Читать книгу Анжелика в Квебеке - Анн Голон - Страница 13

– Я привез монсеньору де Лавалю подарок, который, как я надеюсь, придется ему по душе, – объявил Пейрак.

– Что же это?

– Святые мощи.

Шесть матросов с «Голдсборо» вышли вперед, неся на плечах носилки, на которых стояла небольшая серебряная рака.

– Узнав, что в вашем соборе Нотр-Дам-де-Квебек хранятся мощи святого Сатурния и святой Фелиции, я решил добавить к этим сокровищам мощи святой Перпетуи, которая, как вы, вероятно, знаете, на заре христианства разделила их мученическую участь близ Карфагена.

Быть может, господин де Фронтенак этого и не знал, однако он почтительно снял шляпу и перекрестился:

– Святые мощи! Епископ будет в восторге. Он поместил под плитами алтарей наших церквей целых восемьдесят рак с мощами святых, так что наш Квебек – это святой град.

Все выстроились в процессию. Впереди шли музыканты, за ними несли знамена.

Раку, окруженную иезуитами, францисканцами и священниками из семинарии, оберегающими ее от толпы простонародья, несли матросы графа де Пейрака, следовавшие за городскими чиновниками.

Анжелика отказалась от портшеза, который ей так расхваливал Вильдавре. Фронтенак что-то сказал ей о карете для почетных гостей, которая не смогла пробиться сквозь толпу.

Но разве не приятнее было неспешно подниматься к собору пешком в этот ясный день поздней осени, под золотым светом солнца. Оно все еще стояло высоко в небе, даря собравшимся последнее тепло.

На крутом подъеме стояла густая толпа, придавая улице сходство с горной рекой, несущей свои бурные темные воды.

Правда, эти воды охотно расступались, и, когда процессия миновала узкое ущелье, образованное последними домами, где из каждого окна выглядывали люди, идти стало легче.

Вначале, пока проход был узким, возникло затруднение. Никак не могли решить, кто пойдет справа от губернатора: господин де Пейрак или господин де Бардань? Господин де Фронтенак разрешил дело с чисто французской галантностью, поместив справа от себя Анжелику и возглавив шествие вместе с ней.

Потом, когда улица сделалась несколько шире, слева от губернатора оказался господин де Бардань, на которого, однако, никто не обращал внимания. Все думали, что это офицер эскорта Жоффрея де Пейрака. Последний шел сразу за губернатором, и его высокий рост и великолепный наряд привлекали все взоры и вызывали такой же горячий отклик, как и красота Анжелики.

Толпа аплодировала с криками «ура».

Так Анжелика и Жоффрей де Пейрак поднимались к собору от пристани через квартал, где жили аристократы и располагались монастыри, по крутому, неровному склону, каменистому, как дорога в рай, и, подобно ей, постепенно открывающему виды удивительной красоты.

Наконец они достигли самой высокой точки подъема. Анжелика остановилась, желая охватить взглядом великолепную панораму, которая становилась все прекраснее по мере того, как они поднимались, словно церковный гимн, звучащий все красивее и красивее.

С уступа утеса, на котором они сейчас стояли, река была похожа на огромный, сверкающий под солнцем залив, сливающийся с бледно-розовым небом и розовыми и голубыми склонами гор. Далеко-далеко внизу виднелись выстроившиеся полукругом корабли маленькой флотилии графа де Пейрака, напоминающие сейчас игрушки, лежащие на зеркальной поверхности.

Они снова двинулись вперед и на повороте повстречали священника, облаченного в белый стихарь поверх черной рясы с фиолетовой епитрахилью на шее. Его сопровождали два мальчика в грубых деревянных башмаках, однако одетые в черные длиннополые сюртуки и белые стихари. Один звонил в колокольчик на деревянной ручке, другой сгибался под тяжестью высокого серебряного креста, который он держал обеими руками. Рядом с ними сидел пес.

Священник взирал на процессию с видом пророка, посланного, дабы напомнить погрязшему в грехах человечеству, что наш мир есть юдоль скорби и что служение Богу превыше всего.

Но присутствие собаки сводило все его усилия на нет. Ибо если лицо служителя Божия было сурово и гневно, то пес, сидевший поджав хвост, свесив язык и дружелюбно глядя на процессию, выглядел таким же добродушным, как и сами жители Квебека, что изрядно умеряло торжественность, которую клирик старался придать подготовленной им проповеди. Притворившись, будто не замечает Анжелику, хотя она шла рядом с губернатором, он обратился к последнему повелительным, безапелляционным тоном:

– Разве благодарственный молебен должен начаться сейчас? Вы опоздали. Мы ждем вас уже целую вечность, израсходовали недельный запас ладана, и монсеньор уже собирается вернуться к себе.

