Читать книгу Жена Моцарта - Елена Лабрус - Страница 1

Я каждый день винила себя за то, что Сергея посадили.

Если бы можно было изменить тот день – я не полетела бы с Артуром и осталась дожидаться Моцарта дома – он не оказался бы за решёткой.

Это было всего две недели назад, а казалось, прошла вечность.

Потому что каждый, каждый грёбаный день приходили плохие вести.

Сначала проверками обложили ресторан и гостиницу и в результате закрыли.

Потом арестовали счета.

Теперь горели склады лесоперерабатывающего завода, где стояли наши сервера.

Я сидела, прикрыв глаза рукой глаза: сил смотреть новости, где показывали пожар, что полыхал второй день, несмотря на проливной дождь, не было.

Серый от недосыпа и переживаний, исхудавший до костей Бринн, стоял, держа в руках, наверное, сотую за день чашку кофе. Не знаю, он вообще спал: ночи проводил у Эльки в больнице, дни напролёт решал проблемы Моцарта. От него несло гарью – они с Русланом только приехали с пожара и, судя по их лицам, пиздец был тотальный. Радовало только одно: никто из людей не пострадал.

Иван выглядел не лучше, хоть по его лицу, как всегда, ничего нельзя было понять.

Притих даже Перси. Категорически не желая признавать мою сестру – Сашка переехала к нам, когда закрыли гостиницу – он не позволял ей себя даже гладить. Кто бы мог представить в безобидном добродушном корги такой волевой характер. Но при этом обожал Диану. Наверное, на ней, отважно варящей всем кофе, заставляющей меня зубрить ненавистную латынь и её здоровом пофигизме мы и держались.

– Всё, хватит! – выключила она телевизор. – Антон, ты марш в душ, потом ужинать и спать. Руслан, твоя комната там же, на первом этаже, – показала она пальцем вверх, – это этаж для девочек. Бро, – повернулась к Ивану, – где-то там же сумка с твоими вещами, я из дома привезла. Ужин будет готов минут через двадцать, Антонина Юрьевна вас позовёт.

– Я есть не буду, – глотком допил кофе Антон. – Переоденусь и в больницу.

– Бринн, – покачала я головой. – Я съезжу. Тебе бы поспать.

– Мы съездим, – стянула в хвост свои прямые тёмные волосы Диана. – Водитель Александры Игоревны нас отвезёт, – упрямо называла она мою сестру не иначе как по имени отчеству или «госпожа Барановская», приняв сторону вредной, но умной собачонки. – А вы все – ужинать и спать! Женёк, скажи, что охрана их не выпустит.

– Парни, вам бы и правда выспаться.

– И не тратить время, – ткнула она в Бринна пальцем. – Марш. Марш наверх!

Иван недовольно покачал головой, Бринн нехотя, но сдался под давлением моего умоляющего взгляда, а Сашка многозначительно улыбнулась, когда все, кроме меня вышли из гостиной.

– Сколько лет этой девочке?

– Семнадцать, – натянула я кофту и принялась складывать в сумку учебники: может, до утра в больнице подучу латинский алфавит и правила ударения. Ни с чем у меня не было в универе проблем, если бы не чёртова латынь да не долбанная информатика – вот что мне действительно не давалось. И кто бы мог подумать, что на первой курсе студенты факультета «История искусств» будут заниматься такой ерундой, как созданием веб-страниц и программированием.

– Я бы дала меньше, – хмыкнула Сашка.

– Я тоже думала, что ей шестнадцать, но, оказалось, летом стукнуло семнадцать. Она просто невысокая, поэтому и кажется маленькой.

– А у Бринна есть девушка?

– Да, но она сейчас в коме, – закинула я за спину рюкзак.

– И ты серьёзно не замечаешь, как девочка смотрит на него, а он на тебя? – моя сестра сунула в рот засахаренный орех. Я и не знала, что у Моцарта их целые залежи, пока Сашка к нам не переехала.

– Саш, я замужем. Он брат моего мужа. И мы друзья, – тяжело вздохнула я.

Тотальный пиздец, что вдруг обрушился на нас без Сергея, особенно усугублялся переживаниями за него. Как он там? Держится ли? Каково ему, знать, что всё рушится, а он не может ничего сделать? Ему ведь даже звонить не дают. И разрешают видеться только с адвокатом. Свиданий в СИЗО не больше двух в месяц.

Мы все искренне молились, что он что-нибудь придумает и выйдет. Никто не представлял, что. Никто не знал, как. Даже его старший адвокат, Валентин Аркадьевич, сокрушённо качал головой. Но мы верили, нет, мы истово веровали в Моцарта.

И только на этой вере и держались.

Я так точно.

