Читать книгу Пиррова победа. Роман. Часть 2 - Василий Васильевич Варга - Страница 10

Витя завернул направо, здесь же на первом этаже и, обрадовавшись, что у четвертого кабинета нет очереди, робко постучал в дверь. Никто не откликнулся, значит, либо никого нет, либо можно просто открыть дверь и войти, решил Витя. Волчек болтала по телефону со своей подругой, активно обсуждая вчерашний пикник, и так увлеклась, что не слышала стука и не видела, как вошел посторонний и подошел к самому столу, за которым она изволила сидеть вполоборота. Витя кашлянул у самого стола, Волчек повернула голову, нахмурилась и, зажимая ладошкой микрофон, рявкнула:

– Закройте дверь с обратной стороны! Я вас позову, как только освобожусь.

Витя вернулся в коридор. Время шло, а его никто не вызывал, очевидно, о нем просто забыли. В коридоре показалась девушка в очках.

– Здравствуйте, товарищ! – сказала она, не поворачивая головы, и решительно открыла входную дверь четвертого кабинета. Телефонная болтовня сразу прекратилась. Наверное, секретарь окружкома, решил Витя. Девушка в очках вскоре вышла и сказала:

– Заходите, товарищ, будьте смелее… – И засеменила дальше по коридору.

Витя вошел. Волчек, не глядя на вошедшего, сквозь зубы несколько раздраженно процедила:

– Садитесь, рассказывайте!

– Что рассказывать?

– Как что? Кто вы, откуда, что вас сюда к нам привело и так далее. Или вас из комсомола хотят вытурить? Вы так похожи на… бомжа.

– Нет, – ответил Витя, – я пришел за поддержкой. Не знал, куда и к кому обращаться, и мне посоветовали обратиться к вам. Вот я и пришел… пешком через горы, промок весь, гроза в дороге застала.

– Меня это не интересует, промокли вы в дороге, поцарапали палец, или сломали ноготь. Вы говорите, что вам от нас нужно, ближе к делу, как говорится.

– Я секретарь комсомольской организации школы в Водице. Немного подзаработал денег, чтобы купить себе какую—нибудь обувку, а зарплату мне не дали. Как это так?

– Как не дали? Такого не может быть, вы что—то путаете, или штраф какой—то за вами числится. Вы уж выкладывайте все честно, до конца! Чтобы в социалистической стране человек работал задаром, я в это не могу поверить. Это при коммунизме, который не за горами, зарплату выдавать не будут, потому что денег тоже не будет, а пока… либо у вас слишком рано стали переходить к коммунистическому принципу распределения: от каждого по способности – каждому по потребности? Это головокружение от успехов, товарищ! Не опережайте события, ничего не делайте без указания окружкома комсомола, это пахнет отсебятиной. За это можете схлопотать выговор на бюро райкома комсомола. Вот вам лист бумаги, ручка, срочно пишите объяснительную.

– Да нет, это не то. Меня заставили взять облигации госзайма вместо зарплаты, – сказал Витя. – Какая же тут отсебятина?

– Так что вы хотите? Облигации – это тоже своего рода деньги, которые вам вернут через определенное время, что тут такого?

– Но у меня отобрали все деньги, все, понимаете?! А у меня пальцы на ногах вылезают из обуви, штаны все в заплатах, я… босиком сюда топал. Если бы хоть часть зарплаты выдали, я не шел бы сюда пятьдесят километров пешком, чтобы на вас посмотреть и послушать, как вы с подругой целый час вчерашний шашлык обсуждаете.

– А кто вам не выдал деньги, кассир? – спросила Волчек кисло улыбаясь.

– Нет, не кассир. Там сидят активисты, которыми командует капитан Фокин, офицер НКВД.

– А вы у Фокина были?

– Был. Он меня схватил за грудки, рубашку на мне порвал, нецензурными словами обзывал. Я понимаю так, что госзаем – это добровольное дело, но не добровольно— принудительное.

– Ну, вот видите, – вздохнула Волчек, – сам капитан Фокин вынужден заниматься этим вопросом, а почему, как вы думаете? Да потому что это государственное дело. Война, разрушения, расходы на оборону, война в Корее – все требует расходов, а вы мне про свои пальцы. Вылезают пальцы, ну и пусть вылезают, сейчас лето. Чем я вам могу помочь, скажите на милость!

– Но не жаловаться же мне в Москву или в Киев, – сказал Витя. – Я хотел бы хоть пополам. Помогите, прошу вас.

– Подождите минутку, посидите здесь. – Волчек куда—то ушла и минут через пять вернулась.

– Секретарь окружкома сейчас занята, – сказала она, усаживаясь в кресло. – Хотите, я запишу вас на прием… через неделю, а может, получится в следующий четверг.

– Наверное, не стоит: тяжело к вам добираться и очень далеко. А денег на транспорт у меня нет, и от вас я пойду пешком.

– Да. Эта Водица у черта на куличках, – сказала Волчек, рассматривая свою мордашку в миниатюрное зеркальце. – А как ваши комсомольцы, за советскую власть или есть отдельные колебания и недостатки? За морально— политическое состояние комсомольцев вы несете прямую ответственность перед окружкомом, не забывайте об этом. А сколько километров до вашей Водицы?

– Пятьдесят.

– О, мама мия! Так далеко? А мне недавно предлагали поехать к вам проверить уплату членских взносов, я сказала, поеду попозже, а теперь ни за что не поеду, упаси Бог.

– Не Бог, а Ленин. Бога нет, есть Ленин и Сталин, не забывайте об этом, Волчек.

– Да это я так. Поговорка такая. А в Бога я не верю, не думайте. Что это за комсомолец, который в Бога верит, сами подумайте?

