Читать книгу Жена Моцарта - Елена Лабрус - Страница 21

Не знаю, почему первым, что я решила сделать воскресным утром, стало позвонить Кирке. И что подтолкнуло меня к этому решению: желание никого сегодня не видеть, потребность уехать из дома, или месячные, что начались, едва я купила тест на беременность – не знаю.

Не знаю, обрадовали меня «красные дни календаря» или всё же расстроили. Острая необходимость собраться с мыслями и осознать, что малыша у нас пока не будет, а Сергей в тюрьме – всё по-прежнему, наверное, и гнала меня из дома.

Растерянность. Тоска. Бессилие.

Я уже позвонила, уже оделась и собралась просто выпить кофе, проглотить йогурт и тихонько улизнуть, когда у поворота коридора столкнулась с непреодолимым препятствием: на кухне Диана отчитывала Ивана.

Голоса их звучали так громко, что мне и прислушиваться не пришлось.

– Это не твоё дело! Слышишь, не твоё! – рычал Иван, явно уже доведённый до белого каления.

– Не моё? Ты что дебил, вообще ничего не понимаешь? – разорялась Ди. – Тебе мало прошлого раза? Мало дочери президента, из-за которой ты потерял всё: работу, квартиру, невесту? Мало?

– Я тебе тысячу раз говорил, что меня подставили. С его дочерью у нас ничего не было. А на счёт невесты всё куда сложнее, чем ты думаешь.

– Она разорвала помолвку, потому что ты спутался с этой шлюшкой Ничего-не-было, чего уж тут сложного, – шумно выдохнула Ди. – А не был бы виноват, не оставил бы ей квартиру, которую купил, десять лет подставляя задницу под пули по своим Сириям, Ливиям и Хуивиям.

– Мне было куда уйти, а ей нет, она её просто снимает. И вообще, это здесь при чём? – он явно что-то швырнул, а может неаккуратно поставил в раковину. Брякнула посуда. Зашипела вода.

– При том. Что у тебя слабость к шалавам. Ко всем подряд, Вань. Прямо как у Миллера, который всё вспоминал своих несчастных шлюшек.

Это Маркес, возмутилась я. Габриэль Гарсия Маркес! Это он написал «Вспоминая моих грустных шлюшек», в разных переводах по-разному: то несчастных, то грустных. Но Диана и сама поправилась.

– Или это Маркес. Не важно. Важно, что ты чуть в Амстердаме не остался с этой Луизой с улицы красных фонарей.

– Правильно говорить: квартал, – поправил Иван, закрывая воду. – Квартал красных фонарей.

– Да хоть бульвар! И хер с ней с той жрицей любви, но замужняя беременная от другого мужика баба – это вообще ни в какие ворота. Может, ещё и женишься на ней? И чужого ребёнка будешь растить?

– Диана, я не буду с тобой это обсуждать, – устало выдохнул Иван.

– А с кем будешь? Может, с Женькой? Может, ей объяснишь, что её мужа не выпустят из тюрьмы, потому что ты трахаешь мадам Барановскую?

Я встрепенулась. Пойду-ка я, пожалуй. И подслушивать нехорошо. И сам разговор мне не нравился. Я даже развернулась, чтобы уйти в полном смысле слова не солоно хлебавши без чая, без завтрака, когда Диана добавила:

– Или, может, у тебя есть другой план?

– У меня есть другой план, – твёрдо ответил Иван. – Но, как и всё остальное, тебя это тоже не касается. И, знаешь, что, собирай-ка ты свои вещички и вали домой, чтобы я тебя здесь больше не видел. Займись лучше учёбой, подготовкой к экзаменам, матери помоги, если время некуда девать. Здесь тебе точно делать нечего.

– Ты не можешь меня выгнать! – взвизгнула она зло, обиженно. – Ты здесь не хозяин!

– Я могу. Потому что ты несовершеннолетняя, а я твой старший брат. Собирайся, отвезу тебя домой прямо сейчас.

– А знаешь, я поняла! – выкрикнула Диана, когда вместо того, чтобы постыдно сбежать, я решила сделать прямо противоположное: войти и вмешаться. – Ты такой же как отец!

– Какой?

– Такой! Гулящий! Ты думаешь я не знаю? Мне тут одна ясновидящая выдала: и мать не мать, и отец не отец. Открыла, сука, Америку! Да я и без неё знаю, что отец меня нагулял от какой-то шлюхи, а когда её убили в бандитской перестрелке, притащил законной жене – растить, выхаживать. Что, скажешь не так?

– Ты сейчас свою мать назвала шлюхой?

– Она мне не мать!

– Она погибла!

– И что?! Она путалась с женатым мужиком!

– Всё было не так!

– Да какая уже разница, как! Я чудом выжила. Родилась еле живая. Недоношенная, с простреленной ногой. Уж лучше бы сдохла. Думаешь, каково мне с этим жить?

