Читать книгу Орден Волонтёров - - Страница 18

… шестнадцать мешков муки ржаной, три пшеничной. Записал?

– Да. Осталось корма посчитать, и закончим.

– Там считать нечего, всё на виду. Остатки в середину амбара вынесли.

– Делать то, что будем? Скоро падёж начнётся. Старую Матильду уже на ремнях подняли, подвязали, почти все кони в конюшне её потомство. Ржут тихонько. Плачут. Понимают.

– Пусть у Светлости голова болит за лошадей, мне бы жену с детьми прокормить.

– Я своих сегодня в деревню к тёще отправил, там чуточку полегче. Двадцать связок рыбы сушеной и полмешка овса, что мы с тобой позавчера спёрли, с собой дал.

– Закончили. Кто отчёт понесёт?

– Управляющему отдай, пусть отдувается.

Кабинет герцога на втором этаже скромного, небольшого дворца в Леувардене выглядел менее мрачно, чем его хозяин. Яркое солнце упало на пол сквозь слюду светлыми квадратами, отражалось бликами от полированной мебели светлого, некрашеного дерева. Гобелены серебристо-серо-голубого оттенка с морскими пейзажами и кораблями придают комнате свежесть и простор. На стене незанятой гобеленом, напротив внушительного стола висит парадный семейный портрет.

Сам герцог Хессел Мартина, тогда молодой мужчина с крупными, словно вырубленными чертами лица. Сидящая в кресле, явно беременная супруга, с нежным, несколько расплывчатым обликом, играющий возле матери пухлый ребёнок – наследник. Картине лет десять, но Хесселу кажется, что это было в другой жизни, так разительно всё переменилось. Умерла не только первая, но и вторая жена, совсем юная Итанья.

Герцог так редко бывал с семьей, что маленькие дети успевали его забыть, возникали неловкие ситуации. Беспрерывно шла то одна война, то другая. Из своих тридцати семи лет он воевал шестнадцать. Голландские графы теснили фрисландцев, стремясь отгрызть хоть малый клочок суши. Он огрызался в ответ и стремился захватить хоть немного земли у Элимара. Этот жук, будучи всего лишь графом владел землями по площади в десять раз превосходящими его герцогство. Граф франков навязывал свою волю, учил, как управлять, воевать, пытался возродить былой претекторат Франкии, прислать своих чиновников. Его – герцога, унижал какой то граф!

Времени на детей совершенно не было. Сын вырос в долговязого угрюмого парня, ласково улыбается только собакам и лошадям. Кларисса походит на мать, но никогда её не знала, выросла без материнской любви. Оттого от девочки не дождёшься ни ласки, ни весёлого смеха. Воспитательница, англичанка леди Анна была очень праведная, справедливая и правильная, но строга, холодна с воспитанницей. Любовь к ребенку не входила в её служебные обязанности. Дочь была худенькая, всегда молчаливая, очень печальная и робкая. Шепотки пошли, что не в себе леди Кларисса, дурочка слегка. Жена четвёртого конюха теперь молчит, но всем языки не отрежешь.

Два года мира не принесли ожидаемого облегчения: жестокие возвратные заморозки в начале каждого лета и засуха весь сезон – на корню уничтожили будущий урожай. Припасы на такой случай в государстве были. Но только на год. Паёк войску урезали вдвое, отменили тренировки. По докладам общинных старшин кое – где люди стали есть посевное зерно. Значит, край пришёл. Выручала рыба, но её запасы к весне подойдут к концу. В сезон штормов в море не выйти. Начнётся настоящий, мучительный голод. Пойдут беспорядки, грабежи, повальная смертность, поедание человечины.

Поголовье фризов уже сокращено, за счёт старых, слабых, раненых в битвах коней. Придётся снова сделать жёсткий отбор, чтобы кормов впритык хватило, до травы два с половиной месяца. Конская колбаса поливается слезами владельцев. Фрисландцы вынуждены есть своих верных друзей, как восточные варвары. Матильду придётся тоже…

– Ваша светлость, разрешите? Я с отчётом.

– Показывай. Это то, что в большом амбаре хранится? Герцог Хессел просмотрел список, поднял брови, лоб пересекла глубокая горизонтальная морщина. Лицо словно окаменело. Близко посаженные глаза впились в управляющего.

– Нет. Это вообще – всё. Во всех амбарах, кладовых, погребах.

Некоторое время лорд Хессел молчал. Тишина была тяжёлой, давящей, безнадёжной.

– Отпустить со службы всех слуг. Выгнать к чёртовой бабушке всех придворных. Гостей тоже. Две кухарки, прачку, горничную, мужика для тяжелой работы и няню оставить. Леди Анну рассчитать.

– А родственников? Кузен Ваш с семьей, тётушка престарелая…

– Нам этот брат, с его выкупом, по весу золота обошёлся. У него своё поместье есть! Вон всех нахлебников. В шею! Тётку оставить, одинокая, пусть с няней за дочерью смотрит, обучает, вместо экономки работает. Учителей всех рассчитать – деньгами!