– Ах, аббат, неужели вы полагаете, будто дипломатические проблемы можно разрешить так быстро? Особенно если в дело вмешался пушечный выстрел. Кстати, а вы сами почему тут разгуливаете – ведь вы должны быть на клиросе, среди певчих?

– Меня позвали, дабы доставить миро и елей жертвам обстрела.

– Как! Стало быть, эта нелепая канонада вызвала жертвы? Что, есть погибшие?

– Двое. Но перед смертью я успел их исповедать и причастить.

Господин де Фронтенак опять остановился, сдвинул назад шляпу и озабоченно почесал лоб под париком:

– Черт! А что говорят их родственники, соседи?

– Это были два негодяя, – сухо сказал викарий. – Никому нет до них дела. Пользуясь отсутствием хозяев, они пытались ограбить дом господина де Кастель-Морга, в который и угодили ядра.

– Браво! – раздался из толпы голос Вильдавре.

И военный комендант, рассвирепев, попытался локтями проложить к нему путь.

– Однако я позволю себе смиренно напомнить вам, – продолжал священник, обращаясь к Фронтенаку, – что сейчас все стоят на паперти собора и ожидают вас. Я вас прошу поторопиться, задержка недопустима.

И он ткнул своих маленьких помощников в спину, давая им понять, что пора продолжить путь, что те и сделали, шагая впереди него и громко стуча деревянными башмаками. Один нес крест, стараясь держать его как можно выше, другой звонил в колокольчик. Огромный пес встал, испустил тяжкий вздох и, покачивая задом, с глубокомысленным видом двинулся за ними.

За священником и служками последовала и вся процессия. Теперь река была у них за спиной. Подъем сделался менее крутым, дорога расширилась, и они вошли в Верхний город. Дома здесь были просторные, с красивыми садами, окруженными частоколом из кедровых бревен. Некоторые из них походили на маленькие деревенские замки. Процессия миновала кладбище, расположенное террасами на спуске к реке.

Когда они достигли перекрестка дорог, до них донесся сильный запах дыма и медвежьего жира. Навстречу высыпали все обитатели маленького лагеря гуронов. Первыми выбежали женщины, дети и собаки. Индейцы издавали приветственные возгласы, плясали и хлопали в ладоши.

Шедшие в процессии воспользовались этой интермедией и пространством похожего на звезду перекрестка, чтобы перестроить свои ряды и торжественно вступить на главную площадь Верхнего города.

Музыкантов попросили построиться за крестом аббата. За ними шли матросы в окружении священников, монахов и главных индейских вождей, неся раку с мощами святой Перпетуи.

Собор стоял в глубине широкой площади, окруженной домами и деревьями. Последние были немного наклонены, как и все квебекские деревья, растущие на открытых пространствах. Колокольня находилась на пересечении поперечного и центрального нефов. Фасад, обращенный к площади, был украшен большим порталом и двумя красивыми круглыми окнами. На широкой паперти, заканчивающейся ступеньками, стояли священники и дьяконы в мантиях и стихарях.

Цвет облачения и высота кружевных воротников варьировались в зависимости от сана. Самые маленькие мальчики, поющие в хоре, были одеты в красные сутаны, те, что постарше, – в черные. Вытягивая шею, помахивая кадильницами с ладаном и держа высокие подсвечники, они окружали епископа, стоящего на верхней ступени паперти перед распахнутой дверью собора.

Монсеньор де Лаваль был красивый представительный мужчина лет пятидесяти. Он был высок, а венчавшая его голову митра делала его еще выше. В руках он держал массивный серебряный посох, отличительный знак епископского сана, делавшего его пастырем и наставником всех квебекцев.

Когда он приблизился, драгоценные камни и эмали, украшавшие верхнюю часть его посоха, засверкали на солнце. Его отягченная кольцами рука в лиловой перчатке лежала на рукояти.

Граф де Пейрак вышел вперед, отвесил учтивый поклон и, встав на одно колено, поцеловал перстень на руке, которую протянул ему монсеньор де Монморанси-Лаваль.

Когда граф отделился от кортежа, по толпе пробежал ропот. Что, если это тот самый человек в черном из видения матушки Мадлен?

Однако в его костюме не было ничего темного, и это вызвало в народе первые колебания.

Жоффрей де Пейрак говорил с епископом, несомненно беседуя с ним о преподносимых им святых мощах, ибо лицо прелата, которое до сих пор оставалось застывшим, как мрамор, и нарочито бесстрастным, вдруг осветилось интересом.

Анжелике казалось, что епископу слишком долго не представляют господина де Барданя. Ее бедному другу из Ла-Рошели, прибывшему после долгого путешествия и обремененному исключительно важными бумагами и полномочиями, не уделяли должного внимания из-за чужаков, дело которых ему поручено было расследовать.

