случайно обидеть.

Лена перевела взгляд с Виктории на меня.

– Вы уже с ним подружились? – спросила она.

Я смутилась, не зная, что Лена подразумевала под словом «подружились».

– Да… – протянула я, – мы хорошо общаемся в последнее время.

– И Вася не против? – неожиданно спросила она.

– А должен? – задала ответный вопрос я.

– Мне казалось… – протянула Лена, но осеклась. – Впрочем, не важно. – И, поведя плечами, она добавила: – К Вадиму нужно привыкнуть, а так он бывает вполне сносным.

Музыка становилась громче, заглушая разговор. Я почувствовала, как под ногами заработал двигатель, и теплоход стал удаляться от берега.

Лена бросила косой взгляд на Викторию и обратилась ко мне:

– Тебе, наверное, не привыкать находиться в такой обстановке.

– В каком смысле? – не поняла я.

– Ты богатая, – просто пожала плечами Лена. – В Питере обычное дело – подобные празднества. Слишком грандиозно для такого города, как наш.

И Лена, окинув нас взглядом, направилась к ресторану.

Я растерялась. Подобный выпад был для меня неожиданностью со стороны Лены. Я двинулась за ней.

– Оставь, – сказала мне вслед Виктория.

– Лена, – окликнула я ее, – что-то случилось?

– Пока нет, – покачала головой Лена, и в ее глазах я увидела холод.

– Я чего-то не знаю? – развела я руками.

– Да, наверное. – Лена подняла на меня глаза. – Ты не знаешь себя.

– Что это значит?

Взгляд Лены потеплел.

– Не бери в голову, Маша. Я знаю, Виктория меня не переносит. Мне бы не хотелось, чтобы так же думала и ты.

– Я и не думаю…

– Я не знаю, как ты умудрилась попасть в эту компанию, и какие отношения у тебя с Вадимом, но все это он устроил ради тебя.

– Не-е-ет, – махнула я рукой, – ты ошибаешься…

– Он никогда не устраивал раньше подобного, – перебила меня Лена. – Теплоход, шампанское… – Лена усмехнулась. – Коньяк и полиция – вот его атрибуты. – Лена покачала головой и коснулась моей руки. – Ты слишком высокий уровень для него.

– А кто его уровень? – я сузила глаза. – Ты?

– Если бы я не знала Васю, я бы подумала, что ты такая же, как они.

Вася, Вася, Вася…

Снова имя Василия преследовало меня.

– Вася не имеет никакого отношения ко мне, – раздраженно сказала я. – И если ты так хорошо успела узнать его, то это еще не значит, что с таким же успехом ты так же легко можешь судить обо мне.

Взгляд Лены упал за мою спину.

– Он не мог так ошибиться, – сказала она и зашла в ресторан.

– Что она сказала тебе? – спросила подошедшая Виктория.

– Что я такая же, как вы, – пожала плечами я и улыбнулась.

– Ведь это чудесно, – ответила мне Виктория, и мы направились на середину палубы, где стоял Вадим, окруженный друзьями.

Теплоход медленно плыл вдоль берега. Слева нас окружало сплошное черное полотно моря, а справа миллиардами огней светилось побережье. Казалось, огни ютились у самой кромки воды, а выше, над ними, темнели горы.

Теплоход был наполнен громкой музыкой, звоном бокалов, смехом и гулом голосов. Вадим что-то оживленно рассказывал небольшой группе молодых людей, когда мы с Викторией подошли к нему. Заметив нас, Вадим прервал свой рассказ и взглянул на меня. И сердце мое пропустило удар, – что-то во мне не давало публично признать, что мы нравимся друг другу.

Слова Лены о том, что Вадим устроил эту вечеринку на теплоходе только для того, чтобы быть ближе к тому уровню благосостояния, в котором находилась я, окончательно расположили меня к нему. Человек этот пытался наладить свою жизнь, выстроить ее в верном направлении, и все благодаря мне, думала я. Я чувствовала, что я нужна ему, он всеми своими действиями давал понять мою значимость для него, и я всем существом своим принимала эти действия.

– Маша, – сказал Вадим, протягивая ко мне руки, – ты еще не со всеми знакома, – он указал на невысокого парня лет двадцати, крепкого телосложения, с зализанными назад длинными темными волосами: – Это Кардонов Саша, – он похлопал его по спине.

