Читать книгу Невидимые руки, опыт России и общественная наука. Способы объяснения системного провала - Стефан Хедлунд - Страница 7

11 декабря 1987 г. фильм «Уолл-стрит» вышел на экраны 730 кинотеатров по всей территории Соединенных Штатов. Он собрал более 4 млн долларов за первые же выходные; в целом по Северной Америке картина собрала 43,8 млн долларов[14]. В фильме, снятом Оливером Стоуном, Майкл Дуглас играет роль Гордона Гекко, крайне успешного, но совершенно беспринципного захватчика компаний. Чарли Шин играет роль честолюбивого молодого биржевого маклера Бада Фокса, который в начале фильма боготворит Гекко, а в конце предстает перед Комиссией по ценным бумагам и биржам по обвинению в использовании инсайдерской информации.

Этот фильм актуален для нашей темы просто потому, что превосходно изображает этику и мораль (точнее, их отсутствие) среди воротил с Уолл-стрит в бурные 1980-е годы[15]. В одной из ключевых сцен Гекко обращается к совету директоров и акционерам вымышленной компании под названием Teldar Paper: «Дело в том, дамы и господа, что жадность за неимением лучшего слова – это хорошо. Жадность – это правильно. Жадность работает. Жадность проясняет и описывает саму суть эволюционного духа. Жадность во всех ее формах – жадность до жизни, до денег, до любви, до знаний – движет человечество вперед, и жадность, помяните мое слово, спасет не только Teldar Paper, но и ту разваливающуюся корпорацию, что мы называем США»[16].

Этот монолог стал объектом постоянного цитирования, прежде всего потому, что противоречит давней традиции осуждать жадность, присущей западной культуре и особенно христианской вере. В Библии сказано, что «корень всех зол есть сребролюбие»[17], и жадность традиционно причисляется к семи смертным грехам, за которые человек может быть осужден на вечные муки[18]. Фома Аквинский в своей «Сумме теологии», в которой он прокомментировал все или почти все вопросы западной христианской теологии, написал, что жадность является «грехом против Бога, как и любой смертный грех, поскольку заставляет человека пренебречь вечным благом ради блага временного»[19].

То, что происходило среди теологов, постепенно просачивалось и в мир светских людей. С начала XIV в., когда писалась «Сумма теологии», писатели и художники стали развивать тему семи смертных грехов. В результате семь грехов прочно укоренились в широкой культурной традиции того, что со временем стало называться западной цивилизацией.

Выдающийся пример использования темы грехов в искусстве – великая поэма Данте Алигьери «Божественная комедия»[20]. История написания «Божественной комедии» представляет для нас особый интерес. Данте писал «Комедию» по следам раздиравшей Флоренцию внутренней борьбы между партией гвельфов, которая поддерживала папу римского, и партией гибеллинов, которая поддерживала римского императора[21]. Данте принял неправильную сторону в этом конфликте и был выслан из города и к тому же приговорен к сожжению в случае возвращения во Флоренцию. Его литературная месть обеспечила ему место в зале славы западных писателей всех времен.

На протяжении всей «Божественной комедии» Данте упорно и со вкусом клеймит жадность, гордыню и зависть, называя их основными причинами этической и политической коррупции во Флоренции. В первой части поэмы Вергилий проводит для автора экскурсию по аду, поделенному на девять кругов[22]. Переходя от одного круга к другому, Данте встречает персонажей, которые при жизни были высокопоставленными и властными людьми, но после смерти оказались обречены на вечную кару. В четвертом круге он встречает грешников, в том числе известных пап и кардиналов, которые при жизни были повинны в смертном грехе жадности и теперь подвергаются таким мукам, что их едва можно узнать (отметим, что Данте, красочно и беспощадно описавший эти муки, сам, возможно, был повинен в смертном грехе блуда).

Влияние Дантова описания смертных грехов на общество оказалось глубочайшим. Неудивительно, что писатели левых симпатий с особенным удовольствием цитируют его сладострастное описание вечных мук банкиров в аду Однако с точки зрения общественной науки совершенно необходимо не поддаваться соблазну осуждать без разбора любую жадность; жадность – это неотъемлемое нравственное качество человека, диктующее ему экономическое поведение. Мы, в конце концов, пока еще не живем в мире Гоббса, где идет война всех против всех.

Разумеется, мы не пытаемся сказать, что жадность – это хорошо, или что Гордон Гекко был прав, говоря, что она «описывает суть эволюционного духа». Мы пытаемся сказать, что действия, мотивацией которых принято считать жадность, следует рассматривать как последствия системных дефектов, несовершенства рынков, подвергающих акторов соблазнам, которые для многих – хотя и не для всех – могут оказаться просто неодолимыми.

Суть проблемы касается критической роли собственного интереса, без которого говорить о рыночной экономике не было бы никакого смысла. Как мы увидим в следующих главах, мыслители еще со времен Адама Смита сознавали, что собственный интерес необходимо каким-то образом ограничивать. Не так давно Кеннет Эрроу отмечал, что «этические элементы в той или иной степени встречаются в каждом контракте; без них рынок не мог бы функционировать»[23]. Аналогичным образом Джеймс Бьюкенен указывал на то, что «жизнь в обществе, вероятно, была бы невыносимой, если бы нам требовались формальные правила для каждой без исключения области, где могут возникнуть межличностные конфликты»[24]. О том, что все хорошо работающие рынки нуждаются в том, что мы будем называть «золотым правилом» нравственности, говорил также Жан-Филипп Платто, писавший, что «повсеместное присутствие в социуме всеобщей нравственности может сократить чрезмерно высокие затраты на то, чтобы заставлять людей придерживаться правил честного поведения»[25].

