Читать книгу Орден Волонтёров - - Страница 17

Четвёртые сутки скользит по зимнему тракту длинная извилистая змея санного обоза. Сколько за эти дни и ночи передумано, переговорено, немало пережила; кое – что вырезать бы с мясом из памяти безвозвратно, но невозможно.

Добавились сани с товаром из замка Лемм, оставлены в нём наши раненые Услад, Руди и две лошади. Людвиг во время выезда обоза из замка сделал перестановку в очерёдности следования. Приказал всем перезарядить арбалеты, проверить оружие, держать в санях рядом.

По мере приближения к столице Фрисландии тревога во мне возрастает. Вальдемар, прикинувшись спящим, подслушал разговор дозорных на границе. В тот день, когда в замках и городах графства Ольденбургского взлетели на башнях чёрные флаги, передовые отряды войска фризов выдвигались к границе, и ждали донесения своей разведки. Разведчики доложили командующему, что соседей, допрежь их, захватила чума. Глубокая разведка подтвердила данные.

Ей всё равно – мир или война, она со всех возьмёт свою добычу. Войско распустили, усилили кордоны. К голодной жизни народ привык, какая никакая, а всё – таки жизнь. Идти воевать на заражённую чумой территорию, всё равно, что самоубиться, безо всякой прибыли. Никакого интереса. Через пару лет нагрянуть, когда чёрная смерть проредит население, и некому будет отбиваться – это разумно, если сами живы будем. Так произошло, что ложная чумная тревога спасла нашу страну от настоящей войны.

К изумлению стражей кордона, спустя полмесяца, со стороны Ольденбургского графства, к заставе прибыл небольшой кортеж всадников, сопровождающий богатый просторный возок. Из него вылез очень важный господин, весь в мехах и с богатой цепью на груди, которая за триста локтей слепила глаза. Фризские стражники выстроились цепью, подняли арбалеты. В ответ на это всадники из кортежа господина уехали обратно, он остался один. Не пересекая границы, он начал трясти большим свитком с печатью, при этом громко орал, но ветер относил его слова в сторону.

С утра до полудня упорный ольденбуржец многократно выходил из транспорта и орал до посинения, размахивая грамотой, снова прятался, грелся и надрывался по новой. В конце концов, стало не только интересно, чего ему нужно, но просто жалко упрямца. Поэтому, когда он вышел со стрелой, демонстративно начал привязывать к ней грамоту, посторонились, позволили выстрелить, более того – не расстреляли в ответ. В послании была подорожная, верительная грамота посла графства Ольденбургского и проект мирного договора между государствами.

Старший поста, тот самый, что хотел пощипать наш обоз, проникся серьёзностью исторического момента. Помахал рукой и сам подошёл ближе. С расстояния десяти метров связь заработала лучше. Выяснилось, что графство Ольденбургское, хвала Господу живёт, процветает, соседям в свой черёд того желает. Слухи о чуме неверны, ошибся неопытный лекарь, сами были в шоке, десять дней всем государством в карантине сидели.

Позволили проехать, ибо если нет чумы, то задерживать послов, даже вражеских, в цивилизованных государствах не принято. Перед этим вестимо посла, господина барона Орбанта фон Дрез, также тщедушного господина секретаря раздели догола, тщательно осмотрели, ещё три дня промариновали на КПП, на всякий случай. Припасы еды и вина у него с собой были добрые. Посол человек нежадный. Как кончились припасы, так и пропустили дальше.

Такова предыстория заключения мира между государствами, каковую из обрывков застольной беседы пограничников, слепил «спящий убогонький» паломник. В данный момент во владениях графства могли бы вовсю разворачиваться военные действия. Как говорится, не было бы счастья…

Доносится усиленный рупором ор Людвига. Мы плавно притормаживаем. Да что такое! Недавно тронулись, после полуденной остановки. Высовываю голову в дверцу. Похоже, об этом нас предупреждали на границе – народишко вышел на тропу разбоя, потому что ездют тут всякие, людям кушать очень хочется, но нечего. Причём стоят не скрываясь, установили поперёк тракта шлагбаум, восемь простых мужиков, даже не воинов, с кольями и топорами за поясом. Разумеется, они уже поняли, что такой кусок им не проглотить, но деваться некуда, побежишь – станешь жертвой. Сейчас они могут принять вид официальных сборщиков подорожного налога. Ничего не получат, но хоть при своём останутся.

Я вышла из возка, подбирая полы тяжелой бордовой юбки, стала пробираться вперёд, к первым саням, где ехал Людвиг. Он уже начал разговор. Завидев меня, возницы тут же достали и направили в сторону «подорожников» арбалеты, обеспечивая мою безопасность.