Глядя в окно машины, на вечерний город, что поливал дождь, я с трудом верила, что мы поженились всего две недели назад. Что всего каких-то четырнадцать дней назад был день нашей свадьбы.

Десятое сентября.

Такой тёплый и ещё по-настоящему летний день, когда казалось, осень никогда не наступит, а наше счастье будет вечным.

И в то, что его посадят, а у нас на двоих осталось не больше нескольких часов, меньше всего верилось, лёжа у него на груди…

Моцарт лежал на спине, спокойный и расслабленный после сокрушительно крышесносного секса и безмятежно курил.

Словно ничего не случилось: Патефона не посадили, в него не стреляли, Целестина, что закрыла его грудью, не борется сейчас за жизнь, меня чуть не изнасиловали, а он не застрелил дядю Ильдара, что пытался это сделать, и за Моцартом с минуты на минуту не должна прийти полиция.

Словно никогда ничего плохого не случится.

– Ни разу не видела тебя курящим, – приподняла я голову, чтобы посмотреть на него.

– Я курю только когда мне так хорошо, что тянет на всякие глупости, – прижался он губами к моему лбу, обняв за шею.

– Ты выглядишь так, словно добился чего хотел.

– Да, раз ты моя жена. Я счастлив, – улыбнулся он. – Запомни меня таким.

Сделал последнюю глубокую затяжку. Медленно выпустил дым в потолок. И затушил сигарету.

– Значит, теперь ты можешь рассказать мне всё?

– Конечно, нет, – хмыкнул он. – Что ещё ты хочешь знать, кроме того, что я люблю тебя, девочка моя?

– Всё, Сергей Анатольевич, – села я, натягивая на грудь одеяло. – Ты сказал моему отцу, что живопись – это не про тебя. А Антону – что ты идиот, раз хотел сделать то же самое: то есть использовать музейные номера.

– Господи, ты всё ещё об этом? – усмехнулся он и потянул одеяло вниз, преодолевая моё сопротивление. – Расскажу тебе секрет: так я буду более сговорчивым. И разговорчивым.

Я сдалась.

Склонив голову набок, он любовался моим обнажённым телом. Потом вздохнул, блаженно прикрыв на пару секунд глаза, всем своим видом давая понять, как ему нравится то, что он видит. А потом кивнул.

– Да, так и есть.

– То есть ты всё же хотел добраться до этой украденной коллекции с моей помощью?

– Как сказал твой покойный дядя Ильдар…

Я закрыла глаза, резко почувствовав тошноту. Перед глазами тут же встала ужасная картина: мёртвый дядя Ильдар с остекленевшими глазами, с дыркой во лбу. Пятно его мозгов на стене, кровавый след вниз.

Не знаю, когда-нибудь я смогу избавиться от этой картины перед глазами. Смогу стереть её из своей памяти. Но сейчас я сама была виновата, что она снова возникла – сама завела этот разговор.

– …куда проще было бы охмурить какую-нибудь музейную серую мышь, как сделал мой отец с матерью Антона. Если бы мне просто нужно было добраться до запасников музея, это было бы нетрудно, – сладко потянулся Моцарт и зевнул. – Но живопись и правда не про меня.

– А что про тебя? – я ткнула его ногтем в рёбра. – Это тебе за мышь!

Он дёрнулся, выгнулся, засмеялся.

– Какая же ты ревнивая у меня, Женька!

– И, не поверишь, у меня есть повод, – вернула я на грудь одеяло, прикрываясь. Но только потому, что вспыхнула от его взгляда как спичка – соски тут же болезненно сжались. А чёртово воображение уже нарисовало как весь взмокший и по пояс голый, спустив штаны, он трахает на столе в тесной музейной подсобке… не меня.

Дыхание сбилось под его немигающим взглядом.

Его чёртовы пухлые губы дрогнули в понимающую улыбку.

Но, превозмогая слабость, что они во мне вызывали, я всё же спросила:

– Номеров семь. Четыре из них картины. Пятая – Караводжо – подставная, значит, её не считаем. Монета – не живопись, но её уничтожили. Остаётся ещё два. Что под этими номерами?

– Я тебе уже говорил, что ты очень умная девочка? – развернулся он и подтянул меня к себе.

– И не ты один, – задрала я подбородок.

– А что ты язва?

– И не ты один, – улыбнулась я.

– Я понятия не имею. Потому что хотел обменять весь список целиком. Но не совершил эту глупость, потому что благодаря тебе понял, что номера зашифрованы. Вот зачем ты нужна мне: вместе мы банда. Ну и ещё кое для чего… – скользнула ниже моей голой спины его рука. Но я её остановила.

– Благодаря мне и Бринну.

– Да куда ж без него! – резко выдохнул Сергей, словно я сбила ему весь настрой своим Бринном, и руку убрал. – Хотя он в мои планы и не входил.