– Дон Кардон, – рассмеялся стоявший здесь же Митя.

– Город засыпа-ает, – протянул Никита, – просыпается мафия, а, Санёк?

– Не слушай их, – махнул рукой черноволосый парень, обращаясь ко мне, – они чокнутые!

– Это кто чокнутый? – воскликнул Никита. – Это я чокнутый?!

И Никита, шутя, сложил руки в кулаки и помахал ими перед носом Саши, будто вызывая его на боксерский бой.

– Почему – дон? – тоже рассмеялась я.

– А видишь, какая у нас модная прическа? – Никита потрогал зализанный висок Саши.

– Эй-ей, – возмущенно воскликнул темноволосый парень, отталкивая руку Никиты.

– И эти кретины – мои друзья, – смеясь, сказал Вадим и, захватив рукой Никиту за шею, прижал его к груди.

Все рассмеялись. Вадим отпустил Никиту и подошел ко мне.

– Тебе здесь нравится? – тихо спросил он, обнимая меня за талию.

– Да, – улыбнулась я и невольно отстранилась.

Заметив его удивленный взгляд, я взяла его за руку и потянула за собой:

– Идем.

Миновав шумную толпу танцующих, мы прошли вдоль ресторана и оказались на носу теплохода. Теплоход двигался на малой скорости, однако с моря здесь дул сильный ветер.

Я хотела быть с Вадимом наедине. Внимание, проявляемое им по отношению ко мне в присутствии стольких людей, пугало меня. Я хотела и не хотела видеть его рядом с собой одновременно.

В ту незапамятную ночь я приняла окончательное решение бросить всякие попытки влюбить в себя Василия и, покорившись настойчивому вниманию Вадима, окунуться в водоворот легкой влюбленности в него. И теперь, здесь, в присутствии стольких людей, принятое мною решение таяло.

Будучи с ним наедине, я хотела удостовериться в правильности толкования своих чувств, – ну и, конечно, еще раз увидеть эти голубые глаза, с такой теплотой смотревшие на меня.

Я подошла к поручню, за которым плескались черные волны, разбиваясь о нос корабля, и посмотрела вниз. Не больше чем на метр вокруг теплохода море было покрыто золотом льющегося с судна света, а дальше простиралась непроглядная тьма.

– Звезд совсем не видно, – вздохнула я.

– Потому что ты затмеваешь их своим светом, – сказал Вадим, подходя вплотную ко мне.

Я почувствовала на своей талии его руку и невольно вздрогнула.

– Вадим… – улыбнулась я и обернулась к нему.

И снова взгляд, полный решимости, поглотил меня.

– По-моему, сейчас самое время… – прошептал он.

«Самое время разрушить ту преграду, что пугает и отделяет меня от тебя», – подумала я.

Я чувствовала его дыхание на своем лице, я чувствовала силу, с которой он держал меня, я чувствовала его запах, пряно-сладкий, слишком сладкий… И внезапно я обнаружила напряжение в своих руках. Я сама не заметила, как мои руки удерживали его.

Вадим взял мои руки в свои и опустил их.

– Маша, я не понимаю, что происходит, – сказал он и, отстранившись от меня, прислонился к поручню.

– В каком смысле? – спросила я, сделав вид, что не поняла его.

– Ты ставишь меня в тупик, – развел он руками. – Я не знаю, как относиться к тебе – как к другу или как к девушке.

– Мне казалось, ты уже сделал выбор.

– Значит, выбор не сделала ты.

– О чем ты? – удивилась я.

– Ты избегаешь меня в присутствии моих друзей, – усмехнулся Вадим, – ты избегаешь моих прикосновений.

– Нет! – воскликнула я. – Это не так.

– Тогда в чем проблема? Я противен тебе?

Я покачала головой и взглянула на него:

– Нет.

– Значит, ты никогда не целовалась?

– Не-ет, – соврала я.

– Тогда в чем причина? В нем?

Я вздрогнула, словно меня ударили.

– В ком?

– В Васе.

Мне почему-то стало неприятно слышать имя Василия из уст Вадима, словно это каким-то образом обижало его.

– Почему мне все сегодня говорят о Васе? – раздраженно воскликнула я, отталкиваясь от поручня. – Он не имеет никакого отношения ко мне!

– А кто еще тебе говорил про него? – спросил Вадим.