Мужички – разбойнички приуныли, не успела дойти до Людвига, шлагбаум был ими открыт, ушли с дороги. Возницы опустили арбалеты. Вот – вот тронемся. Зря по сугробам, по обочинам кувырдалась?

– Всем стоять!!! Кто старший? Ко мне!

Ого, я, оказывается, обладаю командирским голосом. До сих пор повода не было так себя проявить. Командовать, честно говоря, люблю. Самокопание подтверждает, я – властный человек. Нравится управлять людьми, направляя их на путь истинный. Важное отличие от диктатора: помогаю определить человеку его собственный курс. Возможно, профессию подсознательно выбрала исходя из этого качества.

Подошел мужчина, определённо знававший лучшие времена. Крепкого телосложения, нестарый, но кожа на лице, подбородке свисает дряблыми складками. Так бывает, когда толстый человек сильно худеет. Достаточно добротная одежда висит мешком.

– Слушаю Вас, госпожа. Я старший местной общины. Юв Ювинг к Вашим услугам.

Местный диалект вполне понятен. Схожий язык – признак близкого родства между народами. Ювинг опирается на копьё, смотрит на меня с достоинством, без подобострастия. Мне нравятся такие люди. Уже нормальным голосом говорю:

– Как докатились до жизни такой, уважаемый? Ведь грамоты на право взимания пошлины у вас нет, на границе мы проверку прошли, сбор пойдёт в казну. Вроде на вид, честные люди, не разбойники какие.

– Голод не тётка, пирожок не даст. Что весной не вымерзло, летом посохло. Так два года подряд. Здесь проезжают с товаром соседи по границе. Они каждую тропинку знают, объезжают посты, пошлину не платят. Мы совсем немного просим, живём на своей земле и вправе с таких хитрецов дорожное мыто брать.

Подошёл старший нашего обоза, Людвиг, вмешался:

– Может на продажу, на обмен у вас товар есть? Нам какая разница, где продать, можем к вам в деревню заехать, если близко.

– Близко, то близко. Столько людей вооруженных к себе пускать опасаюсь. Хотя, взять у нас особо нечего. Сами всё съели. Мир подписан. Поехали, посмотрите, вдруг что надо.

– Соль есть?

– Вот чего – чего, а соли не меньше чем снега. На солеварни к побережью народ кинулся на заработки, заработок солью выдали. У нас итак той соли запасу на десять лет вперёд.

Фризы расселись к нам по саням, мы съехали с тракта, через минут десять увидели селение на терпах – искусственно насыпанных жилых холмах, спасающих от постоянных наводнений. На севере Европы, близ побережья Северного моря, фризы создали общество свободных от крепостной зависимости крестьян, рыбаков, скотоводов, воинов и торговцев, которые жили общинами. Так было легче выжить в этом суровом краю.

Людвиг распорядился остановиться не въезжая в деревню, на окраине, летом тут было пастбище. Солнце стояло невысоко, в зимнем зените, до сумерек несколько часов. Успеть надо поторговать, потом засветло добраться до трактира. Староста общины и его односельчане пошли созывать народ на быстрый торг по домам.

Сани поставили по привычке большим кругом, вагенбург называется. Дежурные сегодня из зиверских, повели вдвоём лошадку, впряженную в походную кухню в центр, затопили обломками щитов, и начали кашеварить. Моё распоряжение вызвало раздражение – лишняя работа. Кухню сварганили в нашей кузне за два дня, благо досталась от будущих времён большая железная дождевая бочка. Её укрепили в санях, убрав доски днища, приклепали жестяную трубу, вырезали сверху круглое отверстие, вставили туда огромную медную кастрюлю. Готово. Вальдемар крутится рядом, старательно помогает. Наш пленник Еппелайн попросился в мой возок, закрылся изнутри, задёрнул шторку. Понятно, рыло в пуху, трусит, опознают местные.

– Госпожа баронесса! Я подумал, к чему нам соль эту туда – сюда возить? И другой товар если будет? Проще записать, сколько чего, да на обратном пути забрать.

– На ответственное хранение, значит оставить, под расписку. Умно, Людвиг, так и сделаем. Пусть только образцы товаров своих везут, не всё. Наш товар увидят, поторгуемся, письменный ряд составим с Ювингом. Людвиг, ты предложил, тебе и отдуваться, бери лошадь у Ратибора, догони его. Скажи. Пусть посуду под кашу возьмут, кто придёт. Чтоб шевелились быстрее.