– То есть отдать список тем людям, ради которых старался Шахманов, ради чего они придумали свой план с Сагитовым?

– Шахманов старался ради себя. Он просто жадный сукин сын, который хотел бабок и больше ничего. Да и Сагитов не лучше.

– И что ты хотел попросить взамен?

– Тебе не понравится мой ответ, малыш, – вздохнул он. Коснулся пальцем моего плеча и повёл вниз, рисуя на коже узоры. – Но я отвечу, – поднял он на меня глаза. – Жизнь.

Мне и правда не понравилось. В груди тоскливо заныло. Тревога поднялась как ил со дна и словно песок противно заскрипела на зубах, когда я их стиснула.

– Но у тебя не получилось? – смотрела я в его глаза, боясь услышать ответ.

– Я ведь жив, – посмотрел он в ответ внимательно.

Потянулся к тумбочке, достал телефон и включил запись.

« Отмена приказа на уничтожение. Объект нужен живым », – сообщил ужасный металлический голос.

– Чей это телефон? – передёрнуло меня от этого голоса до мурашек.

– Целестины, – вздохнул Моцарт. – И у меня к тебе просьба: отдай его Руслану. Только лично в руки. Хорошо?

Я кивнула. И нахмурилась.

– А что это значит? Отмена приказа на уничтожение?

– Это и значит, что, несмотря на твоё недоверие, у меня как раз всё получилось, – беззаботно улыбнулся Сергей. – И я говорю это не только для того, чтобы тебя успокоить.

– Но в тебя стреляли, Сергей! И ты жив только благодаря Эле, которая прикрыла тебя собой. Она выполняла этот приказ?

– Она его даже не прочитала.

– Но кто его отдал?

– Это мне ещё предстоит выяснить, – открыл он ящик тумбочки и бросил туда телефон. – И не только это, – он тяжело вздохнул. – Может, спать?

– Нет, – заупрямилась я. – В тебя стреляли. Целестина в больнице. Дядя Ильдар мёртв. И теперь тебя посадят. А ты говоришь, что добился своего?

– Малыш, не хочу тебя расстраивать, но да, я не всесилен. Не всё пошло так, как я планировал, – лёг он на спину, положил меня на плечо и укрыл одеялом. – Подозреваю, тем, кто стоял за Сагитовым очень не понравилось, что посадили не меня, а Патефона. И всё, что я сделал до этого – тоже, ведь это коснулось их сфер влияния, доходов и личных интересов: Госстройнадзор, прокуратура. Я знал, что рано ли поздно мне вынесут приговор, что я стал силой, которая им неподвластна. Но те, кто стоит над ними, решили, что я буду полезнее живым, чем мёртвым, и приказали меня не трогать. Этого я и хотел.

– И что ты хотел предложить взамен?

Он засмеялся.

– Хороший вопрос. То, что мог. А я мог бы предложить то, что украл мой отец. Или то, что принадлежит мне. Но пока я всего лишь продемонстрировать свои возможности. И то, что твой дядя Ильдар никого не послушался и решил свести со мной личные счёты, так или иначе всё равно закончилось бы для него плохо. Главное, что это не закончилось плохо для тебя.

– И для тебя. Но теперь тебя посадят! – снова подскочила я.

– Малыш, верь мне. Я с этим разберусь. Ну, по крайней мере постараюсь, – добавил он задумчиво.

– Но кто они, эти люди? – подняла я лицо. – И что они потребуют теперь за твою жизнь?

– Не знаю, любопытный ты мой зверёк, – наморщил он нос и потёрся им о мой.

– Бринн сказал, что всё это может быть связано с вашим отцом.

– Чёртов Бринн! Мы первый день женаты, а он мне уже надоел в нашей постели.

– Забудь про Бринна, – обвила я его шею руками. – В любом случае я очень тобой горжусь. И верю, что у тебя всё получится, не сомневайся,

– М-м-м-р-р-р, – довольно заурчал он, подтягивая меня на себя.

– Но всё же, что спрятано под двумя оставшимися номерами?

– Если бы я знал, жопка ты моя хитрая, – зарылся он лицом в мои волосы и засмеялся.

– И вредная… – добавила я.

И это всё, что я смогла добавить, тая в его руках…

Я жалела, что всё же уснула в ту ночь. Хотя что нам одна ночь! Разве бы её хватило? Разве бы мы успели за одну ночь всё?

Запомни меня таким…

Родной мой, я не хочу помнить. Я хочу видеть тебя таким. Счастливым.

Если бы я могла изменить тот день!

Но, увы, я не могла.

И теперь я понимала, что взамен у Моцарта решили забрать куда больше, чем он думал.

У него решили забрать всё.