Читать книгу Эннеады Плотина - Валерий Антонов - Страница 22

Эннеада

III.

О судьбе, провидении, любви, вечности и времени, созерцании. (Космологическая)

Первый трактат. О судьбе. Начало:

«Все происходящее…».

Судьба и Логос: диалектика необходимости и свободы в философии Плотина.

Трактат Плотина «О судьбе» представляет собой не просто полемику с современными ему детерминистическими учениями, но глубокий метафизический синтез, стремящийся разрешить фундаментальную апорию человеческого существования: как совместить универсальный космический порядок с реальностью индивидуальной свободы и моральной ответственности. Это разрешение осуществляется через построение иерархической онтологии причинности, где понятие судьбы радикально переосмысляется, а подлинная свобода обретает своё место не вопреки необходимости, но поверх неё.

Критический пафос Плотина направлен против всех форм редукционизма, стремящихся свести сложность бытия к единому, тотализирующему принципу, будь то атомарный хаос, безличный фатум или астрологический механизм. Его главный аргумент против материализма и стоического пантеизма заключается в их неспособности объяснить феномен сознательного, разумного действия, а главное – феномен нравственного выбора. Если всё, включая наши мысли, есть лишь пассивное следствие ударов атомов или предустановленных движений мирового Логоса, то исчезает само понятие «я» как ответственного субъекта. Этическая жизнь становится иллюзией, а порок и добродетель – лишь эпифеноменами слепых процессов. Плотин показывает, что такая «строгость необходимости» логически упраздняет саму себя, уничтожая различие между причиной и следствием, действием и страданием, превращая космос в монолитное единство без внутреннего многообразия.

Ответ Плотина – это не отрицание причинности, а её усложнение через введение принципа ипостасности. Он утверждает дуализм порядков причинности. С одной стороны, существует имманентный порядок природы и судьбы (еймармене), царство внешних, переплетённых причин. Это сфера необходимости, где всё, включая телесное существование человека, его страсти, обусловленные средой склонности и социальные обстоятельства, подчинено закономерной цепи событий. Здесь действуют и влияние светил, и наследственность, и давление обстоятельств. Этот порядок познаваем и, следовательно, допускает предсказания, которые Плотин интерпретирует не как чтение приказов, а как герменевтику космических символов – «чтение букв», начертанных божественным разумом на небесном своде.

Но над этим порядком, и принципиально отличной от него, возвышается сфера души как самодвижного, творящего начала (архэ кинесеос). Индивидуальная душа для Плотина – не часть мирового организма, а самостоятельная ипостась, сущность которой есть мышление и самопричинная активность. В своём чистом, умопостигаемом состоянии она абсолютно свободна и «вне мировых причин». Воплощаясь, она вплетается в сеть внешней необходимости, но не растворяется в ней. Здесь разворачивается драма человеческой свободы, которая понимается не как свобода произвола, а как способность к самоопределению согласно своей высшей природе.

Ключевым становится различение между действиями, которые душа претерпевает под натиском страстей и внешних влияний (это и есть область господства «судьбы»), и действиями, которые она совершает из себя самой, руководимая чистым разумом (нус). Первые – невольны и по существу являются страданием; вторые – единственно добровольны и составляют подлинно «наше дело». Таким образом, судьба управляет внешним человеком, «составным существом», но внутренний человек, наша глубинная умопостигаемая сущность, свободна. Степень нашей реальной свободы в мире зависит от экзистенциального выбора: уступить ли хаосу телесных смешений и внешних воздействий, став марионеткой судьбы, или же, усилиями самопознания и добродетели, «очистить» свой внутренний логос, позволив ему направлять жизнь.

В этом контексте астрология, генетика, социология – все науки о внешней детерминации – описывают материал, данный душе для её деятельности. Но форма, смысл и этическая ценность жизни определяются тем, как душа этот материал использует, преобразует или превозмогает. Добродетельный человек, по Плотину, даже в тисках неблагоприятной судьбы не становится злым, ибо его суждение и внутренняя позиция остаются независимыми. Его свобода – это не свобода изменить расположение звёзд или родиться в ином теле, а свобода дать этим обстоятельствам иную, осмысленную оценку, действуя в них согласно разуму.

Таким образом, современное звучание философии Плотина заключается в мощном утверждении нередуцируемости человеческого духа. В мире, где нейронауки, генетика и социология всё детальнее описывают механизмы нашего поведения, плотиновский вопрос «почему при одних и тех же обстоятельствах один совершает кражу, а другой – нет?» сохраняет свою остроту. Его ответ – это призыв к трансцендированию имманентной причинности через обращение к внутреннему логосу. Свобода оказывается не фактом природы, а достижением духа; не даром, а задачей, требующей постоянного усилия по восхождению к своему собственному умопостигаемому началу. Судьба властвует над всем, что в нас есть от мира, но над тем, что в нас – от Ума и Единого, она не имеет власти. В этом диалектическом единстве несвободной судьбы и сверхприродной свободы Плотин находит окончательное оправдание и космического порядка, и человеческого достоинства.

1. об основании и причинности: от необходимости к свободе.

В центре рассуждения лежит фундаментальный вопрос о причинной обусловленности всего сущего. Плотин начинает с исчерпывающего логического перебора всех мыслимых комбинаций причинности и беспричинности для событий и сущностей. Этот метод позволяет утвердить первый принцип: ничто не возникает беспричинно, и понятие «пустого отклонения» или спонтанного, абсолютно немотивированного действия является внутренне противоречивым и неприемлемым для рациональной картины мира. Даже кажущиеся внезапными движения души, при ближайшем рассмотрении, оказываются вызванными предшествующими состояниями, представлениями или влечениями. Беспричинный акт означал бы, что душа не принадлежит самой себе, будучи увлекаема слепым порывом, что отрицает её природу как разумного начала. Таким образом, универсальный закон причинности распространяется на все сферы: от физических процессов до человеческих поступков.

Однако Плотин сразу вводит crucialное различение уровней причинности, что составляет внутренний нерв его аргумента. Для вечных, неизменных сущностей – первых начал – вопрос о внешней причине бессмысленен. Их бытие и деятельность тождественны; они суть самодостаточные причины себя, и всё производное получает от них своё существование и форму. В этом проявляется неоплатонический принцип эманации: высшее не действует на низшее внешним образом, но низшее существует постольку, поскольку причастно высшему. Напротив, в мире становления, где вещи не всегда производят одну и ту же деятельность, мы имеем дело с цепью последовательных причин. Здесь можно проследить ближайшие причины любого события: выход на рынок обусловлен мыслью или потребностью, выздоровление – искусством врача, богатство – трудом или случаем.