Читать книгу Орден Волонтёров - - Страница 13

Старый добрый закон инерции не подвёл, я скатилась с сиденья, Леа с Вальдемаром сидели напротив и крепко стукнулись лбами. Пока я барахталась на полу в юбках, дядя крикнул мне на современном немецком: «Сидите, не высовывайтесь!» Вот зачем он это сказал? Для провокации меня на необдуманный поступок?

Через секунду я приоткрыла дверцу, увидела, что справа из неглубокого оврага поднимаются и бегут по колено в снегу вооруженные чем попало люди, скачет шесть всадников. Снег разлетается веером из под копыт. Наша разведка верхами проверяла дорогу только впереди, не предполагая, что с просматриваемых безлесных флангов тоже могут напасть. Леа полезла под лавку, вооружилась совком для углей. Вальдемар достал из ножен шпагу, закрыл дверцу на прочную щеколду. В слюдяное небольшое оконце увидели, как один за другим резко останавливаются, а затем падают нападающие.

Все возничие – воины держали под рукой в санях по два заряженных арбалета. Фактор неожиданности. От людей в крестьянской одежде никто не ожидал настоящего сопротивления. Это сыграло решающую роль: опыт и меткость ветеранов. Четыре лошади из шести были ранены, они дико метались по заснеженному полю, не подчиняясь всадникам, хладнокровный расстрел продолжался.

Уже более чем половина была выведена из строя. Разбойники на бегу не могли стрелять, они начали отступать, увязая в рыхлом снегу. Несколько стрел из луков всё же выпустили. Но было слишком поздно. С авангарда успели прискакать разведчики. Подбежали арбалетчики с хвоста обоза. Ещё десять минут ржали добиваемые раненые лошади, доносились предсмертные вскрики людей. Отряд разбойников из шести конных и двадцати трех пеших человек просто перестал существовать.

Дядя не дал нам выйти. Просто придурошно мешал, толкал обратно на сиденье, говорил: «Неть, неть, сидеть!». Леа предложила подождать, пока к нам подойдут, проверить. Разгоряченные боем воины не сразу вспомнили про двух женщин и инвалида. Был бы тут Гордей, вмиг бы примчался. В дверцу постучал Услад:

– Можно выходить, тронемся не скоро, разомнитесь. Уже безопасно.

Миловидное лицо Услада было в мелких брызгах чьей то артериальной крови. Он улыбнулся, услужливо подал мне руку. Посмотрел на неё, решил подставить локоть.

– Раненые, убитые у нас есть?

– Легко ранен Руди, в плечо. Сейчас подойдёт. Меня вот немного подрезал в бедро мертвец, ожил, и подрезал.

– И всё?

– Две лошади наших ранено, стрелами. Думаем, что делать с ними.

–Залезай, рану обработаем, перевяжем. Дядя Вальдемар, иди, погуляй, тесно тут.

Подошёл Руди. Лазарет начал работу. Дублёнка мехом внутрь, поддоспешник, свитер, рубаха. Стрела еле пробила такую толщу, застряла только половина наконечника, не сложно, дёрг и всё.

– Ой, сомлел!

– Не хлопай, пусть лежит, мешать не будет. Услад, снимай пока штаны. Леа, помогай!

Руки обработать. Немного драгоценного спиритус вини на ранку, гигиену для раненых, то бишь впитывающий пакет из мха, тугую повязку, но не слишком. Проще простого. Готов.

– Следующий. Леа потри ему уши. Да не ему – Руди!

– Услад, какое же это бедро, это в попу тебя ранили.

– Куда, госпожа?

– В зад, говорю, пырнул тебя мертвец. Нехорошо, рана узкая, но глубокая. Ушью немного, придётся дренаж ставить. Леа палку ему в зубы. Поверх ног ляг, нет, лучше сядь. С Богом, первенец мой!

