Читать книгу Японская кукушка, или Семь богов счастья - Татьяна Герден - Страница 11

Вскоре выяснилось, что у Уми цубаме оказался довольно взбалмошный нрав. Несмотря на то, что её исправно чистили, смазывали поворотные подшипники пушечным салом и заряжали снарядами превосходного качества, она могла звучать глухо и невыразительно, едва выплёвывая снаряды, и отчаянно мазать мимо цели. Райдон не мог понять, отчего это происходит – ведь все шишки доставались ему. Сначала Райдон во всём и винил себя, тщательно проверяя её состояние: подолгу пытался понять, вычищены ли как следует винтообразные углубления, находящиеся в начале ствола, осматривал продолговатые выступы-поля, аккуратно замерял ширину люфта во всех разъёмных соединениях. «Может быть, при движении в стволе снаряд не упирается медным пояском в нарезы и чересчур скользит по их кривой, и потому его вращение не сообщает нужной начальной скорости орудия?» – терзался он.

Но нет, проверка показывала, что техническое состояние Уми цубаме было в порядке и наводчики вроде не шалили, чётко определяя параметры огневых ударов, но тем не менее удары часто получались смазанными, неловкими и неточными. Из каждой сотни снарядов, выпущенных с дистанции более трёх тысяч ярдов, лишь меньше половины поражали китайские корабли, а остальные бесполезно взрывались в море. Вкупе с медлительностью Каракатицы и слишком поспешным рвением Акулы нестройные выстрелы их команды и учащающаяся раз от раза мазня Морской ласточки по целям как замыкающей была последней каплей перед «штормом» – взбучкой комсостава.

Старший выстраивал комендоров в ряд, ходил взад-вперёд перед строем, молчал, пристально смотрел на них, пытаясь вызвать и без того скопившееся чувство вины, а потом грозно сверкал глазами и, не слишком подбирая слова, гневно выговаривал за нерадивую стрельбу, грозя посадить всех на губу. И сажал. Райдона – реже, чем других, но тоже бывало. Лёжа на твёрдой койке гауптвахты или драя орудийную палубу, он продолжал думать о том, как Уми несправедлива к нему. «Ну что ещё я для тебя не сделал? – в который раз спрашивал он. – Чего ты мажешь?» Ладно бы прицел сбивался от бортовой качки, так нет же, учебные обстрелы часто производились в такое время, когда на море был штиль, разве что неточность попадания можно было бы списать на разницу скоростей, но нет, в учебных стрельбах использовали ход до шести-семи узлов, и объекты обстрелов практически не двигались, а они мазали. С боевыми ударами было сложнее, они брали противника в вилку, шлёпали не по цели, а окружали противника по периметру предполагаемого хода, поэтому многие из них, естественно, уходили в недолёт, и всё же причина неудач, думал Райдон, крылась в чём-то другом.

После очередного провального боя и последующей взбучки он раздражённо хлопнул Уми по стволу и в сердцах спросил:

– Чего ты от меня хочешь? Чтоб я падал перед тобой на колени?!

Он обиженно отвернулся от неё и пошёл в каюту, не попрощавшись. Позже, на берегу, впервые напился как дурак, задремал прямо за столом и не заметил, как к нему прицепилась грязная старуха-побирушка, что всегда таскаются возле питейных заведений в надежде пропустить стаканчик за чужой счёт. Как тень от надломленного камыша она уселась рядом и стала потягивать рисовую водку из его чаши, скаля пеньки от кривых зубов и тряся всклокоченной головой. От переживаний у Райдона жутко разболелся живот, в висках застучало, и вместо того, чтобы рявкнуть на старуху и прогнать её от себя куда подальше, он, еле шевеля губами, тихо спросил:

– Чего тебе надо от меня?

Старуха была глуховата, потому что ей, видимо, послышалось «Чего ей надо от меня?», и она по-своему поняла смысл вопроса, думая, что парень страдает от любовных неурядиц.

Громко хохоча и нахально лакая слюнявым ртом водку из его стакана, она крикнула, хватая Райдона за руку:

– Ласки! Всем хочется ласки, матросик, а ты холоден как спрут со дна моря и скуп на слова как осенний дождь. Никакой девушке это не может понравиться.

Парни возле Райдона дружно загоготали, зная, что никакой девушки у него не было, и тут же самый бойкий заорал:

– Давай, Райдон, приголубь старуху, а то девицы из таверн слишком молоды для тебя!

Он ругнулся, отпихнул от себя пьяную бабку, сцепил зубы и под всеобщее улюлюканье выбежал из таверны. Но странным образом старухин совет подействовал. Перед следующим боем Райдон повернулся к Уми цубаме, как если бы это была не пушка, а капризная девица, и, вспомнив, что раньше её звали Красотка, шепнул ей:

– Ты же у меня умница и такая красавица, ну же, Уми, не подведи!

И, по странному совпадению или по ещё каким причинам, на этот раз она не подвела. Они попали по всем целям, да ещё в унисон с Акулой, Медузой и Каракатицей. С тех пор перед каждым боем Райдон всегда ласково называл Уми красавицей, и она больше никогда не дулась и не задыхалась нетвёрдой пальбой. «Наверное, она обиделась, что я её переименовал, – думал он, – без спросу». Но Уми молчала, хотя если бы могла, кивнула бы в знак согласия.

Так он удостоверился, что всё в мире – живое, как и говорила ему мать, распрямляя и подвязывая ветки дикого винограда после бури, неважно, растёт это в саду или сделано из чугуна или бронзы: «Чтобы у тебя всё получалось, сын, надо просто найти способ правильно обращаться к этим вещам и всегда относиться к ним как к равным. Никто никому не даёт права унижать другое существо, каким бы оно не было – большим или малым, умным или глупым. Живым или неживым. Мы все дети большого мира, нашей целью является жизнь в согласии с природой и людьми. Помни это».

И он помнил. Эти слова для него стали главным смыслом, который он постоянно искал в себе и других. И всё для него было понятно и просто. До тех пор пока он не встретился с чужеземной девицей с огромными глазами, светящимися десятками крошечных ярких огоньков, по имени Свету-рана.