Читать книгу Пиррова победа. Роман. Часть 2 - Василий Васильевич Варга - Страница 16

Жена Шерсткуна Оксана, первая заметила приближающийся грузовик и забеспокоилась.

– Ой, Боже ты мой! Не уж—то за нами? Сейчас всех нас заберут, погрузят на этот грузовик и прямо в Сибирь отправят. Как наших соседей, ни с того, ни с сего. Кажись Ленина назвал жидом. Ну и что? и жиды есть хорошие, вон Лайб, угнанный немцами в Германию, какой был человек. Сейчас Халусука его дом занимает. Говорят: по ленинским местам на двадцать пять лет отправили соседей, бедные несчастные люди, никому никогда зла не делали. Петя, где ты? Ну, скажи хоть слово, что молчишь как пень?

– Я никого не убивал, не грабил, чего мне бояться? что Бог даст— то и будет. Я ничего такого не совершал… ты веришь мне?

– Верю, верю, да что толку, они прут к нашему дому. Ты слышишь гул мотора? Что с нами будет? Давай по закрываем все – двери, окна и… дымоход.

Настроение матери передалось детишкам, они страшно все перепугались и попрятались, кто на печи, кто под кровать, а старшая девочка убежала на сеновал и зарылась в сено. Но уже через пять минут она выползла и стала рядом с матерью у окна, чтобы занять круговую оборону.

Тем временем грузовик остановился во дворе и заглох. Значит на долго.

– Ну, что делать, что делать? – ломая руки, вопрошала Оксана.

– Надо поднять руки и выходить, как это делают в кино, – сказала старшая дочь Оля.

– Нет, я рук поднимать не буду. Это когда в плен сдаются, поднимают руки, – сказала мать дочери.

Активисты выгрузились, построились в шеренгу по одному и стали ждать команды. Перед ними появилась женщина в униформе с пистолетом на боку, достала список из полевой сумки и начала делать перекличку. Собака хозяев по кличке Шарик тявкала не переставая.

– Где попрятались хозяева, почему не выходят встречать гостей? Иди, выбей дверь! – приказала она Халусу.

Тогда Халус подошел к окну, постучал кулаком по раме.

– Выходите все по—хорошему, а то я могу вышибить окно или дверь. Тады вам всем плохо будет.

– А вещи с собой брать? – спросила Оксана, открывая форточку.

– Можно без вещей, они вам не нужны, – сказал Халус сурово.

– А что нас будут расстреливать?

– Выходите, не бойтесь. Мы малость вас шерстить будем и уедем.

– О Боже! Сейчас нас расстреляют, – завопила Оксана. – Даже вещи нам не понадобятся.

Она схватила самого маленького мальчика на руки, прижала его к груди и вышла первая на плац, где ее первую, как она думала, должны были расстрелять. Но никто ружья не наставлял, только у Кобры болтался пистолет на боку. Оксана, поворачивая голову во все стороны, убедилась, что эти люди вовсе не собираются их всех расстреливать, уверенно шагнула на середину площадки.

– А ты что трусишь, Петро? Выходи, давай, – стыдил его Халус.

Петро набрался храбрости, вышел и встал рядом с женой.

– Ну что, будете записываться в светлое будущее – колхоз? Добровольно, по собственному желанию.

– Н—н—нет, не собираемся, – едва слышно промурлыкал Петро.– Подумать надо. Нельзя так сразу, успеем свалиться в эту помойную яму. Такой шаг сделать никогда не поздно.

Жена дергала его за рукав и шептала:

– Соглашайся, миленький, не видишь, сколько их здесь? Разве можно нам устоять против такой банды? Разозлятся, погрузят все наше добро, нажитое годами, на эту телегу, что тогда делать будем? А то и забрать могут, с кем дети останутся? Решайся, Петруша, не тяни кота за хвост, не зли их.

Но Петро молчал как партизан. Он даже смотрел в одну точку, как бы размышлял.

– Ну, хорошо, с тобой все ясно. Времени у нас мало, и мы не можем ждать, ты слишком медлительный. Не знаю только, когда ты успел стольких детей нашлепать. Отряд! приступайте к своим обязанностям! Где землемер? Отмерьте им семь соток этой общенародной земельки, будь она неладна, а остальное – в общую копилку.

– А что значит общая коптилка? – спросила Оксана.

– Не коптилка, а копилка, малограмотная гражданка, – озлился Халус.– Общая копилка – это когда все общее, как в семье. Ты варишь гороховый суп на всю семью в одном котле, например…

– Так, что, и нас всех в котел, в кипящую воду запихнут? Христа распинали, а нас в котле варить собираются? О Господи, спаси нас и помилуй! – завопила Оксана с перепугу.

Землемер Гузыця стал производить замер приусадебного участка, руководствуясь обещанием Ильича: «земля – крестьянам», отмерил семь соток, да так что часть построек оказалась на колхозном массиве. Женя Поломарчук с группой комсомольцев раскурочили хлев и вывели двух коров, а Маша Козятко с подругой влезли на чердак и начали сбрасывать мешки с овечьей шерстью. Особенно старался Анус: сгреб в охапку все вилы, лопаты и разом забросил в кузов грузовика.

Оксана стала голосить, а собака еще громче тявкать. Вдобавок маленький ребенок на руках закапризничал. Получился винегрет – крик на всю округу. Кобра поморщилась, а потом сказала:

– Уберите эту собаку к ядреней Фене. – У меня уши от них болят.