Чёрные точки становились всё больше: потянулись люди с санками, двое саней, запряжённых изнурёнными вороными фризами. На санях приехал Ювинг, с напарником. Первая пешая группа из пяти мужчин и двух женщин, сняли короткие широкие лыжи, воткнули в снег. Оставили рядом грузовые санки. Они держались спокойно с достоинством, но не нагло. Подошли ко мне, поприветствовать. Белокожие, голубоглазые, блондинистые, у мужчин окладистые бороды. Оживлённое выражение на исхудавших лицах, румянец на впалых щеках. Ещё не сильный голод, но длительное недоедание. Устали, часто дышат, мало сил. Вдали показались ещё несколько человек.

– Приветствую Вас, ещё раз, уважаемая госпожа баронесса Амелинда фон Мюнних, на земле Фрисландии! Да будет мир между нашими государствами долгим и прочным, к общей пользе и выгоде. Начнём торг?

– С Богом, Ювинг, пусть показывают образцы товара, торгуются, договариваются. Ко мне пусть тоже подойдут, гляну.

Спонтанный рынок оживился, фрисландцы сначала обошли по кругу всех, нужно увидеть, что есть, прицениться. Возницы, они же воины, они же теперь торговцы, сразу задрали цены до упора. Рынок есть рынок: если у одних дефицит товара, у других переизбыток, цены взлетают, что при меновой, что при денежной торговле. Но селян это обстоятельство не смутило. Они шуршали в мешках, пересыпали крупу и горох, тёрли в пальцах муку. Наши бойцы пробовали рыбу во всех видах: солёную, вяленую, копчёную. Даже рыбная мука была. Соль проверяли на влагу и горечь, на примеси и хаяли этот товар вовсю.

К нам с Леа подошли женщины. Предложили посмотреть шерсть и изделия из неё. Распаковали тюк.

– О! Отличная шерсть, хорошая пряжа, мы возьмём! Что хотите в обмен?

– Крупы, муки, горох и бобы. Сала нужно. Масла бы.

– Всё что ли? А колбасы, мяса, сыра? Творог мороженый есть.

– У нас товару столько не будет, может, деньгами возьмёте, хотя, что сейчас деньги, их есть не будешь.

– Женщины, это у вас сильный недород, у нас в графстве деньги ещё в цене. Будущий год старики, говорят, урожайный будет. Берём деньги, берём, у вас то, что почём?

Шерсть была изумительного качества: длинная, тонкая, шелковистая, интересной тёплой коричневой расцветки. Уже чищеная. Образцы пряжи показали, какая добрая нить получается – ровная, тонкая, годится ткать, вязать. Пух козий белоснежного цвета был как нежное тёплое облако, прямо просился в руки пряхам. Изделия из шерсти были аккуратными, добротными, но простыми, не удивили меня, избалованную фасонами из журналов. Поэтому их решили не покупать, к огорчению мастериц. Расспросили про запасы ценного сырья, решили брать всё.

– Ута, тебя ведь Ута зовут? Пойди к Ювингу, позови сюда, запишем, чего за сколько подрядились друг у друга купить. Вы что купили, сейчас заберёте, наши покупки у вас пока хранятся, знаете? Заодно послушай, не сильно там наши ваших надувают?

Женщина по имени Ута, при моих последних словах подорвалась с места. Другие местечковые дамы начали под руководством Леа нагружать свои санки покупками.

– Женщины, скот нам нужно купить, вашей породы. Козлят, ягнят, жеребят. Что скажете?

– Почти всех на мясо еще прошлогод извели. Кормов не было. Маточки остались, да один племенной баран с козлом на всю деревню. Коней только жеребцов могут продать, у Юва спросите.

– Тута я, туточки. Предлагаю про скотину торг вести, когда обратно поедете. А чтобы дождались вас кони, не подохли, в счёт части их цены по мешку овса сейчас дайте. Я тогда с Людвигом про это потолкую. Срядились? Писать давайте, у меня пергамента кусочек припасён. Потёртый, но годный. Поторопимся. Вы же спешите, других тоже записать нужно.

Над вытоптанной площадкой импровизированного торжища поплыл ужористый аромат упревшей каши «Дружба» из разных круп с салом и тушенкой. В смеси с дымком он вызывал рефлекс собаки Павлова даже у нас, не говоря о давно бедствующих фрисландцах. Торг второпях, на раз – два завершился. Леа пересчитала деревенских по головам, их было тридцать шесть человек. Она виртуозно расчертила, затем надрезала не до конца ножом две больших ковриги, с лемманских харчей. Гордые фризы не торопились, не подходили, не толпились в очереди, продолжали увязывать свои сани. Ишь вы какие!

– Милости прошу отведать нашей каши. Подходите ко мне, уважаемые. Господин Ювинг Юв, помогите мне.

