Читать книгу Жена Моцарта - Елена Лабрус - Страница 14

Граф улыбнулся. Натянуто. Снисходительно.

Только на хуй мне не упала его снисходительность.

– Не нуждаюсь я, Ваше Сиятельство, ни в вашей помощи, ни в вашей милости. Не вы меня сюда посадили – я сел сам. Сам и выйду. Вы во мне нуждаетесь. И словам вашим грош цена. А я, знаете ли, людям, которые за свои слова не отвечают, не доверяю.

– Вы не выйдете отсюда вы без моей помощи, господин Емельянов, – разозлился он. Правда всегда злит. А он знал, что именно так и было: мне с его царской милости вроде как даровали жизнь и свободу, но Сагитов срать хотел на его приказы. И выбил у господина графа табуреточку из-под ног. Ох, как выбил! Теперь он выглядел сраным старым пиздаболом. И это ему ой как мешало вести со мной беседу.

– Ой ли! – усмехнулся я. – Не знаю, что вы там о себе возомнили, но такие царьки как вы, чьи приказам даже их подчинённые не выполняют, мне не интересны.

– И всё же вы живы, – смотрел он на меня сверху вниз холодно, жёстко. А когда замолкал, давая мне слово, поигрывал желваками на худом лице.

– Благодаря самоотверженности моих людей, а не вашей милостью. Так что я вам ничего не должен.

– Ну что ж, – вздохнул он, словно я его утомил. – Надеялся, что до этого не дойдёт, но, вижу, вы куда упрямее, чем я думал. – Подняв со скамьи, он припечатал к столу толстую папку. – Освежить вам память? – достал из конверта фотографии, явно откопированные специально, и швырнул.

Снимки рассыпались по столу веером. И словно прошлое взглянуло на меня с них, требуя ответа. Окровавленные тела. Остекленевшие глаза. Застывшие посмертными масками лица. Избитая Настя. Застреленный Лука. Убитый Давыд. И – совсем уж по дых – гроб с моей женой, заваленный цветами.

Довольный произведённым эффектом, Шувалов усмехнулся.

– Срок давности по этим делам двадцать лет. А прошло семнадцать. Вы же понимаете, Сергей, что сколько бы ни отмалчивались, если я приобщу это к свежему делу, то сидеть вам пожизненно. И сидеть будет ой как не сладко: об этом я тоже позабочусь. Хотите получить эту папочку?

– Нет, Андрей Ильич, – равнодушно покачал я головой.

– Нет?! – удивился он, я бы даже сказал искренне.

Не того парня ты решил взять на характер, дядя. Не того. Зря на хер нитки наматываешь.

– Нет, – уверенно покачал головой. – Но, если уж вы в ней так заинтересованы, покажите моему адвокату. В любом случае сторона обвинения будет обязана предоставить ему все до единой бумажки, что приобщат к делу. Так сэкономьте нам время и нервы. Если Валентин Аркадьевич сочтёт вашу папочку полезной, тогда и поговорим, – я встал. – Может быть.

– Вы пытаетесь диктовать мне условия? – расправил он и без того прямые плечи и гадливо сморщился. Впрочем, он всегда ходил с таким лицом, словно его накрахмаленная манишка измазана навозом: изящно вырезанные ноздри тонкого прямого носа презрительно подрагивали, губы брезгливо кривились.

– Я не пытаюсь, Ваше Сиятельство, – приподнял я одну бровь, меряя его взглядом. – Я диктую. И да, я упрямый. Может, выгляжу тупым, но не такой дурак, как вам кажется. Я вам нужен куда больше, Андрей Ильич, чем вы мне. И нужен живым: а я чуть не получил пулю в грудь – что сказало куда больше о вашем бессилии, чем о силе. Теперь вот это, – оттолкнул я фотографии. – И мои замороженные счета. И закрытый ресторан. И сгоревший склад. Всё это говорит только об одном – о вашей беспомощности. О безысходности, даже отчаянии, не побоюсь этого слова. Крайнем отчаянии. Если могли, вы бы уже получили, что хотите, и плевать вам сгнию я в тюрьме или выйду – вам это стало бы безразлично. Но вы здесь, а значит, не получили ничего. И это вас крайне утомляет.