На его месте любой другой был бы вправе рассердиться.

Анжелика с облегчением увидела, что губернатор Фронтенак, возможно по деликатной подсказке одного из своих чиновников, кажется, вспомнил о посланнике короля и с пафосом объявил о нем. Господин де Бардань, как и господин де Пейрак, преклонил колено, набожно поцеловал епископский перстень, но, когда он встал и епископ вежливо поинтересовался у него, как он доехал, господин де Бардань уклонился от ответа, сказав, что ему, как и остальным, не терпится приложиться к святым мощам.

Анжелика, слышавшая лишь обрывки их беседы, была ему признательна за то, что он с таким тактом ушел от разговора об обстоятельствах, весьма унизительных для него и занимаемого им положения.

Но вот Николя де Бардань повернулся к ней:

– Однако, монсеньор, поскольку я теперь нахожусь на французской земле, то есть на земле нации, которая слывет одной из самых галантных в мире, я бы хотел представить вам госпожу де Пейрак, красота и прелесть которой сделают честь вашему городу, что, несомненно, порадует человека с таким утонченным вкусом, как у вас.

Анжелике пришлось тоже приблизиться к епископу, встать на одно колено и поцеловать перстень, который прелат протянул ей весьма принужденно. Она чувствовала, что он, как до него и аббат, предпочитал делать вид, будто не замечает ее, и вмешательство господина де Барданя явилось для него неожиданностью. Все рассудили, что посланнику короля не пристало представлять епископу эту знатную гостью и что он превысил свои полномочия, однако никто не понимал почему.

– Конечно же, я не забыл бы представить графиню де Пейрак, – пробормотал раздосадованный Фронтенак. – Во что вмешивается этот болван? Хорошенькое начало!

Впоследствии, когда кумушки, вечно держащие ушки на макушке, разнесли слух о страсти посланника короля к графине де Пейрак, причины этого странного поведения разъяснились. Он был ею околдован и не видел никого, кроме нее. Все, естественно, предположили, что господин де Бардань впервые увидел графиню в Тадуссаке, где и влюбился в нее с первого взгляда.

Анжелика тотчас увидела, что монсеньор де Лаваль весьма удивлен, и быстро встала. Господин де Бардань хотел предложить ей руку, однако Вильдавре не позволил ему этого сделать, быстро отведя ее назад.

Матросы внесли на паперть носилки из красного дерева, где на атласном покрывале была установлена рака святой Перпетуи. Ее появление было встречено взрывом возгласов: одни были охвачены восторгом, другие – любопытством, а третьих переполняли мистические чувства. Блистающую на солнце серебряную раку сначала подняли на руках, чтобы все могли ее увидеть, а затем поставили перед епископом.

– Какая изумительная, невероятная идея! – шепнул Анжелике Вильдавре. – Поистине, ваш супруг не мог придумать ничего лучше для того, чтобы побудить монсеньора епископа отнестись благожелательно к переговорам между Новой Францией и вами, захватчиками, вторгшимися с юга. И как этому чертову Пейраку всегда удается меня удивить и обскакать? Я ему завидую!

Анжелика разделяла мнение маркиза, что Жоффрей никогда не перестанет их удивлять.

Его поступки, его бесконечные идеи и проекты всегда заставали ее врасплох. Она спрашивала себя, когда он успел озаботиться поисками и доставкой этих святых мощей и бесценных манускриптов.

Но все действительно было доставлено.

Они стояли на паперти.

– Холодно, – сказал Вильдавре. – Солнце уже не в зените, день начинает клониться к вечеру. Нравится это тунисским мученикам или нет, но мы не на Востоке. Накиньте капюшон!

И дабы показать всем и каждому, что он имеет на нее права, он помог ей надеть меховой, подбитый атласом капюшон, что заставило господина де Барданя бросить на него злобный взгляд.

– Как вы очаровательны, моя дорогая! Никто не смог устоять перед вашей красотой, вы заметили? Победа на всех фронтах…

Тем временем епископ кратко и изысканно, но вместе с тем тепло благодарил графа де Пейрака за подаренные мощи.

– Победа! Победа на всех фронтах… – повторял Вильдавре, ведя Анжелику под руку к распахнутым дверям собора, из которых неслись торжественные звуки органа. – Кстати, – продолжил он, – я знаю, кто стрелял из пушки по вашим кораблям… Да! Мне только что сообщили, пока мы поднимались к собору… Это совершенно неожиданно… Вы мне не поверите… держу пари на сто, нет, тысячу к одному.

– Да говорите же, говорите… Я умираю от любопытства!

– Так вот! Это ГОСПОЖА ДЕ КАСТЕЛЬ-МОРГ!..