Только увидев, что их лидер рядом со мной, люди приблизились. Я много видела документальных фильмов о блокаде, читала. Не могу без слёз отзываться на такую беду, как голод. Здесь и сейчас положение не так катастрофично, но всё же … Я девушка с избытком эмоций, всяких, разных. Мы с Ювингом совместно ломали ковригу, я давала куски в руки мужчинам и женщинам, присолив некоторые слезами, не смотря им в лицо. Далее Леа черпаком каждому накладывала каши, всем одинаково и приговаривала:

– Ешьте здесь, с собой ещё дадим. Спасибо, что преломили с нами хлеб.

В нерелигиозном смысле преломление хлеба – это символ гостеприимства, совместное употребление пищи считается признаком дружбы и доверия, способом укрепить связи и доброжелательность. Нашлась работа Еппелайну, не высовывая носа из убежища, он кромсал кровяную колбасу на одинаковые куски. Мешочек гематогена четырнадцатого века я в сторонке отдала в руки Юву, с наказом давать детям по небольшому кусочку в день, растянуть хотя бы на неделю. Я чуяла этого человека, понимала, он сделает честно, по справедливости.

– Ювинг, как обстоят дела с посевным зерном? Пшеница, рожь, овёс, просо? Другие семена?

– Никак уже не обстоят, толчём остатки, подмешиваем в рыбную муку, лепёшки печём. Уже невмоготу одну рыбу есть. Овощей тоже недород был, поливать нельзя, вода в колодцах упала, еле на питьё хватало. Река совсем обмелела, верите, даже не стирали, не мылись.

– Сможешь сохранить до посева, если оставлю?

– Провожу вас до трактира, его сват мой держит. Там спрячем, иначе не смогу в глаза голодным людям смотреть. Дорого запросите?

– Бесплатно. Дар. Гуманитарная помощь от Ордена Волонтёров. По пять мешков всех зерновых и бобовых.

– Никогда про такой не слышал. Новый Орден? Чей? Задарма не абы что, семена дают. А что означает «гуманитарная»?

– Человеколюбивая, на древней латыни. Орден да, новый, для любого, кто хочет помочь ближнему своему в беде, в горе, в бедности, в болезни.

– Рыцарский или монашеский? За кого Господу молитву вознести?

– Любой, Ювинг! Любой человек может вступить в Орден Волонтёров, кто чувствует в себе добрую силу: мужчина, женщина, купец, крестьянин, аристократка, моряк, герцог, священник, скотовод, рыбак… Любой веры, любого толка, где есть заповедь помогать друг другу.

– Кто же придумал такое? Святой человек? Папа?

– Плохо читаешь Библию, невнимательно, вроде грамоту разумеешь. Подскажу. Девиз Ордена Волонтёров: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Стих тридцать девятый Евангелия от Матфея. Вот и подумай, кто придумал.

– Крепко подумаю. У нас в общине есть женщина, хоть вроде в разуме, да ровно блаженная. Ута, и дочь у ней такая же. Последнюю рубаху с себя снимут, краюху отдадут, а если у самих нет ничего – по людям пойдут, слова такие найдут, что не откажешь, да отнесут тому, у кого нужда крайняя. В прошлую зиму трём вдовам так помогли детей сохранить.

– Вроде и мы и вы, все собрались. Надеюсь, до весны вам дотянуть хватит. Ты мудрый человек, Ювинг Юв. Проследи, чтоб не накинулись, распределили месяца на три. Как дороги просохнут ещё обоз придет. Готовьте товары. Дороже всего молодняк будем брать, козлят и ягнят тонкорунных. Кобылок бы ваших, хоть пару?

– Нельзя, через кордон не пропустят, тайком провести – себе дороже станет.

– Вот рупор, покричи, пусть люд в круг соберётся, пока не разошлись. Слово есть.

– Пусть выйдет в тинг женщина по имени Ута. Выходи, милая, не стесняйся. К ним лицом. Эта добрая женщина награждается серебряным знаком Ордена Волонтёров. На нём Крест – символ Веры, Якорь – Надежда, Сердце – Любовь. Это герб Ордена. Теперь в вашей общине есть волонтёр, добровольный помощник Господа нашего.

Отлитый из серебра небольшой значок на прочном кожаном шнуре носится поверх одежды, люди сразу должны видеть, кто перед ними. Такой же был приколот у меня булавкой к куртке.

– Что Вы, разве я могу…Боже мой! Спасибо! А что я должна делать?

– Ничего, сверх того, что уже делаешь. Неси свет любви людям. Это тебе спасибо и низкий поклон от Ордена.

Во всех своих бархатах и мехах я низко, в пояс поклонилась, сорвав шаблоны местному сообществу. Народ по традиции безмолвствовал.