– Правильно, у нас один Бог, даже два.

– Ленин и Сталин, – уточнила Волчек. – Так? Вот видите, мы с вами одинаково думаем. Только товарища Сталина и товарища Ленина с Богом сравнивать нельзя: слишком несопоставимы эти понятия. Ленин и Сталин – гении всего человечества, а что касается Бога, то его просто нет, – как можно сравнивать гениев с тем, чего нет в природе? Это близорукость, аполитичность, несознательность. Да за такое сравнение в Сибирь могут упрятать. Комсомол – это резерв ленинско—сталинской коммунистической партии. Желаю вам успехов в идейном воспитании комсомольцев, преданных делу партии и мировой революции. Будьте здоровы!

Витя вышел на улицу. Солнце садилось за перевал. «Заночую на вокзале, а завтра с рассветом в обратный путь», – решил Витя. Он достал кусочек прошлогоднего копченого сала, который прихватил из дому. В буфете на вокзале купил кусочек хлеба за десять копеек, сел на скамейку и устроил себе, как ему казалось, шикарный ужин. Ему, этому куску сала, не было цены. Только голодная кошка ест с таким аппетитом и с таким удовольствием копченое сало, если ей перепадает такое счастье. В зале ожидания он прилег на свободную скамейку и крепко заснул.

Утром Витя отстоял очередь у киоска и на тридцать копеек купил печенья, чтоб заморить червячка, а потом отправился в райком партии, – не мог он уйти, не решив своей проблемы. Если райком комсомола это рулон туалетной бумаги для райкома партии, то сам райком партии это храм справедливости, арбитражный суд, способный решить любую проблему между отдельной личностью и властью решил Витя.

Несмотря на высокий статус райкома партии, милицейского поста не было на первом этаже и в этом плане выходило, что народ и партия едины. Но это касалось только районов, а в областных партийных организациях милицейские заслоны были: там без пропуска не пройдешь.

Окружком партии начинал работать с девяти утра, как и остальные советские учреждения. Вите удалось пройти милицейский заслон, когда милиционер отлучился, очевидно, по нужде. С дрожью в коленях Витя поднялся на второй этаж к кабинету первого секретаря Лоскориха.

– Разрешите на минутку, – заглянул Витя в кабинет, когда Лоскорих уже сидел в мягком кресле.

– Что ж! Раз вы уже вошли, то заходите, – сказал первый и уткнулся в бумаги. – Рассказывайте, рассказывайте, я слушаю вас.

– Вы как Юлий Цезарь: читаете, думаете и меня слушаете одновременно.

– Какой там Цезарь, просто работы много.

Витя изложил свою просьбу и обиду в нескольких предложениях. Первый сказал:

– Возвращайтесь домой. Мы разберемся и о принятом решении известим вас в письменном виде в течение четырнадцати дней. Все. Желаю удачи!

Он вызвал секретаря.

– Никого ко мне не пускать, я занят.

– А если Шибайло?

– Товарища Шибайло вы знаете, зачем спрашивать? – насупился Первый.

Он даже не спросил фамилию посетителя, не сделал ни единой пометки в блокноте. Было ясно, что он просто отмахнулся. Подумаешь, кого—то там лишили зарплаты. У партии боли важные задачи на сегодняшний день. Витя не получил никакого письма, но однажды ему приказали явиться в сельсовет.

«Это наверняка по поводу гос займа, не зря я ездил в Рахов. Молодец этот Лоскорих, он справедливый, добрый человек. Теперь мне мои денежки вернут. Сразу куплю себе брюки и обувь, да и рубашку не мешало бы», – думал Витя по дороге к сельсовету. Здесь его ждали Фокин с горбуном.

– Это зарплата твоего отца, – сказал горбун, подавая десять облигаций государственного займа, достоинством по 25 рублей каждая. – Ну и хитрец же он, твой отец, не являлся за получкой и делал это сознательно, чтобы уклониться от помощи государству. Но мы тоже не лыком шиты.

– Вы сами расписались за него в ведомости? – спросил Витя.

– Ты угадал, мы так и поступили, а что делать, он нас вынудил так поступить.

– Пусть спасибо скажет, что так обошлось, – сказал Фокин. – Иван Павлович заступился за твоего отца.

– Иначе бы ему не миновать Сибири, – сказал Витя.

– Приблизительно так, – сказал капитан.

Витя вернулся в школу с бумажками в руках и заявил своему классному руководителю Галине Исаевне, что намерен выйти из комсомола.

– Ты что? Соображаешь, что говоришь? У тебя вся жизнь впереди. В нашей стране молодежь в твоем возрасте все состоят в комсомоле. На миллион человек может, найдется один верующий без комсомольского билета, и то он как белая ворона: все его презирают. Как же ты будешь служить в армии? Ты хорошо учишься. Не исключено, что когда—нибудь, поступишь в институт, а без комсомольского билета и думать об институте нечего, ты понял меня?

– Понял, спасибо за совет, – сказал Витя.

Когда Витя вернулся домой, отец колол дрова, складывал полено к полену с неизменной трубкой во рту.

– Ну что, сынок, какие новости? Чем порадуешь отца?

– Вот этим, – Витя достал десять облигаций государственного займа, новеньких, шелестящих и пустых, на которые невозможно было купить даже стакан газированной воды, и показал их отцу.

– Это и есть моя зарплата?

– Да.

– А в ведомости ты расписывался?

– Нет.

– А как же так?

– Они сами расписались от твоего имени, а меня вызвали, вручили эти бумажки, да еще сказали, что ты легко отделался, – сказал Витя отцу.

– Ну, дай им Бог здоровья, коли так.

– Как—нибудь, переживем.

– Живы будем – не помрем, – сказал отец и принялся колоть дрова.