– Сичас, – сказал Халус. Он схватил двух рожковые виллы, приблизился к собачке и с размаху проткнул ее в самое сердце. Собака дико завизжала, царапая ногами землю, а потом затихла. Дочка Петра Оля бросилась к безжизненной собаке, взяла ее на руки и отнесла в хлев, где раньше были коровы.

– Не помирай, Шарик, прошу тебя, – сквозь слезы произнесла она и повернулась к Халусу.– Эх ты, собако убивец! погоди, я вырасту и твою собаку тоже убью.

Коровы, лошади и свиньи, стояли во дворе, готовые к отправке на колхозную ферму. Петя ходил, гладил своих бывших коров и лошадей, прощался с ними, а потом стал упрашивать:

– Не трогайте мою скотинку, может, я того, посоветуюсь с женой, и мы грохнемся в это светлое будущее, в вашу счастливую или несчастливую жизнь, Бог с вами. Только скотинку мою оставьте.

– Твоя скотинка будет в надежных руках, не переживай. Когда запишешься в нашу жизнь, ты сможешь иногда, заходя на ферму, любоваться ими. Это будет твоя частичка коллективной собственности. Ну, как надумал, а то поздно будет. Когда женщина предлагает – надо соглашаться, потому что, потом, когда ей говорят: да, она говорит: нет.

– Тогда и детей забирайте, потому, как мне их кормить нечем, – заупрямился Петро.

– Подрастут – заберем, не переживай, – сказала Кобра. – А сколько у тебя детей—то?

– Девять штук.

– Ты в колхоз можешь и потом вступить, недельки через две, если надумаешь. Мы твой скот все равно заберем, коль мы уж к тебе приехали. Нельзя так много иметь одному человеку. Но, поскольку твои дети маленькие, они наше будущее, мы оставим тебе одну корову, чтоб не говорил, что мы такие плохие люди. В этом случае ты переходишь в разряд середняка, а это означает, что власти пойдут с тобой на смычку, чтоб вовлечь в новую жизнь. Только не плачь. Ты не баба. Только бабы могут быть плаксами. В той, колхозной жизни, ты станешь совершенно другим человеком, даже собственная жена тебя не узнает.

– Я все понял и не возражаю, – неожиданно заявил Петро. – А соседи—то хоть будут узнавать, или они начнут крутить пальцем у виска, на меня глядючи?

– Будут узнавать. Рога у тебя не вырастут, не переживай, – засмеялась Кобра.

– Оставьте мне еще хоть телку, – просил он.

– Не торгуйся, ты не на базаре.

Коров и лошадей увели на поводках, а на грузовик погрузили одеяла, подушки и всякое другое барахло.

– Да, – сказал Халус и почесал затылок, – у вас есть чему поучиться. Я еще не встречал таких женщин, как вы, честное слово.

– Давай, набирайся опыта. Этот Пынтынский – ни рыба, ни мясо, он только в завхозы годится.

– А я? Что вы обо мне думаете? Я всегда… буду стоять на страже… осударства.

– Не осударства, а государства, – поправила Кобра.– Учись грамотно говорить. Это очень важно. У тебя какое образование?

– Два класса при старом режиме закончил, – честно признался Халус.

– Маловато, – вздохнула Кобра. – Председателем не потянешь.

– А как насчет кухарки, которая сможет править осударством, извиняюсь, государством? Это же сам товарищ Ленин определил. За это высказывание огромное количество малограмотных людей ему симпатизируют, и я тоже отношусь к ним. Ни один руководитель государства такого не говорил, потому что не заботился о простом человеке. Шутка ли, кухарку поставить во главе государства!

– А ты башковитый парень, где ты это вычитал?

– Я член кружка по изучению произведений классиков мраксизма – ленинизма. У нас при школе такой кружок организован. Руководит им секретарь парторганизации Сабат Николай Иванович.

– И какие же произведения Ленина ты помнишь? назови!

Халус почесал затылок, закусил нижнюю губу и, глядя на носки сапог Кобры, сказал:

– «Мать – териализм и… критинизм», «Один шаг туда – другой шаг сюда» и еще «Детская болесть».

Дина Алексеевна расхохоталась и не могла остановиться. Юрий Алексеевич покраснел от стыда: он понял, что допустил оплошность и неверно назвал работы великого вождя. А, может, у него таких и вовсе нет, может, он спутал их с работами Сталина?

– Ничего смешного, – с обидой в голосе произнес он. – Если я что—то не так сказал, мне прощается. Да и сам руководитель кружка говорит, что ленинские труды не запомнить. А содержание так и вовсе сплошная темень.

– Юрий Алексеевич, голубчик! Сегодня же пойди к руководителю кружка, перепиши наименование хотя бы самых выдающихся произведений Ленина и выучи это наизусть, а завтра я у тебя буду принимать экзамен. Ты меня понял?

– Так точно, понял.

– Повтори!

– Сегодня пойти и переписать все труды Ленина, а завтра сдать… экзамен. Но, говорят, там, около 50 томов. Как я это все выучу, Дина Алексеевна? пощадите. Да я лучше кого—нибудь раскулачу, больше пользы будет, честное слово.

– Но тебе ведь учиться надо. Учиться, учиться и еще раз учиться. Это тоже сказано Лениным. А ты так искажаешь название работ великого вождя, просто страшно. За это и привлечь могут, скажут: издевается над нашими святынями. А теперь скажи, как насчет выпивона, не злоупотребляешь?

– Боже упаси, – ответил Халус.

– А вот Бога не упоминай. У нас с этим покончено раз и навсегда. Обращаться надо не к Богу, а к Ленину и Сталину.

– Это привычка, от нее трудно избавиться, но я постараюсь.