Маска на его гладко выбритом лице застыла прямо как у Короля Ночи из «Игр престолов» – злобная, бездушная, ледяная. Костяная.

– Да и вы не смогли учесть всё, не правда ли, Сергей Анатольевич? – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Не ошибается тот, кто ничего не делает.

– Справедливо, – усмехнулся я. – И лучше бы вам ничего не делать. Всё и так сложилось – лучше не придумаешь. Я сел. Перестал путаться у вас под ногами. Но вы обрадовались, расслабились, решили, что желаемое уже у вас в кармане и… жестоко проебались, – улыбнулся я широко, издевательски. Гнусно. – Что-то пошло не так?

– Всё пошло так! – выплюнул он и заиграл сведёнными от злости желваками.

– Да, бросьте! – зевнул я и лениво почесал отросшую щетину. – Признайтесь, всё из рук вон плохо. Вы пытались оставить меня без средств к существованию. Думали стану покладистее? Не вышло: оказалось не все голодные сговорчивы. Решили поссорить с друзьями, подорвать мою деловую репутацию? Опять мимо. Люди молчат, на рожон не лезут, но не глупы, понимают, что к чему. Пытались заинтересовать парнишку? Уверен, пытались. Но Руслан Кретов, смеха ради создавший хреньку, которую теперь вам так хочется, тоже не продался. Знаю, упрямый парень. Точно знаю, – кивнул я. – И знаете, почему? Потому что он мой парень. Я других не держу. Вот вы с досады заводик и спалили. Да не достанься ты никому! – взмахнул я связанными наручниками руками. – А до коллекции господина Вальда вы без меня не доберётесь, хоть через задницу наизнанку вывернетесь – без меня её никому не получить. Как-то так. Не всё покупается деньгами, Андрей Ильич. Не все покупаются!

– Все! Просто зависит не от суммы, – хмыкнул он надменно. – А от цены, которую предложить. От цены, которую придётся заплатить.

– У-у-у, – кивнул я понимающе. – А вроде умный вы человек. Правильные слова говорите. А поступаете глупо. Вместо того, чтобы уладить всё мирно, пошли войной. Вместо того, чтобы со мной подружиться, пытаетесь меня шантажировать, угрожать, давить, – я паскудно скривился. – Это же ну просто зашквар для такого серьёзного уважаемого человека. Прямо приговор. Для вас, Ваше Сиятельство. Нельзя так отчаянно демонстрировать своё бессилие. Враги не дремлют. А их у вас, уверен, не меньше, чем у меня, с таким талантом вести переговоры.

Он дёрнулся, словно хотел меня ударить. Но я только скосил глаза на красную кнопку вызова охраны в стене, и не шелохнулся. Мысленно поставил себе пару плюсиков: один, за то, что был прав – дядя уязвим и сильно в отчаянии (разобраться бы ещё из-за чего), а второй за то, что и при плохой игре ещё держал хорошую мину. Давил, потому что умел вести эти гнилые базары, а ещё знал, что прав: я нужен ему живым. Очень нужен.

На сегодня разговор был окончен. Меня увели. Но этот раунд я, наверное, даже выиграл. Графу будет о чём подумать.

Если бы только граф Шувалов был единственной моей проблемой.

Но проблемы росли как снежный ком.

– Здорово были! – прозвучал после грохота засовов хрипловатый голос.

Я поднял глаза. Да твою же мать!

Человек, что поклялся меня убить, почти осуществил свой план две недели назад, поскрёб бритую щёку, избавленную от густой рыжей бороды, и бросил сумку у соседней койки.

Я бы сказал: бросил баул. Но как мне уже объяснили в этой светлой хате, баул – это не клетчатая клеёнчатая сумка, как считают «на воле», в тюрьме слова имеют другой, совсем другой смысл: баул – это материальное положение сидельца, помощь с воли.

В общем, Катькин отец молча бросил своё шмутьё, словно мы и не были никогда знакомы, и только перед отбоем, тихо, так, чтобы слышал один я, сказал единственную фразу:

– Не советую тебе спать.