Читать книгу Бросок тигра - Артем Приморский - Страница 11

Эрик проснулся от болезненного толчка в голову – грузовик резко остановился перед Госпиталем Красного Креста. Он приподнялся – из фойе к машине уже шли несколько помощников – разгружать остатки ящиков.

«Без меня,– решил он, и перемахнул прямо через борт, приземлившись на четвереньки.– Курва». Поднялся и отряхнулся а потом, слабо шатаясь, побрел в здание. Пойло, которое ему пришлось проглотить, явно не приживалось в желудке, а значит скоро потребуется туалет. Потом умыться и спать. Сутки, а то и больше.

В фойе маячил нервный Штайберг. Сверля Карину яростным взглядом, он сердито отсекал слова на еще одном неизвестном, страшном на слух языке. Женщина, мрачнея прямо на глазах, взмахнула руками и разразилась яростной тирадой, мешая французский и английский в какой-то дикий, невообразимый язык, состоявший из упреков и обвинений в его адрес. Их совместные крики не мешали рабочим разгружать грузовик и уносить ящики куда-то вглубь здания.

Эрик проследил за их перемещением, и когда последний ящик был оставлен в небольшой прохладной комнате в конце коридора, на первом этаже, взялся за крышку и потянул. Бесполезно. Сколочено крепко – тут нужен гвоздодер или ломик.

– Голыми руками не откроешь,– сказала невесть откуда появившаяся Карина.– Интересно, что внутри?

– Сама как думаешь?

– Я и так знаю. Морфин, перевязочные материалы, бинты, вата, жгуты… Всякая мелочевка, без которой не обходится ни одна больница.

– Контрабанда,– Эрик поднялся и отошел, отряхнув руки.

– Только не начинай. Мне хватает и Штайберга,– устало попросила Карина.– Ты прекрасно знал, на что идешь – я не скрывала от тебя ничего.

– Ничего, кроме правды,– ответил Эрик.– Я, например, не знал, что местный начальник жандармов крышует преступников; не знал, что преступники работают с альтруистами…

– Слово-то какое,– усмехнувшись, подметила женщина.– Альтруисты…

– Да пошла ты…– и, как часто бывает после такого пожелания, он сам собрался уйти.

Женщина перегородила ему дорогу:

– Стой, Эрик!

– Дай пройти. Я устал и хочу спать.

– Ты же понимаешь, что в мире нужно вертеться, как умеешь? Одними пожертвованиями Красный Крест не потянет…

– Я прекрасно это понимаю,– грубым тоном ответил он.– А вот сколько ты получаешь за каждую такую сделку? Вопрос, так понимаю…

Хлесткая пощечина Карины прервала его.

– Merci beacoup, madame,31– Эрик отпихнул женщину в сторону и вышел из комнаты.

– Куда ты собрался?– Карина, словно неумолимый страж, последовала за ним.– Ты теперь в деле, Эрик. В деле. Сколько ты сегодня заработал?

– Не знаю. Франков двести-триста.

– А тебе когда-нибудь доводилось держать в руках хотя бы сотню?

– Нет.

– И не доведется! В этой чертовой стране ты, фактически, никто! Ты никто!! Слышишь, Эрик?!

Он развернулся, сгреб женщину и прижал к стене. Его дрожащие, грязные пальцы легли на ее шею и ощутимо сжали.

– А ты кто?- срывающимся от злости шепотом спросил он.– Кто ты, Карина? Ты знаешь несколько языков, явно из среднего, а то и высшего круга общества; и при этом по ночам рискуешь жизнью за краденое. И это все? Все, чего ты добилась за… сколько лет ты здесь обитаешь? Строишь глазки местным бандитам, делаешь из себя недотрогу?

– Я делаю то, что умею лучше всего,– сдавленным тоном ответила Карина.– Я знаю свое место, в отличие от тебя. Ты ведь не дурак, Эрик. Совсем не дурак. Но ведешь себя, как полный идиот. Я знаю, что тебе сейчас очень плохо: ты потерял мать, жизнь разрушена, а Мари никогда даже не взглянет на тебя…

Она осеклась, болезненно поморщилась – пальцы сдавили сильнее. Впустив в грудь как можно больше воздуха, она без страха посмотрела в его глаза.

– У тебя злющий взгляд,– сказала она.– Как у человека, которому нечего терять. Банально, знаю… И смерти ты не боишься – верно? Ты так считаешь; точнее, стараешься вообще не думать о смерти. Но поверь – это все бред величия и самообман. Такие, как Флетч, любят истязать и измываться прежде, чем пустят пулю в голову. Но так же дадут кусочек власти, новые возможности.

– К чему ты клонишь?

– Ситуация всегда двоякая. Две стороны, два пути. Я уже сказала тебе кое-что сегодня, во время «дела». Каждому приходится крутиться, чтобы выжить. Но если нет принципов, все летит к черту. У меня есть принципы. И неважно, какими бы жалкими или смешными они не показались тебе, или еще кому – главное, что они есть. Таскать ящики – далеко не твой предел, Эрик. А насчет меня ты прав – я низкая, подлая. Помогаю Красному Кресту, и зарабатываю за посредничество. За это Штайберг меня и ненавидит. Но без меня ему, честному дураку, долго не протянуть. Как и мне, без компаньона. Ах, забыла – есть и второй путь. Скорчить из себя гордеца, и умереть в нищете и одиночестве…

– Когда следующий груз?– Эрик отпустил женщину и отошел. Напиток в его желудке успокоился и больше не лез наружу – только усиливал желание лечь в постель и заснуть.

