Читать книгу Пиррова победа. Роман. Часть 1 - Василий Варга - Страница 17

Активисты с тревогой смотрели на удаляющегося председателя, мужественно молчавшего и вытирающего мокрое лицо грязным рукавом. Через каждые десять шагов он останавливался, крестился на сельский совет и даже низко кланялся.

«Антофашист проклятый, крестится, религию вспомнил, – думал про себя горбун и тоже стал вытирать лицо растопыренными пальцами. – Ить с каждым из нас может произойти такая же страшная история».

– Что головы опустили, может, жалко стало? – оглядывая всех, спросил начальник НКВД села капитан Фокин. – Выгнали – значит, правильно сделали. Значит, этого требуют интересы мировой революции, а у нас революционная ситуация. Каждый из нас должен сделать правильный вывод, прежде всего для самого себя. Верно, товарищи?

– Конечно, верно.

– Я вижу, Помещуляк мыслит, как настоящий коммунист. Только что у него глаза на красном месте? Иван Павлович, объясни!

– Что—то больно укусило в потайном месте, товарищ капитан. А ишшо я подумал вот что: кто перестает мыслить, как нам велел вошь всего мира Ленин, того ждет такая же участь!

– Не вошь, а вождь! правильно выражайся, Иван Павлович, – поправил капитан, делая снисхождение на малограмотность представителя народных масс. – А теперь давайте продолжим развитие марксистской мысли дальше. Отныне каждый из вас наделяется особыми полномочиями и имеет право носить оружие. Оно должно блестеть…

– Как у кота яйца, – спешно добавил активист Вошканюк.

– Оружие вам выдадут в ближайшие два—три дня, но если кто из вас его потеряет— или оно не будет блестеть…

– Как у кота яйца…

– Тот пойдет под военный трибунал. В перспективе перед нами стоят следующие задачи: полная национализация земли, сбор налогов, выявление и отправка врагов народа…

– По ленинским местам, – не унимался Вошканюк.

– Ты что – контра? – возмутился горбун.

– Я не контра, я не контра. Какая же контра, если я полный и окончательный пролетарий, если я – никто, ничто? Товарищ капитан, скажите ему.

– Помещуляк прав. Нечего всякую ерунду молоть. На первый раз прощаю, но предупреждаю: язык мой – враг мой, его лучше держать за зубами.

– Отрезать язык, – предложил активист Костяк и тихо выпустил пар из штанов.

– Ты что, контра, воздух портишь? – разъярился горбун. – Ослобони помещение! товарищ капитан, я требую. В коммунихтическом раю никто портить воздух не будет. Ленин этого не делал. Он если и выпускал пар из штанов, как всякий сытый пролетарий, то в отведенном месте. Удалите его, товарищ капитан.

– Иван Павлович в этот раз прав, вам лучше выйти на воздух и отстреляться, – велел капитан. – Идем дальше. Следующая задача это переселение части граждан села, в особенности тех, кто враждебно относится к советской власти в Грозненскую и Измаильскую области, откуда выселены чеченцы и другие враги народа, а так же отправка молодых людей на шахты Донбасса. Сначала запустим агитацию. Если агитация не поможет, запустим принудительную агитацию. Это сочетание слов с автоматом и даже с отправкой на перевоспитание в Сибирь.

– Ох, как много работы! А как агитировать, если нет оружия, товарищ капитан? – спросил Костяк.

– У Ивана Павловича есть автомат. Я ведь не посылаю вас отлавливать вооруженных бандитов, а обыкновенных граждан, простых парней. Пригласите их сюда на беседу, мы их тут малость попридержим, а там, глядишь, и машина подоспеет. Итак, сегодня у вас первый выход. Все. Желаю удачи.

Все встали, радостные, возбужденные, и во главе с горбуном отправились на первое важное задание.

– А вы, Василий Михайлович, останьтесь, – велел капитан.

Корнута испуганно заморгал глазами: он всегда с опаской смотрел на людей с пистолетом на боку, и даже горбуна побаивался, когда тот, распираемый величием, шел от дома к сельсовету с автоматом наперевес.

Капитан теперь уставился на Корнуту, сверля его глазами. Когда у того затряслись руки и непроизвольно стали сгибаться ноги, капитан понял, что цель достигнута, и скупо улыбнулся.

– Василий Михайлович! Партия назначает вас председателем сельсовета. Надеюсь, вы уже сделали выводы из того, что случилось с вашим предшественником.