– Это не важно, – махнула рукой я и, заглянув в его глаза, я сказала: – Вадим, нас с Васей связывает старая детская дружба и больше ничего. Ничего, слышишь?

– Однако ты любишь его?

– Нет, я его не люблю… Не люблю так, как ты думаешь.

– Ты боишься, что он увидит нас?

– А он здесь?

– Да.

Вадим скрестил руки на груди и глубоко вздохнул, глядя в море. Я подошла к нему и положила свои руки поверх его. Мне вдруг показалось, что Вадим обернется сейчас, и в глазах его больше не будет прежней теплоты.

– Посмотри на меня, – тихо попросила я.

Он обернул ко мне свое лицо. В глазах его отражались фонари теплохода.

– Что ты делаешь со мной? – проговорил он, глядя мне в глаза.

Я покачала головой. Мне нечего было сказать ему.

– Ты не сможешь сохранить отношения с нами обоими, – Вадим оттолкнулся от поручня. – Когда решишь для себя, что тебе действительно нужно, дай знать.

И он направился обратно к корме теплохода.

Что мне действительно было нужно? Я повернулась обратно к морю, и ветер ударил мне в лицо.

Я хотела любить и хотела поглощать эту любовь, питаться ею, дышать ею. Душа моя требовала скорее платонической любви, нежели тело – прикосновений.

И снова имя Василия. Мне хотелось уничтожить его из своей памяти, мне хотелось развязать тот прочный колос, что связал наши имена. Люди воспринимали нас как единое целое. Но мы не были единым, думала я, он не принадлежал мне, как и я не принадлежала ему. Я хотела быть любимой, но он не давал мне. Он, он, он…

Нужно было стереть это убеждение. Я была я, и имя Василия, которому я была, собственно, не нужна, преграждало мне путь к счастью.

Он был где-то здесь, подумала я, он пришел, несмотря на свою неприязнь к Вадиму. Какое лицемерие!

Откинув волосы назад, я решительным шагом направилась в ту часть теплохода, где как раз заиграла медленная музыка, и все, разбившись по парам, начали танцевать. Я поискала глазами Вадима и, обнаружив его рядом с Викторией, подошла к нему и, не взглянув на нее, вывела Вадима на середину палубы.

Из колонок лилась медленная мелодия Кенни Джи, и звуки саксофона заполняли пространство, переливаясь в свете фонарей.

Обвив шею Вадима руками, я заглянула в его зелено-голубые глаза и увидела в них немой восторг. Наклонив голову, он коснулся щекой моей щеки, а руки его обвили мою талию. Он крепко прижал меня к себе.

Могла ли я в тот момент сделать иной выбор? Нет. Когда человека отталкивают с одной стороны и притягивают с другой, какую сторону выберет человек? На мой взгляд, выбор очевиден.

Я призналась себе, что влюблена. Влюбленность была легкой, воздушной, почти невесомой. Я не думала о будущем, я не думала о том, что нас ждет через день, через неделю. Был этот вечер, этот теплоход, был этот человек, который нуждался во мне, и детские грезы мои вытеснили все страхи и сомнения.

Звуки саксофона поглотили меня. Обволакивая каждую клетку моего тела, они словно впитывали в себя все существо мое и потом, подгоняемые ветром, устремлялись ввысь, туда, где тонкой неровной дымкой белела переливчатая дорога Млечного Пути. И казалось, что я танцую уже вовсе не на палубе, что под ногами у меня невесомость, а вокруг меня окружает вечный простор.

Взгляд мой, затуманенный мечтами, блуждал по толпе, пока вдруг не споткнулся обо что-то.

Я увидела Василия, танцующего в стороне вместе с Викторией. Василий сжимал в своих объятиях маленькое, тонкое тело, светлая головка касалась его щеки, а губы в улыбке что-то шептали. Он не смотрел на меня, но не заметить нас было невозможно. И тогда, дабы доказать Вадиму, себе, Василию, всему миру свое решение и навсегда разрубить узел, связывающий меня с его именем, я коснулась губами губ Вадима.

Это было лишь прикосновение – теплое, чужое. Как только мои губы нашли его, я сразу же отстранилась. Мне казалось, весь мир смотрит на нас в эту минуту. Я подняла глаза, и его, страстные, глубокие, синие, встретили мои. Они выжидательно смотрели на меня, руки его крепче прижимали меня к себе; одна медленно поднялась вверх и коснулась моей обнаженной спины. Прикосновение это, словно электрический ток, поразило меня. Он нагнулся ко мне, но я отвела голову в сторону и прижалась к его щеке.

