Читать книгу Пиррова победа. Роман. Часть 1 - Василий Варга - Страница 19

На следующий день председатель встал гораздо раньше, чем обычно и отправился на работу, когда еще было темно. В КПЗ ни одного человека.

– А где же ребята? – спросил он у дежурного.

– Их увезли в три часа ночи, – ответил дежурный. – Черный воронок подъехал, их погрузили, запломбировали дверь – и ку—ку!

Председатель схватился за голову; что теперь будет? Как он станет смотреть в глаза людям, ведь он всех уверял, что все кончится хорошо, что после беседы с капитаном всех отпустят по домам. А теперь? Лучше бы куда—нибудь смыться, но куда? Он думал, размышлял, а к десяти часам подъехал капитан, весело улыбался и протянул руку.

– Ну, как, председатель, первую ночь хорошо спал?

– Родители меня атаковали. Я всем обещал, что сегодня вы с ними побеседуете и всех отпустите по домам. Куда же пацанов подевали, товарищ капитан? Вы что их – расстреляли, а потом закопали? Ведь у них даже вещей с собой никаких не было и, наверное, документов тоже. С родителями не попрощались. Так не… ведь суда никакого не было. Раньше здесь при венгерском фашистском режиме такие дела решал суд. А теперь что? Если вы главный судья или возглавляете тройку, объясните родителям сами. Я ничего не понимаю. Фашисты, оккупировавшие наш край, так не поступали с людьми. Евреев, правда отлавливали, но нас, украинцев не беспокоили.

– Ты правильно сделал, что обещал, – рассмеялся капитан, – ведь обещанного три года ждут. А документы, вещи – все это они получат на месте. Не это главное. Главное то, что, мне кажется, ты успешно выдержал экзамен на председателя сельсовета, это, можно сказать, было первым твоим боевым крещением. Главное, не обращать внимания на всякие там слезы, вопли, обмороки, потому что все это чепуха. У нас четкая цель: мы строим коммунизм, светлое будущее и ради этого мы должны идти на все. Тут, как говорится, лес рубят, щепки летят. Четкости, прямолинейности, непримиримости, революционного энтузиазма от нас требует партия. Пойди, позови Ивана Павловича.

Горбун немедленно явился.

– Здравия желаем, товарищ капитан.

– Доложи о результатах работы!

– Мы тут полтора десятка пацанов уговорили добровольно поехать на шахты в город Сталино. Но в каталажке всю ночь пришлось их продержать, буянить собирались; и ище одного антофашиста пымали. Старый, правда, но дюже вредный, и к тому же враг народа.

– Ну вот, это уже что—то, – сказал капитан. – Похоже, что вы начали работать. Ребят сегодня во Львове посадят на поезд – и на Донбасс. Только Витю Славского пришлось отпустить, он лучший ученик школы и к тому же секретарь комсомольской организации. Вы его больше не трогайте. Теперь, Иван Павлович, сколько раз можно говорить: антифашисты— это наши друзья, это те, кто с фашистами воевал, усек? Ну, где твой старик, давай его сюда. Какую агитацию он проводил, за кого агитировал?

– Он ураг, антофашист, агитировал так: Сталин, извиняюсь, товарищ Сталин, которого зовут великим, вовсе не Сталин, а Душегубошвили, а по—англицки, просто Джо. Вы представляете, какой подлец? Ведь Джо – это что—то вроде дворняжки бездомной. Разве можно отца народов называть Джо? Язык ему надо вырвать за такие слова, али просто—напросто ликвидировать, как враждебный алимент.

– Тащи его сюда, – повторил Фокин.

Ввели старика высокого худощавого, с небольшой заостренной бородкой и шрамом не левой щеке.

– Фамилия!

– Забодайко.

– Чем занимаетесь?

– А чем можно заниматься в мои годы? Около дома шлындаю, век коротаю, на тот свет собираюсь.

– Что ты там болтаешь, дед, про нашего вождя? Тебя за это расстрелять могут, знаешь?

– А что я такого сделал? Я сказал, что настоящая фамилия товарища Сталина – Джугашвили. Разве это не так?

– Разве? Я не слыхал что—то, – сказал капитан. – А если это и так, то не надо искажать: не Душегубошвили, а просто Джугашвили.

– Я ведь так и сказал, это твои активисты малость глуховаты и вообще они просто ослы… набрал ты, капитан, банду. И это лучшие представители советской власти? Да они все подонки, мелкие воришки и пьяницы, я всех их знаю. Любой из них родную мать продаст за стакан водки. И тебя тоже, капитан. Или действует принцип: кто был никем – тот станет всем?

– Поосторожнее, гражданин Забодайко, без оскорблений. Если мать будет заниматься контрреволюционной деятельностью, сын обязан доложить об этом в соответствующие органы, как это сделал Павлик Морозов в отношении своего отца. У каждого человека есть недостатки. Важно, чтоб он был предан делу марксизма – ленинизма и мировой революции. Не ты же будешь помогать мне здесь советскую власть устанавливать, правда?

– Я, между прочим, член партии с 1926 года, – вдруг сказал Забодайко.

– А где партбилет?

– Жена сожгла в печи во время облавы, а меня в этот момент как раз дома не было.

– Ну вот, сожгла. Все это сказки про белого бычка. Многие теперь хотели бы к партии примазаться, но ничего не выйдет, господа.

– Ну, как хотите, хотите – верьте, хотите – нет. Мне все равно. Мне уже 76 скоро. А потом, я был другого мнения о вашей партии, говорю честно. Вы можете меня расстрелять.

– Зачем расстреливать? Живи, старик. Только язык держи за зубами, не болтай лишнего.

– Твои бандиты мне последний зуб выбили, кровь не могу остановить.

– Полощи дубовой корой, здесь этого добра навалом. Только про Джугашвили забудь. Это все не правда. Сталин есть Сталин, и другого имени я не признаю.

– Я напишу ему, – не унимался старик. – Так не должно быть. Советская власть не против народа, она не может воевать с собственным народом, потому что тогда она уже не советская власть. А вы тут мясорубку устраиваете, ищете врагов среди друзей. Это плохо кончится когда—нибудь.

– Еще никакой мясорубки не было, – повысил голос капитан. – Вся борьба еще впереди.

– Все к тому идет, – сказал Забодайко, направляясь к двери.

Горбун стоял ни живой – ни мертвый от злости и бледный, как полотно. Пот выступил на его невысоком лбу, горб стал еще выше.

– Наглый старик, – сказал Фокин.

– Настоящий ураг народа. Надо его ликвидировать и незамедлительно, – вынес приговор горбун. – Это будет хороший пример для других. Так и в семье: одного ребенка наказывают, чтоб остальным неповадно безобразничать.

– А тебе это интересно? У тебя есть дети, Иван Павлович?

– Страшно интересно. А детей нет и никада не было.

– Тогда возьми на себя эту боевую операцию, я не буду в это вмешиваться. В случае провала…

– Да какой может быть провал? Здесь мы с вами хозява: что захочем, то и будет. Короче, дело будет сделано как нельзя лучше, комар носа не подточит, даю слово чекиста. Незачем старику враждебными ногами советскую землю топтать.

Фокин улыбнулся и протянул руку горбуну, что бывало очень редко.

Горбун на радостях схватил руку своего босса обеими руками и стал покрывать ее поцелуями, долго тряс, приговаривая:

– Я очень рад, что вы у меня поселились, я даже спокойнее спать стал: знаю, что за стеной мощная опора советской власти и ничего не страшно, а то знаете, как одному чижело?