– Но я же не член… у меня нет члена. Я без члена страдаю, и жена тоже. К моему члену нужен еще один член. И жена говорит об этом: Василь, твоего одного члена мало.

– Не члена, а членства в партии. Если будете очень стараться, то сможете стать членом нашей партии. Вы хотели бы им стать?

– О, конечно! Это мечта моей жизни, – искренне ответил Василий Михайлович. – Если я стану членом… о, это просто здорово. С членом готов на любое задание партии и народа.

– Добро. Давайте приступим к работе. Надо заново приступить к переписи населения, подобрать себе секретаря, который бы вел всю документацию. Вам надо расписывать налоги с указанием фамилии, выписывать повестки, согласно которой граждане должны являться в сельсовет. Вам придется довольно часто выступать перед народом и в доходчивой форме разъяснять политику партии на данном этапе.

– Я постараюсь, спасибо за доверие. Если что не будет получаться, вы мне поможете. Только в этом случае я смогу не подвести вас.

– В помощи я вам не откажу, вы только спрашивайте, не стесняйтесь: я сам заинтересован, чтобы у вас получилось. Мне с Соймой тяжело было работать. Сойма – анархист высшей марки.

Корнута не понимал, что такое анархист и с чем его едят, очень хотел спросить, что это такое, но побоялся.

– Из—за него я и получил хороший нагоняй в Рахове. А теперь надо дела поправить. Вы пока обживайте этот кабинет, это отныне ваш кабинет, а я съезжу по одному срочному—пере срочному делу в соседнее село.

После этих, капитан пулей вылетел на улицу, сел за баранку и умчался в Апшу, показывая пример решительности и работоспособности только что избранному, простите, назначенному партией председателю сельсовета.

Корнута остался один в кабинете. Увидев портрет Сталина, повернулся в эту сторону и начал креститься.

– Дорогой вождь! и сделай так, чтоб я стал лучшим председателем в районе. Это теперь уже мой кабинет, я здесь хозяин. Получилось все так неожиданно. Где ключ от сейфа, а, нас толе, сам Фокин оставил его.

Он открыл сейф, достал поименную книгу, где значилось 1666 граждан мужского и женского пола, обнял ее и трижды поцеловал. Печать он тоже целовал, но перепачкал губы штемпельной краской.

– Вот они, все здесь у меня в руках, родные мои, живые и мертвые. Судьбу каждого из вас теперь буду решать я, председатель, поскольку председатель – это все. Пусть я не Фокин и даже не Помещуляк, но все же, у меня теперь власть в руках и не малая, я глава всему селу. Этот Фокин когда—нибудь уедет, не вечно же ему тут сидеть, а я останусь. И власть Ивана Павловича кончится, а я останусь. Пересажают какую—то часть населения и выметутся, а я останусь. Вот только партию не проморгать бы, члена получить… Как хорошо, что я приехал именно в это село, ибо в своем селе Грушево меня бы никогда не избрали, вернее не назначили председателем: у нас так много своих лбов и у них в карманах уже есть эти члены… ВКП (б), так, кажись, именуется их главный член…

Ему приятно было разговаривать с самим собой. Он при этом обнимал и целовал книгу списочного состава граждан, а круглую гербовую печать поместил во внутренний карман пиджака под мышкой левой руки, чтобы ее ощущать, как, вдруг, без стука вошла мать Вошканюка. Василий Михайлович не выдержал и тут же вытащил гербовую печать из—под мышки. Да у него и на лице уже все было написано.

– Что ж! Проздравляю, – сухо сказала женщина. – Я—то думала: мой Андрюшка до чего—то дослужится, но его водка губит, ты, небось, не пьешь совсем, али взятку крупную отвалил, что тебя прямо из грязи, да в князи.

Василий Михайлович ничего не говорил, он только широко улыбался и думал про себя: болтай себе, сколько угодно, глупая ты баба.

– Что ж! Побегу я, меня дома кастрюли да сквороски ждут, такая наша бабья доля. И ничего тут не поделаешь, а ты, милок, людей не больно обижай, осерчают на тебя как на мово Андрюху.

– Спасибо, Анна Михайловна, за поздравление, ваш совет я учту, а пока прошу вас: не говорите никому, что я стал председателем, великим человеком: убьют.

– Что ты, милый, что ты? Как это можно осударственную тайну распространять? Никому ничего не скажу.