Мне не страшно, не страшно. Это просто подушка, белая жесткая подушка. Руки обработала. Мои руки тёплые, мягкие, спокойные. Пятно на ткани вывела. Спирт на бинтик, внутрь подушки толкаем, чем толкаем? Этой, как её, толкалкой, её спиртом тоже. Иголка с ниткой в спирте. Дырочку в подушке зашиваем, края стягиваем. Звук неприятный. Хрусь – хрусь. Фу! Хвостик оставляем. Немного вокруг ещё раз обработаем. На подушку красиво накладываем маленькую подушечку со сфагнумом, лейкопластыря нет!

–Вокруг перевязывать, сколько бинтов уйдёт!

–Нашла на чём экономить! Квакни мне ещё раз, семь новых платьев закажу и горничным подарю!

– И так бы зажило. Ой, дерёт! Дерёт! Подуйте, подуйте! Благодарствую, госпожа баронесса, что не побрезговали.

– Зажило бы у него. Огневицу не видел? Или полжопы отрезать не жалко? А из «благодарствую» шубы не сошьёшь. Талер госпоже Эмме отдашь. Куда! Лежать!

– Так трофеи там делят!

– Поделят на всех, если будет что делить, и твою долю принесут. Рана схватиться должна. А то вместо одной будут две. Даже не спрашивай чего.

– Там чужаки с других баронств, а как обделят?

– Да что ж ты жадный то такой! Пойду, прослежу. Заодно лошадок Руди посмотрит. Руди!!! Хватит притворяться, вставай, пошли, если уши тебе дороги! Леа, раненый должен лежать. Это приказ!

Девственно белый снег осквернён насильственной смертью. В нелепых позах лежат молодые и не очень люди. Те, у кого открыты глаза, смотрят в небо. Мертвенная бледность ещё не покрыла их лица. Старые шрамы, рытвины оспин, неопрятные бороды, чёрные зубы в раззявленных в последнем крике ртах. Ветерок нежно шевелит волосы. Тихо ложатся снежинки, ткут белый саван. Природа любит всех своих детей, ей возвращать их атомы на перерождение, к новой жизни. Только что жили. Только что были. Я отупело смотрю на происходящее.

Тела стаскивают в один ряд. По одному от каждого баронства воину идут вдоль ряда покойных, срезают нательные пояса и кошели, складывают в одну кучу. Потом стаскивают обувь, только добротную. Шмонают ещё теплые сапоги на предмет заначек. Находят. Сапоги складывают в другую кучу. Затем приходит черёд оружия и доспехов. Берут всё, включая деревянные щиты. На топливо. Подходит старший обоза, Людвиг. При нём начинают подсчёт и делёжку. Как то порядочно, без лишних выражений, меня наверно стесняются.

А, нет, возник громкий спор. Пока он не разгорелся, подхожу ближе. Не могут поделить ценную вещь – большой, с четверть женской ладони овальный медальон с гравировкой, из светло – желтого золота. Хорошая проба. Я молча протягиваю ладонь Людвигу. Он кладёт на неё медальон. Все оторопело на меня смотрят. Поднимаю бровь. Она у меня выразительная. Отворачиваются и делят дальше. Очень тихо.

– У кого нашли?

– Разве упомнишь, рожи разбойничьи все одинаковы. Вещица приметная. Может пленник знает?

У нас есть пленник. Даже знаю, для чего его в живых оставили.

– Он в моём возке, четыре сцепки вперёд пройдите, госпожа Амелинда. Там в карауле Ратибор ваш стоит.

Заглядываю внутрь. Пленник ещё не дошел до стадии принятия, гневается, громко мычит, дергает ногами. Адреналин пока не вышел. Не так уродлив, как остальная компания. Лет тридцати, может моложе. Лучше всех одет, кольчуга, сапоги светлой кожи. Руки в перстнях. Дело ясное, из благородных, либо хочет таким казаться. Поэтому жив, дорого стоит.

– Сколько до конца пути нам осталось, Ратиборушка?

– Два дня и две ночи. Рядом граница.

– Как ты думаешь, кто он?

– Думать нечего, госпожа: рыцарь-разбойник. Раубриттер.

– По моему разумению либо рыцарь, либо разбойник, третьего не дано. Пытать будете?