Для первого раза достаточно, подумала я. Слишком большую роль отводят поцелуям. Чувство полета испарилось, и я чувствовала себя так, словно я обнаженная стою перед публикой.

И снова я увидела Василия. Прижимая к себе Викторию, он улыбался, и лицо его радостно светилось, но темные глаза, не отрываясь, смотрели на меня.

«Пусть знает», – подумала я, а в душу прокралась горечь сожаления.

Кенни Джи сменил клуб-денс. Тело мое полностью отдалось ритму, вверяя ему каждое свое движение. Танец поглотил меня, позволив невольно уйти от тех мыслей, что отчаянно стремились затопить сознание, и тех прикосновений, которых невольно избегало все мое существо.

Я чувствовала на себе взгляды; взгляды эти выражали восхищение со стороны мужской половины, и зависть – со стороны женской, – одинаково льстивые, питающие мое самолюбие. Я была поглощена собой, музыкой, светом, – я была поглощена тем, что пьянило меня сильнее любого шампанского.

Почувствовав в теле усталость и жар, я направилась к носу теплохода, где музыка была тише, а ветер освежал разгоряченное тело. Я захватила с собой палантин.

Черные зрачки моря, покрытые звездной сверкающей радужкой, встретили меня. Когда успели зажечься эти звезды, еще час назад скрытые от глаз? Миллиарды созвездий картой расчертили небо, изображая на черном полотне материки и океаны далеких планет и миров, наполненных тайной познания, истиной, противоречием и мечтами. Небо, днем скрытое за ослепляющим взор светом, ночью открывало свое истинное лицо, перед которым вся суета дня и земные желания исчезают, оголяя подлинное человеческое одиночество.

Я обернулась. Василий, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, наблюдал за мной. Подойдя ближе вальяжной походкой, облокотившись на металлический поручень и заглянув в мои глаза, он продолжил:

Заглянув в его темные глаза, я произнесла:

– Я не ожидала встретить тебя здесь.

Василий повернулся к морю, глядя туда, куда минуту назад всматривалась я.

– Я не мог упустить случай увидеть Вадима в новом амплуа, – и, вздохнув, он окинул взглядом небо и протянул: – Будто кто-то прибил к небу гвоздями черное полотно.

– Кто-то видит на небе гвозди, а кто-то – целые миры, – пожала плечами я. – А насчет Вадима… Боюсь, тебя ждет разочарование.

– Разочарование никого не ждет. Это всего лишь осадок слишком больших надежд.

– Все это смахивает на лицемерие.

Василий усмехнулся.

– Ты же знаешь, лицемерие и я – вещи несовместимые.

– Тогда как объяснить твое присутствие на его празднике?

– А я пришел вовсе не к нему… – вскинул брови Василий.

Речь его была какой-то слишком веселой, мягкой и склонной к философии, так что меня неожиданно осенила мысль.

– Ты пьян? – воскликнула я.

Василий взглянул на меня и улыбнулся. А потом оттолкнулся от поручня и воздел руки к небу. Рубашку его раздувал ветер.

– Если я и пьян, то только жизнью! – Василий крепко сжал поручень, так что костяшки на его пальцах побелели. – Дыши, Маруся, дыши! Чувствуй этот воздух! Он дик, как этот берег, и свободен, как эта водная пустыня! Он свободен, в отличие от людей.

– Все в твоих руках, – пожала плечами я.

– К сожалению, миссия рук такова, что они способны претворять в жизнь лишь сигналы мозга. Им не подвластны сигналы наших сердец.

– Разве сигналы наших сердец не подают импульс мозгу, чтобы руки наши претворяли в жизнь сигналы сердца?

– Все это так. Но есть чудовищная сила под названием «обстоятельства».

Я покачала головой.

– Человек свободен в своих действиях. Слово «обстоятельство» мне напоминает слово «отговорка», – я подмигнула Василию. – Как думаешь, может, они синонимы?

– Я думаю, есть такое обстоятельство, как долг, – после минутного молчания, сказал Василий. – Оно является синонимом тому, что делает человека человеком – чести.

