Читать книгу Пиррова победа. Роман. Часть 1 - Василий Варга - Страница 6

У маленького народа, живущего в центре Европы «Подкарпатских русин», как у любого народа, своя история, подчас грустная, трагическая и непредсказуемая. Незадолго до Второй мировой войны Закарпатье находилось под протекторатом Чехословакии. Издавалась своя газета, функционировали школы, велось делопроизводство на родном языке. В тридцать девятом году согласно пакту Риббентропа– Молотова край оккупировали венгерские фашисты. Началась погоня на коммунистов: их отлавливали, пытали, сажали, расстреливали. Это привело к массовому, тайному переходу венгерско—советской границы в районе Яблоницкого перевала и в других местах. Но, как это ни парадоксально, по ту сторону границы перебежчиков ждали страшные испытания. Их отлавливали советские пограничники и обходились с ними не как с братьями, а как шпионами: надевали наручники, жестоко пытали и, добившись нужного признания, отправляли в сибирские концлагеря. Все шло по Ленину. И только в самый разгар войны, был организован чехословацкий корпус во главе с генералом Свободой, их, закарпатских узников, кто остался в живых, а таких было немного, отпускали сражаться с фашистами на полях сражений.

Те, кому посчастливилось вернуться в родные края после войны, были обласканы советской властью. Однако были и такие коммунисты, кто вступил в партию при чехах, а когда пришли венгры, убрали партийные билеты куда подальше и таким образом избежали репрессий, а теперь, когда в крае установилась советская власть, извлекли свои маленькие красные книжечки с торчащей бородкой Ильича и стали претендовать на должности. Это в основном была голь перекатная, те, кто плохо трудился, не имел ничего за душой, кроме рваной рубашки, да самодельной обуви, как правило, из свиной кожи; из такой обуви во всякое время года вылезали пальцы. Сюда можно отнести и отпетых пьяниц, мелких воришек, местных драчунов, состоящих на учете в управах венгерской жандармерии.

В селе Водица на Раховщине таких коммунистов было немного. Один старичок, опиравшийся на палочку по фамилии Сойма, сразу же после установления советской власти, откопал свой партийный билет и тыкал всем в нос до тех пор, пока не смилостивились над ним и не назначили его заведующим библиотекой, хотя он плохо знал алфавит и не умел писать. Формуляры за него заполняла учительница, по «совету» начальника НКВД капитана Фокина.

Второй коммунист Илья Сойма был еще довольно молодым, но придурковатым, малограмотным мужиком, ставшим главой села. А должность его именовалась – председатель сельского совета. Его никто не избирал, поскольку в этом не было необходимости. Просто назначить главой села меньше хлопот, не надо возиться с выборами. Жители села безразлично отнеслись к этому, поскольку и венгерские фашисты просто назначали, а не избирали главу села.

– Расскажи нам, что такое советская власть! – просили Илью односельчане.

Илья доставал кисет, набитый махоркой или самосадом, неторопливо набивал трубку, потом долго сморкался и, наконец, с ученым видом изрекал:

– Советская власть есть коммунизьма и социализьма, такая хорошая, понимаешь, справедливая жизня, где все равны и все довольны. Короче – кто был ничем, тот становится всем, ясно?

– Как ты?

– Да, точно так. Я раньше был никем, а теперь стал председателем всего села.

– А кто у тебя помочники?

– Как кто? Вошканюк, Костяк, братья Покривчаки и недавно поселившийся у нас Помещуляк Иван Павлович.

– Горбун? Все лодыри, пьяницы и воры.

– Крехтянская беднота, кого вы раньше не уважали, не любили и даже мешали им жить. А теперь? Все вы у нас – здесь! – и он показывал кулак. – Идем дальше. Советская власть – это, когда все общее.

– А жены тоже будут общими?

– Жены? – председатель почесал затылок. – Насчет жен не слыхал; в окружкоме партии, нам пока об этом ничего не говорили, и в точности ответить вам на этот вопрос не берусь. Могу только сказать, что если при коммунизьме будет все обчее, то почему бы и жен не сделать обчими, они, ведь, не должны стоять в стороне от великих свершений. В том, чтобы жены были обчими, лично я не вижу ничего плохого. Одна баба надоедает. Вы это сами знаете, кто давно женат. Вот вы мне, например, ответьте, кто из вас не мечтает переспать еще с кем—то, окромя своей жены? Ну—кось, поднимите руку! – Все подняли руки. – Ну, вот видите! Так пущай это узаконено будет; все бабы —обчие—га—га—га—га! Моя старая кляча мне во, как надоела. Чуть задержусь на работе – допрос устраивает: где был, с кем был, почему вином от тебя несет, откуда женские волосы на пинжаке? Словом, жизни от нее нет. Намедни одна подружка, будучи в страсти, за подбородок укусила, шалава такая. Чем я только ни натирал, не помогло. Пришлось объясняться с женой.

– А как насчет веры в Бога?

– Мы, команишты, Бога не признаем, у нас свой Бог—это Ленин и Сталин.

– Бог един, а ты называешь двоих, как так?

– Один Бог уже умер, это Ленин, хоть и говорят, что он вечно живой, а другой Сталин, еще жив, так что им молиться надо. Но можно и тому и другому одновременно.

– Брешешь ты все! – хохотали мужики.

Илья конфузился и, сославшись на дела государственной важности, бежал домой. Он был не только вспыльчив, но и обидчив.

Вопрос о двух богах он решил обсудить с женой, которая ему так надоела, но без которой он не мог решить ни одного вопроса.

– Ты что – сдурел? Как можно сравнивать Господа Бога с живыми или мертвыми людьми? Да тебя сочтут за сумасшедшего.

– Не кричи на меня, я и сам кричать умею! – Илья стукнул кулаком по столу, да так, что стаканы зазвенели. А потом схватил один пустой стакан, швырнул на пол и со всей силой растер ногой, как комочек глины. – Ты не понимаешь, ты не знаешь, что Ленин – вошь мирового прулетарията, потому он и Бог, а тот Бог, которому ты молишься, ничего хорошего для тебя и меня не сделал. Это одно… И другое – я ведь член партии и должен подчиняться тому, что мне говорят в Окружкоме, поняла?

– Не расстраивайся, будет тебе, – примирительно сказала жена.

Она еще налила полный стакан: когда Илья напивался, становился добрее и склонен был к мирным разговорам.

– Если тебе прикажут твои партийные начальники прыгнуть с моста в воду – ты прыгнешь?

– Не знаю… если партия потребует, ради мировой революции… Ты знаешь, налей—ка еще. Но такого быть не может. Прыгать с моста мог только Ленин, когда в него стреляли, видимо тогда он прыгал, коль остался жив.