– Не без этого, госпожа. Если упрётся. Мы в сторонку отойдём, не побеспокоим.

– Я вежливо с ним поговорю, он всё расскажет, обещаю. Не надо пытать. Хорошо связали? Ладно-ладно, не обижайся. Выйди из возка, трофеи погляди, как делят.

– Не можно. Рядом постою. Зря Вы с разговорами, бесполезно. Иногда упреешь, пытаючи, а всё молчат. Этот видать крепкий орешек. Сюда бы покойную Иоганну фон Берг, живо бы всё выложил. Ужас ведь, что с девками творила! Луц – трепач щедро поделился информацией с друзьями.

Сначала расспршу пленника про медальон. Потом гипноз, исповедь. А дальше с ним как поступить? Преступление на территории графства. Тащить с собой, потом обратно…Пусть сами разбираются, может во Фризии казнят. Вроде успокоился.

Так, посмотрим поближе, кто у нас тут. Посмотрела. Жить он точно будет, даже потомков наплодит. Если иначе… То есть вероятность: не встречу бургомистра Георга Брункса в будущем. Возможно, события пойдут по другому сценарию, вдруг не смогу выкупить флигель у другого человека. Не попаду в это время и место. Уроборос его побери! Достала золотую цацку, показала. Глаза льдинки пучит, головой трясёт. Похоже готов к диалогу.

– Отвечаешь коротко, вежливо, по существу. Будешь сквернословить, поедешь в шкурах, привязанный к последним саням, в собственном говне. Будешь сотрудничать, возьмём выкуп как со знатного пленника и отпустим к маме.

– К маме не надо. Там её портрет в медальоне, думал, потерял.

– Твоя, значит побрякушка. Крыса у тебя в отряде завелась. И кто ты такой, маменькин сынок?

– Прикуси язык девка, я барон Еппелейн фон Галлинген!

– Повежливее, барон. Лучше молчи. Не то войдёшь в историю как барон фон Дерьмо. Баронесса Амелинда фон Мюнних. Красивая вещь. Как блестит посмотри, вот я её раскачиваю, туда – сюда, красиво. Смотри внимательно, твоя любимая вещь, блестит, блеск слепит глаза. Хочется прикрыть веки, прикрыть глаза…Веки тяжёлые. Глаза слипаются, спать, спать…

Прямо неинтересно работать, легко внушаемый тут народ, никакого сопротивления. Тоже мне, крепкий орешек. После адреналинового выброса всегда клонит в сон. Я точно буду спать крепко.

Этот, маменькин сынок с эпичным именем Еппелейн, с удовольствием поведал мне тайну трех своих схронов, и даже любезно изобразил их местоположение с ориентирами, угольком на подоле моей серенькой нижней юбки. Потом он напрочь и навсегда забыл про два клада. Мы не жадные, просто деньги тоже движущая сила прогресса. Поэтому узнают наши обозники только один, самый бедный адрес. В кого я превращаюсь?

– Ратибор. Пленник поспит ещё, немного ослабь путы. Он действительно из благородных, готов дать клятву, внести выкуп. Мне нужно скорее пойти нарисовать карту их схрона, пока хорошо помню.

– Сделаю, госпожа Амелинда.

Конечно сделает, видно – побаивается меня. Они пытать собрались, а я просто вежливо поговорила. Немного оттопыривая подол верхней юбки, как бы придерживая, спешу к себе. Нужно организовать транспортировку Услада в другой возок, с ним для ухода сестру милосердия. Леа охотно переезжает, Услад смущенно лежит на плаще лицом вниз и помалкивает. Получает порцию забористых шуточек от товарищей и рукавицу с монетами -свою долю трофеев. Наконец мы с Вальдемаром одни. Он помогает мне задрать верхнюю юбку, я придерживаю её. Критично оглядев "карту сокровищ" дядя начинает зарисовывать одну схему отдельно, две – на другом кусочке пергамента. Я повторяю несколько раз названия деревень и ориентиры. Тренированная память разведчика архивирует файлы. Резко открывается дверца, блин, щеколда!!!