– Долг? – переспросила я. – Если ты и должен кому-то, то только своим родителям. Но долг этот невозможно покрыть.

– Покрыть невозможно. Но лучшее, что мы можем для них сделать – подарить им достойную старость. И, к сожалению, люди упростили этот мир до того, что для осуществления любого, пусть даже самого ничтожного замысла, нужна обыкновенная маленькая бумажка – деньги.

– Упростили? По-моему, деньги – довольно серьезная вещь.

Василий покачал головой.

– Жизнь – великий дар; мечты, чувства, порожденные удивительными биохимическими процессами в нашей голове, люди заключили в прочную бумажную клетку – деньги. Клетка эта превращает людей в зверей, пробуждая в них самые дурные качества. Но ты не можешь существовать без этой клетки, потому что клетка эта, словно птиц в инкубаторе, кормит нас. – Василий замолчал, глубоко вдыхая свежий воздух и серьезно глядя в темноту. – Но долг человека не только в этом, – сказал он. – Долг каждого человека – найти свое место в этом мире.

Василий вскинул голову к звездам.

– Мне всегда казалось, что все уже известно заранее, – тихо сказала я, – и каждому человеку уготована своя судьба. Мир слишком сложно устроен, чтобы человек жил в нем сам по себе.

– А не выбирает ли человек сам свою судьбу, принимая предоставляемые ему жизнью возможности или же отказываясь от них? – спросил Василий и посмотрел на меня.

Было в его взгляде что-то, от чего мне вдруг стало жаль его. Какая-то тоска, мучавшая его.

«Почему ты говоришь обо всем этом сейчас?» – подумала я, и, словно прочитав этот вопрос в моих глазах, он ответил, будто мысль была высказана вслух:

– Все это вздор, – махнул он рукой, – не слушай меня. Ты счастлива, а я действительно немного пьян, и потому мы можем не понимать друг друга. Все это вздор, – повторил он. – Здесь холодно. Было бы лучше уйти отсюда. Почему ты здесь одна? Почему не нежишься в лучах внимания?

Я с укором посмотрела на него. Последнее слово он выделил. Он дразнил меня.

– Молчишь? – спросил Василий. – Рассердилась? Не сердись на меня. Душа моя говорит на своем языке, который даже я иногда не понимаю, тем более, когда понимание мое притуплено дешевым шампанским. Скажи мне что-нибудь, Маша. Как поживает Бонус?

– Спит и ест, – сказала я. – Выглядит счастливым.

– Счастливое существо, – вздохнул Вася. – Человеку для счастья нужно гораздо больше.

– Моя бабушка говорит, что для счастья достаточно просто любить, – вспомнила я.

Василий задумчиво кивнул головой.

– Твоя бабушка очень мудрая женщина.

Я закуталась в палантин. Солнце, наверное, путешествует сейчас где-то далеко на западе, и чем дальше оно отдалялось от этих мест, тем становилось холоднее. Повисла минута молчания. Я посмотрела на Василия. Облокотившись на поручень, он смотрел прямо в глаза черной морской дали, туда, где звездный небосвод скатывался за линию горизонта.

– Ну же, – прервала я тишину, подтолкнув его в бок, – твое красноречие сегодня в тонусе. Скажи мне еще что-нибудь.

Василий усмехнулся.

– Уже поостыл моих аллегорий аппарат. Мое красноречие, наоборот, хромает сегодня. Но я работаю над ним, читаю Канта, Кафку, Гегеля…

– Ты серьезно? – рассмеялась я.

– На самом деле нет, – Василий театрально подавил глубокий вздох. – Те чистые умы меня не вдохновили, когда я за них взялся. Я больше люблю обыденные сюжеты, которые тебе дают самому делать выводы. – Он взглянул на меня. – Да ты совсем замерзла, мой друг! Пожалуй, тебе действительно лучше пойти погреться.

– Наверное, ты прав, – сказала я, собираясь уйти.

– Маша, – позвал меня Василий, и я обернулась к нему.

Он стоял, прислонившись к перилам. Красивое лицо его было серьезно. И снова жгучая, необъяснимая тоска сковала мне сердце. Мне захотелось побыстрее уйти отсюда. Мне казалось, еще мгновение, и моя решимость покинет меня. Я не смела больше питать надежд, которым никогда не сбыться.

И если осадок в оливковом масле говорит о качестве продукта, то осадок в любви говорит о подделке.