– Он поступает каждую неделю. Вот, возьми…– Карина протянула небольшой серебристый револьвер. Откуда только она умудрилась его достать, да еще так незаметно?– Стрелять ты, конечно, не умеешь? Неважно. Натренируешься со временем. Награда, повесомее других.

Эрик сжал оружие в руке. Непривычно, немного волнительно.

И все это время он был у нее.

Вместо того, чтобы терпеть его, тратить время на объяснения, могла просто выстрелить…

– Да ты левша?– Карина радостно улыбнулась.– Счастливая, творческая личность.

– Только, как видишь, умею немногое… А счастьем и вовсе не пахнет…

Май, 1928

«Немногое…»– легкая, немного печальная улыбка пробежала по губам. «Немногое». Двадцать лет назад он мог предложить немногое, сделать немногое, говорить о немногом. Он доигрывал третью часть «Бури» Бетховена32, а человек, ожидавший его, стоял рядом и молча наблюдал. Таково было незыблемое правило – не нарушать игру, если она не превышает пятнадцати минут.

Эрик мимолетно глянул на посетителя – высокий седовласый Томас Хоффман, «правая рука» и превосходный советчик по управлению общими делами. Переминаясь с ноги на ногу, он борется с искушением сообщить наверняка важную весть, но в то же время не хочет нарушать музыкальную гармонию. Эрик знает – старику нравится Бетховен, настолько сильно, что он позволяет себе наглость украдкой играть на его фортепиано. Само собой, Хоффман считает это секретом (даже его жена не в курсе). Пусть так. Хоффман слишком хороший работник, ему можно позволить небольшие, приемлемые отступления.

– Я слушаю,– едва композиция завершилась, Эрик повернулся к нему.

– Звонил Саймон Скотт. Просит личной встречи, как можно быстрее.

Эрик закрыл крышку фортепьяно и задумчиво облокотился на нее. Руководитель берлинского отделения хочет поговорить лично, не по выделенной для таких вещей телефонной линии?

– Что же случилось?– продолжил он вслух мысль.

Хоффман покачал головой.

– Пообещал сказать только при личной встрече. Он готов приехать куда угодно, в любое время.

– Как иначе,– Эрик не удержался от надменной улыбки.– Не бегать же мне за ним. Дай-ка подумать…

«Что-то не так». Это было настолько очевидным, что вызывало очень сильные подозрения. «Но что именно не так?»– вопрос гораздо важнее, сложнее и запутаннее. Эрик явственно ощутил присутствие угрозы, пока неясной, но неизменно нарастающей. «Впрочем, волноваться в первую очередь нужно Скотту, а не мне»,– решил он.

– Пусть приезжает суда, во Францию; но в Париж не суется…– не к чему руководителю берлинского отделения маячить перед Верхушкой Синдиката.– Проведем встречу где-нибудь в тишине и покое, подальше от центра.

– Может, в Марселе?– предложил Хоффман.– Там есть один небольшой ресторанчик, называется «Айсберг». Атмосфера хорошая, несмотря на название. И сам ресторанчик хороший. «Селедка под шубой» там будет в самый раз.

– Пусть,– Эрик довольно кивнул.– Разумеется, не забудь сообщить всем тамошним. Их достаточно?

– Если не хватит – подтянем «своих», из Парижа.

– Только тихо. Верхушка не должна знать ни о его прибытии, ни о нашем разговоре.

Хоффман кивнул и удалился. Эрик повернулся к фортепиано, поднял крышку, обнажая бело-черный ряд клавиш, и призадумался. Так называемая Верхушка состояла из десятка человек, каждый из которых обладал определенным авторитетом, связями и знакомствами. Все они признавали лидерство Эрика и подчинялись ему, но до обозначенного предела. Они имели свой процент с проворачиваемых дел, и вносили свою долю в общий банк, которым полгода как руководил молодой англичанин с еврейскими корнями Теодор Джексон. Он был и главным бухгалтером, и счетоводом, и прогнозистом – поскольку некоторая часть доходов приходила с биржевых торгов.

Джексон не особо нравился Эрику – юнца поставили общим голосованием, под давлением двух не самых лояльных ему членов Верхушки. По сути, лидеру Синдиката пришлось согласиться, дабы не устраивать неизбежные распри. Спасибо, хоть кандидата назначили не самого худшего.

Джексон оказался неплохим управленцем, но явно считал, что его нынешнее положение временно, и метил выше. «Как бы ни на мое место,– подумывал Эрик.– Иначе мигом развалит все, что я кропотливо собирал десятилетиями».

Из явных недостатков Джексона – слишком любопытный и дотошный. Любой вопрос, не связанный со счетами, интересует его даже больше, чем собственная работа. Нельзя ему знать, что глава берлинского отделения едет с плохими новостями. Ведь Скотт – протеже самого Эрика. Тень, брошенная на руководителя всего Синдиката, способна не только заставить сомневаться, но и потерять существенное доверие.

«К черту все…»– Эрик выдохнул, размял пальцы и заиграл третью часть «Лунной сонаты».33