Финансовые рынки имеют тенденцию регулярно переключаться в режим превышения допустимой нормы жадности, когда законный собственный интерес, подчиняющийся «золотому правилу», вырождается в чистую жадность, и это влечет гибельные последствия. В задачи регулирующих органов входит предотвращение подобных сбоев при помощи точных и аккуратных вмешательств таким образом, чтобы не задушить преследование законных собственных интересов. Однако реальность, отраженная Оливером Стоуном в фильме об Уолл-стрит, полна примеров того, насколько сложной может оказаться эта задача. Как только среди акторов распространяется стадная ментальность брокеров и топ-менеджеров, охочих до краткосрочной наживы любой ценой, результатом неминуемо становится полный отказ от сдержанности, а затем наступает катастрофа.

В качестве утрированного примера того, что именно должны предотвращать регулирующие и контролирующие органы, можно рассмотреть подробнее случай Бернарда Медоффа. В течение многих лет Медофф работал в совете директоров NASDAQ и за это время создал себе солидную репутацию на Уолл-стрит, однако в конечном итоге поддался соблазну жадности. Используя свою инвестиционную фирму Bernard L. Madoff Investment Securities LLC как платформу, он выстроил самую выдающуюся финансовую пирамиду в истории финансового мошенничества. После того как 12 декабря 2008 г. ФБР арестовало Медоффа, заголовки газет кричали, что его инвесторы, включая несколько крупнейших европейских банков, потеряли фантастическую сумму в 50 млрд долларов[26]. Еще удивительнее были заявления, что за многие годы до наступления кризиса осведомители безуспешно пытались заставить Комиссию по ценным бумагам и биржам принять хоть какие-то меры[27]. Медофф очевидным образом был выше всяких подозрений.

От случая Медоффа можно отмахнуться, сказав, что его пирамида была несомненным криминальным мошенничеством и не имела отношения к рутинным задачам финансового контроля. Однако существует множество других примеров того, насколько сложно осуществлять этот контроль. Чтобы объяснить, как жадность может послужить раздуванию финансовых пузырей, что в конечном итоге приводит к огромным потерям, достаточно вспомнить такие нашумевшие случаи, как дела Enron, WorldCom и Arthur Andersen[28].

Энергетическая компания Enron была создана в 1985 г., ее головной офис располагался в Хьюстоне. Когда 2 декабря 2001 г. компания заявила о банкротстве, она считалась седьмой крупнейшей корпорацией в Соединенных Штатах и имела 21 тыс. сотрудников в 40 странах мира. Более того, вплоть до самого конца компания была любимчиком биржевых брокеров, зачарованных акциями, цена которых была в 55 раз больше приносимого ими дохода[29]. Ее банкротство побило все прежние рекорды по понесенным убыткам, а раскрытые впоследствии весьма творческие бухгалтерские методы Enron вызвали громкий скандал.

Менее восьми месяцев спустя, 22 июля 2002 г., еще один любимец финансовых рынков – телеком-гигант WorldCom, имевший 85 тыс. сотрудников в 65 странах мира, – принес рынку еще большие убытки и вызвал такой же, если не более громкий, скандал[30]. Вслед за этими драмами последовало банкротство международной бухгалтерской и аудиторской фирмы Arthur Andersen, насчитывавшей 100 тыс. работников по всему миру. Поручившись за отчетность Enron и WorldCom, Arthur Andersen непоправимо скомпрометировала свою репутацию.

Удивительно прежде всего то, что, несмотря на огромные финансовые потери и громкие публичные скандалы, мы так мало вынесли из этих уроков и так много немедленно забыли. По мере того как рынки восстанавливались и появлялись новые возможности для получения краткосрочной прибыли, сияние рынка вновь затмевало понимание необходимости как-то ограничивать масштаб действий, мотивированных чистой жадностью. В этот раз дорога в ад была вымощена хитрыми финансовыми инструментами, природу и действие которых не понимали до конца даже их создатели. Радостно напевая «Dont worry! Be happy!», и рынки, и общественность вновь позволили уверить себя в том, что жадность – это хорошо.

Когда ранней осенью 2008 г. на мир обрушилась лавина глобального финансового кризиса, за это нежелание учиться на ошибках пришлось заплатить крахом корпораций, которые вплоть до самого конца имели прекрасную репутацию и отличные кредитные рейтинги. После неожиданного и весьма неоднозначного банкротства уважаемой инвестиционной фирмы Lehman Brothers, основанной в 1850 г., Конгресс США неохотно согласился предоставить огромные средства для выкупа страхового гиганта AIG[31]. Когда общественности стало известно о тех рискованных схемах начисления корпоративных бонусов, которые толкали финансистов на неоправданный риск, газеты вновь запестрили обвинениями в жадности и общей аморальности. И уже после всего этого произошел случай Бернарда Медоффа.