– Думаю, если кому и можно жаловаться, то только маме, но она за всю жизнь слова плохого не сказала ни тебе, ни о твоей матери. А представь каково было ей, когда отец принёс тебя крошечную, окровавленную, чужую, потому что тоже думал тогда не о себе – больше всего на свете он хотел, чтобы ты жила. Умолял тебя не бросать, выходить, спасти. Ты бы на её месте так поступила? Ты, которая только что кинула мне в лицо: чужого ребёнка будешь растить?

– Простите, что вмешиваюсь, – остановилась я в дверях. – Но вам и правда лучше разъехаться по домам. Всем, – смерила я взглядом всклокоченную с красными щеками Диану, идеального в любое время дня и ночи Ивана.

– Допизделись, – резко выдохнул он и повесил голову на грудь.

– Лучше и не скажешь, – натянуто улыбнулась я, прошла к столу с кофемашиной и, стоя к ним спиной, стала наливать кофе.

– Жень, ты куда-то едешь? Я отвезу.

– Я сама, – ответила я Ивану, не оборачиваясь.

– Прости. Но это моя работа.

– Значит, ты уволен.

Он промолчал. И только, когда, резко задвинув стул, Диана ушла, громко топая пятками по коридору, виновато терпеливо вздохнул и ответил:

– К сожалению, уволить меня может только Сергей Анатольевич. Поэтому, я вынужден. Жень…

Он осёкся, когда я предупреждающе подняла руку. Ладно, спорить не буду, иначе Моцарт и правда оторвёт ему башку или уволит, когда выйдет. А когда Сергей вернётся, мне уже будет всё равно. Поэтому пусть остаётся.

– Деньги собрали? – сев за барную стойку напротив окна, я вдохнула аромат свежесваренной арабики.

– Да. Ещё вчера. Уже отвезли Барановскому. Адвокат лично этим занимается, – на месте развернулся Иван и встал ко мне лицом.

– Ну значит, ждём, – выдохнула я и показала рукой на холодильник. – Достань мне, пожалуйста, – я пощёлкала пальцами, – йогурт. Или кусочек сыра. Что есть.

Он достал и то, и другое. Открыл йогурт. Подал ложку. Нарезал сыр.

Говорили о чём-то незначительном. Новом клипе, что показали по телевизору.

По дороге обсудили последние новости.

И только, подъехав к парку, где я договорилась встретиться с Киркой, и вышли из машины, Иван сказал о том, о чём мы оба так громко молчали.

– Жень, мы не встречаемся с твоей сестрой, – тяжело, очень тяжело вздохнул Иван. Словно ему не хватало воздуха. Словно всё болело у него в груди. – В том смысле этого слова, что вкладывает в него Диана. Да, вчера я завозил Александру к врачу, потом мы гуляли по городу, но это всё, что я мог себе позволить в отношении замужней женщины, как бы она мне ни нравилась.

– А Саша об этом знает? – задрала я голову, чтобы посмотреть на него.

На его несчастное лицо. Даже сквозь невозмутимую маску, что он всегда носил, не позволяя никому видеть, что он чувствует, сегодня проступали скорбь, боль и, возможно, отчаяние.

– Конечно. Ни о чём другом не может быть и речи.

– Спасибо! – кивнула я, подавив вздох.

Ну почему?! Почему ты?! Почему именно так? Почему сейчас? Почему всё вечно так не вовремя, так сложно, так несправедливо.

Мне трудно было снова посмотреть ему в глаза.

И нечего ему сказать. Нечем поддержать, как-то ободрить, не знаю, утешить, пообещать, что всё будет хорошо. Я и сама сейчас отчаянно нуждалась в поддержке. А получить её было неоткуда.

Оглянулась по сторонам: правильно ли стою, не перепутала ли вход. Но кроме прилично одетой женщины в джинсах и тёплой куртке с капюшоном, натянутым на голову, никаких «ведьм» в вязаных шалях не заметила. Если только…

Она усмехнулась. Сняла с головы капюшон. Густые тёмные волосы с проседью вырвались на волю курчавой гривой. Глаза выразительно показали на Ивана, а потом она зашла в парк.

– Вань, я знаю, что не могу отдавать тебе приказы и ты отвечаешь за меня головой, но мне очень важно сейчас побыть одной. Приезжай за мной часа через три. Пожалуйста!

Он молча кивнул. Я была уверена, что никуда он не уедет, скорее будет сидеть всё это время в машине. Но очень надеялась, что за мной не пойдёт.

Я уже шагнула к арке входа в парк и вдруг остановилась.

Развернулась:

– Диану правда спас твой отец?

– Скорее моя мать, ведь это она её вылечила, выходила, вырастила. Но да, отец принял в этом участие, – горько усмехнулся он. – Пятнадцатое июля, семнадцать лет назад – день, когда родилась Диана.

– Пятнадцатое июля? – я остановилась как вкопанная минут пятнадцать спустя, вдруг осознав, что именно сказал Иван. – День, когда убили жену Моцарта и его…