Читать книгу Менеджмент: природа и структура организаций - Генри Минцберг - Страница 19

В статье «Принятие управленческих решений: роль интуиции и эмоций» (Academy of Management Executive, февраль 1987) Герберт Саймон рассматривает результаты некоторых физиологических исследований и затем отмечает, что «идеалистические аспекты доктрины о разделении полушарий головного мозга выводят из этих фактов существование двух противоположных форм мышления, называемых… аналитической и творческой». Однако

основания для подобных идеалистических выводов обнаруживаются вовсе не в результатах физиологических исследований. Как сказано выше, научные эксперименты показали только, что полушария головного мозга до некоторой степени имеют свою специализацию. А это никак не подразумевает того, чтобы одно из полушарий (особенно правое) обладало способностью решать задачи, постигать что-либо или принимать решения независимо от другого. В действительности предположение о двух различных формах мышления строится лишь на том, что в повседневной деятельности люди часто делают обоснованные суждения или принимают разумные решения очень быстро и без всяких признаков систематического рассуждения и при этом не могут описать, какие именно мыслительные процессы привели их к таким выводам.

Более обоснованной представляется гипотеза, что часть людей при решении конкретной задачи больше полагается на интуитивные процессы, в то время как другая часть склонна сравнительно больше опираться на аналитическое мышление[45].

Далее Саймон останавливается на «интуиции эксперта», в частности, на способности шахматных гроссмейстеров быстро оценить ситуацию в партии, лишь взглянув на доску. Он заключает, что эксперт распознает знакомые закономерности, что «секрет интуиции гроссмейстера» состоит в «накопленных ранее знаниях о закономерностях и сопутствующей им информации». Саймон делает из этого вывод, что «опытный руководитель также держит в памяти большой запас знаний, полученных в процессе обучения и работы и упорядоченных в виде узнаваемых фрагментов и связанной с ними информации»[46], и что суть интуиции заключается в организации знаний таким образом, чтобы быстро находить необходимую информацию, а не во вдохновенной трактовке этих знаний. В качестве примера он цитирует исследование, в котором бизнесмены выделяли ключевые характеристики кейса гораздо быстрее, чем студенты MBA.

В завершение Саймон указывает, что «интуиция не является независимым от анализа процессом; правильнее будет сказать, что оба эти процесса – необходимые и взаимодополняющие компоненты эффективных систем принятия решений».

Таким образом,

будет ошибкой противопоставлять «аналитический» и «интуитивный» стиль управления. Интуиция и субъективное суждение – во всяком случае, трезвое субъективное суждение – это лишь хорошо затвердевшие результаты анализа, превратившиеся в привычку и в способность реагировать посредством распознавания. Каждый менеджер должен уметь систематически анализировать проблемы (в том числе с помощью современного арсенала аналитических инструментов, созданного наукой об управлении и исследованием операций). Каждый менеджер также должен уметь быстро реагировать на ситуации – а этот навык требует многолетнего воспитания интуиции в ходе работы и обучения. Эффективный менеджер не может позволить себе такую роскошь, как выбор между «аналитическим» и «интуитивным» подходом. Быть менеджером означает владеть всем инструментарием управленческих навыков и уметь им правильно пользоваться[47].

Представление Саймона об интуиции как «хорошо затвердевших результатах анализа, превратившихся в привычку» мне кажется слишком узким, особенно в том, что не охватывает чрезвычайно важное явление творческого озарения (откуда берутся гениальные новые шахматные ходы?). Ни одно из его доказательств не помогло мне понять, как менеджеры, ответственные за принятие решений, глубоко проникают в суть сложной проблемы, как они оценивают незнакомые ситуации, как приходят к креативным решениям.

Саймон знаменит своей концепцией «ограниченной рациональности», которая гласит, что человек в любой момент способен обрабатывать лишь ограниченный объем информации. В трактовке психолога Джорджа Миллера этот объем составляет около семи «бит» («блоков») информации, хранимых в краткосрочной и среднесрочной памяти[48]. Однако остается вопрос, происходит ли при этом что-либо в глубине нашего сознания: действительно ли мы обрабатываем дискретные единицы информации (как компьютер) или же, допустим, смутные «впечатления» или «образы», принимающие различные формы; иными словами, задействованы ли в мышлении процессы синтеза, которые не могут быть исследованы традиционными методами когнитивной психологии.

Примите во внимание, что работы Саймона большей частью основаны на речевых протоколах – записях устного изложения человеком своих мыслей, сопровождающих принятие решения. Слова – это тоже биты информации; они служат для выражения результатов мыслительных процессов в форме, понятной для сознания, и произносятся одно за другим. Таким образом, выводы о процессах, по всей видимости, подсознательных и во многом основанных на синтезе, делаются на основе исследования, которое рассматривает сознательные процессы, делая это с использованием человеческих механизмов ввода/вывода информации (в частности, речи), и занимает позицию редукционистскую по своей сути, а значит, аналитическую (отражающую традиционно понимаемую «рациональность», пусть и «ограниченную»). Конечно, при таком подходе получится, что интуиция – это «затвердевшие результаты анализа»!

Можно ли, направив внимание на ограниченную рациональность битов и блоков информации, разглядеть чудеса синтеза, которые происходят в сознании людей, – например, объяснить, как Эдвин Лэнд изобрел моментальный фотоаппарат? Можно ли таким образом понять, как Саймон писал свои книги, полные удивительных догадок и интегрирующие огромное количество разнообразных идей и информации? Сам Лэнд отмечал, что в периоды интенсивной творческой деятельности «просыпаются какие-то первобытные способности. Ты работаешь с таким огромным количеством переменных на почти бессознательном уровне – не дай бог, кто-то отвлечет!»[49] (например, ученый, жаждущий заполнить протоколы!).

Иногда нам как человеческим существам приходится оформлять результаты нашего вдохновенного синтеза в линейную последовательность слов. Но процессы, посредством которых достигаются эти результаты, остаются тайной для нас самих; быть может, они не столько иррациональные, сколько внерациональные, запертые в глубине подсознания.

Опять же, можно ли как-то разрешить это противоречие? Если интуиция, по определению, является мыслительным процессом в подсознании, как вообще можно понять, достаточно ли глубоко наше исследование проникло в чью-то голову, чтобы действительно понять, что там происходит? (Например, что если Тьюринг был прав насчет экстрасенсорного восприятия? Тогда у тех, кто пытается понять интуитивные мыслительные процессы путем научного исследования, не остается даже «слабого утешения».) Инструмент исследования и орудие ученого, высказывающего свою позицию, по сути, являются аналитическими – это линейная последовательность слов. Как с помощью рационального анализа доказать или опровергнуть существование внерационального и неаналитического мыслительного процесса?

И все же в заключении Герберта Саймона есть «слабое утешение»: неважно, что собой представляет интуиция – быстрое распознавание закономерностей, экстрасенсорное восприятие или нечто среднее между ними, – в процессе принятия управленческих решений она должна сочетаться с анализом. Никакая организация не может позволить себе роскошь мыслить исключительно аналитически или исключительно интуитивно.