– С дворовыми как быть?

– Коней вполовину меньше, значит, конюхов оставишь самых старательных, семейных. Троих хватит. Овёс к себе в приёмную отнеси. На кормление выделяешь пол меры на голову, каждый день. Присутствуешь при скармливании лично. Садовников, дворников по домам. Скотника одного оставь, молочницу. Скота мало совсем, пусть ещё за птицей смотрят, птичниц рассчитать. Шевелись, думай, Хьюгенн. Не то придётся мне самому управлять. В кухне скажи, едим все в четверть меньше прежнего, кроме моих детей.

Докатились. Неужели придётся в общинах реквизицию проводить? Горожане уже доели запасы, рынок не работает. На улицах находят трупы бродяг, нищих. Им перестали подавать, пускать на ночлег опасались. Управляющий делает заметки на вощаной табличке.

В горестных раздумьях правитель выглянул в окно: на плацу занимался наследник с учителем по мечному бою, не знающим пока, что уволен. Слезает с загнанного коня парнишка лет тринадцати, бегом кидается к ажурным, кованым воротам, его останавливает стража.

– Хьюгенн, пусть пропустят мальчишку. Хуже твоих вестей, надеюсь, сегодня не будет. Я сейчас спущусь

Белобрысый вихрастый пацанёнок озирается с восхищением вокруг: входной холл – огромный и высокий зал, превышает все его ожидания. «Ужо всяко, раз в сто больше нашего трактира будет!» – думает он. Число «сто» самое большое, какое он знает.

– Какие вести привёз, гонец?

Мальчик вздрагивает, оборачивается, сгибается в низком поклоне, роняет с головы шапку, конфузливо краснеет, что забыл снять.

– Ваша светлость! Хорошие вести! Хорошие! Обоз идёт, с продовольствием! Большой! Сто саней! Доверху нагружены, ей Богу сто, не меньше! Отец вот послал, как Вы приказывали: всем трактирщикам новости сообщать.

– Теперь обстоятельно говори, с какого тракта, кто едет, как до нас, далеко?

– Ваша светлость, с Ольденбургского тракта. Едет товар со всех баронств ихних, ещё от какого – то Ордена, название забыл – зерно посевное всех видов по пять мешков каждой общине бесплатно дают! Сам видел: господин Ювинг с батюшкой на чердаке прятали, чтобы значится, в деревне не знали, а то съедят. Торг полдня был, даже за деньги продукты продавали! На соль и рыбу меняли. Кормили всех кашей с печки на санях, хлеба преломляли!

– Святой отец от Ордена хлеб преломлял?

– Нет. Не церковный обряд. Госпожа важная, богато одетая, с Ювингом хлебы делили. За ради мира и дружбы государств говорили. Они меж собой толковали, что во всех общинах по тракту будут останавливаться, ещё в трех значится. Дневной переход остался, только они таким путём дня три добираться будут. Вот я опередил!

– Держи монетку, скажи на кухне, пусть покормят. Коня отведи в конюшню. Поутру возвращайся. Отцу с Ювингом скажи, пуще глаза пусть зерно на посев берегут. Сам не болтай!

– Нешто я не понимаю. Ой! Чуть не забыл! Госпожа молвила, в срок как дороги просохнут, ещё обоз будет, товар на обмен нам готовить надобно. Просили молодняк коз, овец и кобылок наших, жеребёнков. Юв сказал – кобыл нельзя! Я рядом крутился, ей Богу своими ушами слышал!

– Иди, поешь, заяц ушастый, слышал он. Спи на кухне, замёрз, небось. Мальчишка исчез в направлении кухни, непонятным образом вычислив её расположение.

– Ваша светлость, так что теперь с родней Вашей, с придворными, гостями и слугами? Продукты ведь везут.

– Дармоедов в шею. У меня город голодает. Завтра чтоб их никого не было, до приезда обоза. Слуг поболее оставь, но не слишком.

Неужто просвет появился? Выкарабкаемся? Бог от войны отвёл, не иначе. Хессел Мартина вышел во двор и отпустил мечника, сам продолжил заниматься с сыном. Отметил, что наследник делает успехи. По окончании сдержанно похвалил:

– Почти хорошо, сын. С завтрашнего дня я сам с тобой занимаюсь.

– Спасибо, отец. Могу я узнать у Вас причину?

– Учителей рассчитываю. Объяснить почему?

– Не надо. Я не маленький, понимаю.

– Вот и хорошо, раз не маленький, скоро женю.

– О, нет! Пожалуйста, нет!

– Если бы мой отец не женил меня в шестнадцать, ты мог и не родиться, потому что в семнадцать лет я мог погибнуть на войне. Долг правителя – оставить наследников, чтобы страна жила спокойно. Иди, навести сестру, почаще с ней проводи время, она любит тебя.