Читать книгу Жена Моцарта - Елена Лабрус - Страница 11

Вновь оказаться в руках мужа – это было похоже на сказку, на волшебный сон, на сбывшиеся мечты.

«Только не плакать! Не плакать! Не плакать!» – уговаривала я себя, глядя на разбитую губу, на сбитые костяшки и старалась не думать про синяки – подрался? избили? – что заметила, когда на ходу он расстегнул знакомый спортивный костюм.

– Малыш, – выдохнул Сергей, и прижал меня к себе, едва дверь в комнату для семейных свиданий захлопнулась. Потянулся к лицу, к волосам, к губам. А потом подхватил на руки и прижал к стене.

Я бы всё равно не устояла. Вспыхнула как спичка. Завелась мгновенно.

Ноги подкашивались от его близости. Голова кружилась. Дыхание сбилось. И всё, что хотелось говорить, сдирая платье: «Мой… мой… мой… мой».

Мой родной. Мой любимый. Мой желанный. Мой…

– А-а-Ах! – выдохнула я в его плечо, когда он в меня вошёл.

– М-м-м-н! – застонала, обвивая его шею руками, когда начал двигаться.

И на каждый толчок, на каждый его резкий выдох, на каждое упругое движение ягодиц умирала и воскресала вновь.

Мысли рождались и не заканчивались, перекрикивая друг друга, перебивая, жаля:

Пусть это никогда не заканчивается, пусть…

Господи, как я соскучилась, как невыносимо я соскучилась…

Я не отпущу его, я не смогу. Не смогу больше с ним расстаться…

– Я люблю тебя, – ловила я его губы.

– Люблю, – шептала сквозь солёный вкус крови.

– Тебя! Одного… А-а-А! – всхлипывала, дрожа в предвкушении неминуемой разрядки.

И в блаженном мареве небытия, ловя судороги его сильного тела, истаивала тонким облачком в его небесах, теряя связь с реальностью, рассудок, сознание.

– Привет! – открыла я глаза, чувствуя себя, словно возродилась из пепла.

– Привет! – улыбнулся он, поставив меня на пол, вытер пот, что тёк по лицу, вытер кровь, что текла с рассечённой губы и уткнулся в шею. – Как же я соскучился. Но мне понравилось так здороваться.

– Надо ввести в привычку, – погладила я его по лысой, гладко выбритой мокрой голове, ощупывая старые шрамы, свежую ссадину.

– Обязательно, – согласился он.

Куда мы двигались дальше, о чём спрашивал он, что отвечала я, как мы оказались на узкой койке, что стояла в маленькой камере – я не помню. Да разве это было важно – слова, действие, движение. Важными были звук его голоса, тепло его рук, запах его кожи, колкость его щетины.

– Ты решил отпустить бороду, – провела я рукой по лицу.

– Говорят, в мужском коллективе всё просто: кто с бородой, тот ебёт, а кто без – того ебут, – засмеялся он, увидев моё вытянувшееся лицо. – Прости, тюремный юмор.

– Для человека, на котором живого места нет, – вела я пальцем по рёбрам, покрытыми синяками, – ты что-то слишком радостный.

– Малыш, когда ты видела меня без синяков? Это моё обычное состояние. День прошёл зря, если я не отдам кому-нибудь печень или не получу две пули в грудь.

Чёрт бы тебя побрал, Моцарт! Ну как у тебя это получалось? Как выходило, что рядом с тобой ничего не страшно? Как ты умудрялся вселять в меня эту веру в завтрашний день, эту уверенность, спокойствие, счастье просто тем, что был рядом?

– Ну, рассказывай, бандитка моя, – улыбнулся он. – По лицу вижу, ты столько всего ты хочешь мне поведать. Как там Иван? Целестина? Антон? Ему правда нравится Ди?

– Не знаю, – села я. Прислонилась спиной к стене и закинула на него ноги. – Но это не только я заметила. И Сашка. И Эля. И даже обе её подружки.

– Серьёзно?! – выпучил он глаза. – У Целестины есть подружки?

– Твоя Эля такой бездонный сундук с секретами, что я даже не знаю, что выпрыгнет из него в следующий раз, – усмехнулась я.

Под аккомпанемент его «хм…», «м-да» и «оба-на» я рассказала про ритуал. В конце он даже присвистнул. Но не спросил ни про светящийся камень, ни про молитву, что я даже принесла ему показать, достала из кармана. Телефон Кирки, что я вдруг обнаружила на обратной стороне, навёл его совсем на другие мысли.

– А Элькин телефон? У Руслана получилось что-нибудь узнать?

– Получилось, – убирая картонку в карман я вдруг подумала: а не специально ли Кирка её «забыла». Не позвонить ли ей? – Может, не так много, как хотелось бы. Но голосовое сообщение, приказ, что она получила, был адресован не ей. Его переслала некая Лилит. Тебе это имя о чём-нибудь говорит?

– Не больше, чем Кирка и Химара, или как там ты назвала этого вьюношу? Химар?

– А название «Дети Самаэля»?

Сергей выразительно моргнул: закрыл и снова открыл глаза.

Что?

– Ясно, – кивнула я. – Но хотя бы выжженный у неё между лопаток крест ты видел? Не мог не видеть.

– Ну, крест видел, да. История там была пренеприятнейшая. Её чуть не сожгли живьём, на костре. Привязали к настоящему столбу на настоящем эшафоте, сена вокруг наложили. Мы едва успели. Я видел, как заживал этот шрам, делал ей примочки с медным купоросом: так моя бабушка ожоги лечила. А Катина мама работала в аптеке – давала мази разные обезболивающие, от воспаления. Мы с Катей как раз собирались пожениться, а Целестине тогда едва исполнилось семнадцать, – рассказывал он спокойно, словно и не про себя. – Они как-то связаны? Эти «Дети» и перевёрнутый крест?..